Славное дело. Американская революция 1763-1789 - Роберт Миддлкауф
9. «Бастарды Англии»
I
Британские войска не положили конец недовольству бостонцев, а лишь стали его новым объектом. Насущная проблема, вставшая перед ними, заключалась в том, что городские и провинциальные власти отказывались их содержать. Губернатор Бернард тщетно грозился выбить деньги из легислатуры; полковник Далримпл говорил грозно, но ничего не достиг; прибывший из Нью-Йорка генерал Гейдж тоже обнаружил, что неспособен ничего добиться. Некоторое время казалось, что можно использовать «мануфактурный дом» — здание, в котором располагались школа прядения и мастерские по производству льняной ткани, но как только Далримпл собрался расквартировать там часть своих людей, дом заняли несколько десятков бедных семей, которые отказывались его покидать. Отис, Адамс и их товарищи, вероятно, подстрекали эти семьи к тому, чтобы заявить свои права на это здание. Так или иначе Далримпл понимал, что насильственное выселение бедняков сулит ему лишь головную боль[319].
Пока происходили все эти мелкие конфликты, часть солдат ставили палатки на пустырях, некоторые расположились в Фанел-холле, другие — в замке Уильямс. Прошло не так много времени, прежде чем Гейдж и Бернард разрешили использовать королевские фонды для аренды нескольких крупных складов, которые затем были переоборудованы в казармы. Владельцы этих зданий практически не сталкивались с недовольством общественности: судя по всему, согласие брать британские деньги не компрометировало сопротивления размещению на этих землях королевских войск.
II
В других колониях такие сделки могли не понять. О них не было широко известно, однако новости о переброске войск в Бостон распространились быстро. Прибытие солдат спровоцировало летнее брожение и фактически гарантировало то, что призыв Массачусетса в циркулярном письме получит массовую поддержку.
Хиллсборо подготовил почву для активных действий колоний; некоторые колонисты говорили, что он не оставил им выбора. Дело в том, что в апреле, когда он отправил губернатору Бернарду приказы, он также написал свое циркулярное письмо другим губернаторам колоний, поручив им проинструктировать свои ассамблеи, чтобы те не обращали внимание на письмо из Массачусетса. В том случае, если бы собрания ослушались этого приказа, губернаторам следовало их распустить[320].
Глупое самодовольство Хиллсборо, презрение, с которым на него смотрели члены палаты представителей в Массачусетсе, прибытие солдат в Бостон, наряду с информацией о бунте из-за «Либерти» и таможенных комиссаров, — все это помогло появлению официальных деклараций, поддерживающих циркулярное письмо и протестующих против законов Тауншенда. Но местная политика за рамками этих событий и сопутствующих им обстоятельств продолжала влиять на форму, содержание и выбор времени актов колониального сопротивления.
Нью-Джерси, Коннектикуту и Виргинии не потребовались специальное побуждение в виде этих событий, ведь они начали действовать еще в конце зимы или начале весны. Ассамблее Мэриленда этого, возможно, было бы достаточно, но губернатор Хорейшо Шарп благонамеренно и с сознанием долга ее пришпорил. В конце июня Шарп сопроводил письмо Хиллсборо запиской, в которой он высказывал свою убежденность в том, что собрание «не обратит внимания» на циркулярное письмо. Повторение слов Хиллсборо оказалось крайне неподходящей тактикой. Делегаты ответили, что их «не отвратить от правого дела несколькими громкими выражениями», хотя и не пояснили, что именно они считают правым. Впрочем, они недолго скрывали это от Шарпа: на следующий день они одобрили петицию королю, в которой высказывали недовольство пошлинами Тауншенда и просили их отменить. Главный постулат петиции мало отличался от того, что к тому времени уже фактически стало американской доктриной: это был, как заявляла ассамблея, «прочный и неизменный принцип природы вещей, составляющий саму идею собственности, согласно которому то, что человек честно приобрел, не может быть отнято у него без его согласия»[321]. Получив острый ответ, Шарп мог и не читать петицию. Он и так уже знал, что нужно делать, и немедленно распустил ассамблею.
Осенью и в начале зимы ответили Делавэр, Северная Каролина и Джорджия, сыгравшие незначительную роль в кризисе Акта о гербовом сборе. Ассамблея Делавэра официально получила только виргинское письмо, но в октябре в петиции королю она примкнула к тем, кто оспаривал конституционность новых налогов. Северная Каролина одобрила похожую петицию и вела себя с тонкостью, которую ее губернатор Уильям Трайон спутал с «умеренностью». Трайон узнал тремя годами ранее, что жители Северной Каролины могут проявлять крутой нрав, и предпочел не распускать ассамблею, несмотря на приказ Хиллсборо. В Джорджии палата общин (Commons House) ассамблеи решила подождать до конца декабря, но успела отправить обращение к королю, составленное по образцу циркулярного письма, прежде чем губернатор Джеймс Райт распустил ее[322].
В этих колониях местных противоборствующих группировок либо не существовало, либо они умудрялись переступить через свои конфликты благодаря общему недовольству программой Тауншенда. В других колониях все происходило не столь гладко. Фракции Уорда и Хопкинса в Род-Айленде всю весну выясняли политические отношения и пытались достичь соглашения о должности губернатора, но летом они решили, что ассамблее следует отправить королю петицию против новых налогов. К тому времени, как король отклонил петицию, ассамблея, работавшая теперь вполне слаженно, уведомила кабинет министров о том, что она разделяет популярную в Массачусетсе позицию[323].
Фракционность обычно не мешала движению той приливной волны, которую оседлала элита в Южной Каролине. Эти рисовые плантаторы уже давно привыкли делать все по-своему, помыкая правительством, когда в 1768 году они столкнулись с двумя вызовами. Первый обозначился еще годом ранее. «Регуляторы» в отдаленных районах, названные так, видимо, потому что им надлежало регулировать положение дел, поддерживать закон и порядок и налаживать управление на западе, сами являлись плантаторами, хотя и не выращивали рис. Среди них были также крепкие представители среднего класса, владельцы магазинов, несколько ремесленников, землевладельцев, которые в 1767 году, раздраженные безразличием правительства, взяли закон в свои руки. Перед ними стояли серьезные проблемы: эта местность все еще не пришла в себя после опустошительной войны с чероки (1760–1761), в ней орудовали банды преступников, грабившие уважаемых соседей, и почти полностью отсутствовали правительственные и другие институты. К марту 1768 года «регуляторы», организовавшиеся в отряды рейнджеров, уничтожили или прогнали большинство преступников и, окрыленные успехом, взяли на себя обязанности по сбору долгов, надзору за семейной жизнью, а также принялись энергично, хотя и довольно грубо, трудоустраивать безработных. К осени они смогли отразить попытки востока положить конец этой деятельности, а в октябре им удалось добиться избрания двух или трех своих представителей в легислатуру. Они не имели четкой позиции в отношении мер Тауншенда, поскольку их занимали более насущные заботы, такие как расширение представительного правительства на запад. Однако их требования и привычка
