Средиземноморская Франция в раннее средневековье. Проблема становления феодализма - Игорь Святославович Филиппов
Многодетности южнофранцузской семьи XI в.[881] имеются некоторые косвенные доказательства. Например, практически нет благочестивых дарений в надежде заиметь детей[882], что, наряду с религиозными факторами, может объясняться тем, что массовым бесплодием общество того времени не страдало. Нет оснований говорить и о чрезмерно высокой детской смертности: дарения за упокой души умерших детей редки и, как правило, содержат упоминания о других, здравствующих детях[883]. Вполне вероятно, что на самом деле картина была менее радужной, и мы вновь сталкиваемся с искаженным отражением действительности. Но постольку, поскольку вообще можно доверять нашим источникам, оправдано утверждать, что детская смертность не перечеркивала рождаемость.
Как будет показано в пятой главе, существуют серьезные проблемы с социальной идентификацией лиц, упоминаемых в дошедших до нас документах. Совершенно ясно, что лица относительно более высокого статуса представлены в них заметно лучше, чем простолюдины, тем более зависимые крестьяне. И хотя в облике и самом функционировании семей крестьян и их сеньоров, несомненно, было немало общего, маловероятно, чтобы это касалось и такого показателя, как численность детей, сильно зависящего от материальных условий существования. Число детей в крестьянских семьях было, наверное, несколько меньшим, главным образом за счет более высокой смертности[884]. Однако в тех случаях, когда можно с достаточной уверенностью идентифицировать семью как крестьянскую, многодетность все же является нормой[885]. Налицо настоящий демографический бум, органично вписывающийся в наши представления об XI в. как о времени экономического роста.
3. Территориальное устройство
В последние годы медиевисты все чаще обращаются к проблеме социальной организации пространства. Это понятие пришло в историческую науку из географии, где его применяют для обозначения наиболее общих пространственных аспектов человеческой деятельности, будь то территориальное устройство, соотношение форм поселений, дорожная сеть и т. д. Что касается истории, понятие нуждается в дальнейшей теоретической разработке, но даже на нынешнем этапе осмысления его познавательные возможности очевидны[886]. На материале раннего, отчасти и классического, средневековья исследуется в основном территориальная организация власти. В этом, безусловно, есть резон; ясно, однако, что изучение пространственных аспектов жизни общества не должно исчерпываться потестарной проблематикой.
Отличительной особенностью изучаемого региона является то обстоятельство, что он почти никогда не представлял собой единого целого в политическом и даже в административном отношении. Максимально объединенным он был, как ни странно, на заре своей писаной истории, когда в конце II в. до н. э. возникла провинция Нарбонская Галлия. Но и тогда за ее пределами остались т. н. Приморские Альпы — горная область на границе Галлии и Италии, от Ниццы до Бриансона, покорившаяся римлянам лишь при Августе и сохранившая административную самостоятельность вплоть до конца Империи. В эпоху Домината Нарбонская Галлия была разделена на три провинции: Первую Нарбонскую Галлию, в целом совпадающую с Лангедоком; Вторую Нарбонскую Галлию, вобравшую в себя большинство внутренних районов Прованса, из прибрежных же только район Фрежюса; Вьеннскую Галлию — в ее состав вошли Савойя, Дофинэ, Виварэ, Западный и Южный Прованс (Оранж, Арль, Марсель, Тулон, некоторые другие местности). Все три провинции, как и Приморские Альпы, вошли в состав обширного Вьеннского диоцеза[887].
Наиболее реальной административной единицей на протяжении всего античного периода была civitas, иначе pagus. Хотя центром пага чаще всего был римский муниципий, границы их в целом совпадали с древними племенными территориями галлов, лигуров и иберов. Размеры пагов поэтому сильно различались: наряду с крупными (Арль, Ним, Тулуза) существовали и совсем маленькие, расположенные по большей части в Альпах (Антиб, Динь, Риез, Сенез и другие). Границы civitates были четко размечены; найдены межевые знаки с надписями типа: fines arelat(ensium); fines aquens(ium)[888]. Следует иметь в виду, что заключенная в этих границах территория обладала не только политической, но в определенной мере также экономической целостностью. Во всяком случае, имения подавляющего большинства граждан civitas находились в ее пределах и обеспечивали важнейшей продукцией ее главный город[889].
Это административное деление было принято Церковью[890], придерживавшейся его в течение почти всего средневековья. Даже в тех случаях, когда город практически прекращал существование, и резиденцию епископа переносили в другое место, территориальная единица, а с нею и епископская кафедра, сохраняла древнее название. Так, в средние века резиденция епископов Сенеза находилась в городке Кастеллан, но это никак не сказывалось на титулатуре[891]. Изменений было немного, и касались они границ не столько провинций, сколько входящих в них civitates. Например, к началу VI в. из Нимского диоцеза выделились диоцезы Изес и Магелон, из Безьерского — маленький диоцез Агда[892]. Одновременно начинает выстраиваться церковная иерархия. Епископы Первой Нарбонской Галлии оказались в подчинении у нарбонского архиепископа, чья власть, однако, не простиралась за Севенны, за которыми начинались архиепископства Буржа и Вьенн. С конца VIII в., с образованием Испанской Марки, в состав Нарбонской архиепископии вошли и каталонские диоцезы — вплоть до образования в 1118 г. Таррагонского архиепископства. Прованс был разделен на три церковные провинции: Арль, Экс и Амбрен, в целом совпадавшие с границами гражданских провинций Поздней империи. Например, Амбренское архиепископство, состоявшее из шести епископств, соответствовало Морским Альпам[893].
Политическое единство региона было нарушено в начале V в. Обосновавшись в 418 г. в районе Тулузы, вестготы шаг за шагом прибрали к рукам территорию, которую мы сегодня называем Лангедоком.
