Славное дело. Американская революция 1763-1789 - Роберт Миддлкауф
Выходные дни прошли мирно: «Вечера субботы и воскресенья священны», — замечал Хатчинсон[302]. Но под личинами спокойствия обеих сторон и Хэнкок вместе с «Сынами свободы», и власти планировали свои следующие шаги. Таможенным комиссарам не пришлось долго думать, что делать: они вместе со своими семьями и подчиненными перешли на «Ромни». Такое убежище не казалось подходящим или необходимым губернатору Бернарду, который в понедельник встретился с советом в безуспешной попытке убедить его членов попросить прибытия войск. Члены совета прохладно отнеслись к этому предложению, сказав губернатору, что «они не хотели бы получить по голове». «Сыны свободы», напротив, разгорячились и призывали «очистить землю от паразитов, которые пришли, чтобы опустошить ее»[303].
До конца недели «Сыны», как признали Бернард и Хатчинсон, полностью взяли город под свой контроль. Они превратили массовое собрание вокруг Либерти-холла (как называлась земля под Liberty Tree — Деревом свободы) в череду легальных городских собраний; они выслушали всякого рода сумасбродные предложения от чудаков (например, поставить все военные корабли в порту под командование городского собрания), а затем спокойно подали прошение губернатору, чтобы тот приказал «Ромни» покинуть Бостон. Они возобновили известное дело против парламентского налогообложения; велели представителям города в палате сделать все возможное для предотвращения новых реквизиций и разобраться, действительно ли таможенные комиссары либо кто-то еще попросили отправить в Бостон королевские войска[304].
Резолюция города насчет войск не предвещала ничего хорошего. Бернард, должно быть, прочел ее с ужасом, ведь он давно желал прибытия войск, но не решался попросить об этом без одобрения совета. Таможенные комиссары не чувствовали подобных ограничений и давно об этом просили, оправдываясь тем, что «губернатор и чиновники не имеют здесь никакого авторитета или реальной власти». Бернард знал о желаниях комиссаров (он достаточно часто говорил о своей неспособности удовлетворить их), но он не стал бы действовать самостоятельно, хотя и не желал признавать, что его власть испарилась. Не похоже, чтобы он сильно опасался за свою безопасность, хотя один друг рекомендовал ему «уносить ноги» в случае прибытия войск. Скорее, он был глубоко подавлен из-за слабости своего правительства в Массачусетсе.
Кроме того, Бернард знал, что ему не избежать еще одного кризиса, поскольку недавно были доставлены инструкции Хиллсборо, по которым следовало «призвать» палату аннулировать циркулярное письмо. Бернард наверняка понимал, что палата откажется, а также что роспуск палаты после ее отказа по требованию Хиллсборо — государственного секретаря по делам американских колоний — ничего не решит[305].
Тем не менее у Бернарда не было выбора, и 21 июня в атмосфере, все еще отравленной дымом мятежа из-за «Либерти», он передал приказ Хиллсборо аннулировать письмо. Палата медлила несколько дней, а Отис произнес взволнованную речь, которая снова, на первый взгляд, казалась несвязанной с обсуждаемыми вопросами, но на самом деле была рассчитана на то, чтобы вызвать у американцев отвращение к испорченности англичан, в то время как «клика» тщательно подсчитывала своих сторонников. Бернард требовал ответа трижды и 30 июня получил то, чего так боялся: «против» проголосовало 92, «за» — семнадцать, а палата назвала циркулярное письмо «невинным», «добродетельным» и «похвальным». После этого губернатор поступил согласно распоряжению и распустил легислатуру[306].
Когда члены палаты отправились «паковать чемоданы», ситуация для Бернарда и королевской власти только ухудшилась. У «Сынов свободы» теперь появилось еще одно дело: представителям народа отказывали в праве собираться и направлять петиции для принятия мер против несправедливостей. Раздраженное письмо Хиллсборо к Бернарду, вскоре появившееся во всех газетах, тоже не помогало успокоить взволнованные умы. Вместе Хиллсборо и Бернард дали народной партии такие возможности, которые она не могла упустить.
Члены палаты, проголосовавшие против аннулирования циркулярного письма и теперь ставшие чуть ли не святыми (их называли «Славные девяноста два»), вскоре имели удовольствие прочесть свои имена в Boston Gazette. Сторонники аннулирования, о которых, естественно, отзывались куда менее лестно, тоже увидели свои имена на бумаге. Те же члены палаты, которым довелось отсутствовать во время голосования, начали наперебой писать спикеру Кушингу, заверяя его, что если бы они присутствовали, то «Славные девяноста два» стали бы еще более многочисленной группой. Спикер Кушинг сделал им одолжение, передав их письма в Gazette. Это давление, под которым большинство подчинилось популярной линии поведения, не назовешь тонким, однако оно было мягким в сравнении с нападками Gazette на некоторых сторонников аннулирования[307].
К тому времени Отис, Адамс и их последователи уже набили руку в использовании прессы. Они почти превзошли себя летом 1768 года. Конституционные вопросы искусно разъяснялись (особенно проблема угрозы свободе, обусловленная роспуском палаты), разбирались новые версии министерского заговора против колоний. Сэм Адамс много писал тем летом, часто под псевдонимом «Детер-минатус». Он так обобщил причины народного возмущения:
Возьму на себя смелость сказать, что я ничуть не больший сторонник «восстаний, мятежа и незаконных собраний», чем его превосходительство. Но когда народ угнетается, а его права нарушаются, когда посягают на его собственность, когда на него насылают надсмотрщиков, когда флот на его глазах навязывает ему неконституционные законы и каждый день ему угрожают войска, когда распускается легислатура (!), а правительственные решения принимаются тайно, словно султанским советом, когда вокруг роятся чиновники и их прихлебатели, то в таких обстоятельствах народ будет недоволен, и его нельзя в том винить…[308]
Адамс не преувеличивал народного недовольства; губернатор также сообщал о нем своему начальству в Лондоне.
Были и другие признаки, помимо газетных сообщений. Примерно через неделю после роспуска палаты около пятидесяти «Сынов свободы» пытались захватить Джона Робинсона — таможенного комиссара — в его доме в Роксбери: прошел слух, что Робинсон покинул свое убежище в крепости, куда бежал в июне. Слух оказался ошибочным, и «Сыны» удовлетворились тем, что сломали фруктовые деревья Робинсона и забор вокруг его дома. Позже, в июле, гораздо более многочисленная толпа попыталась заставить уйти в отставку Джона Уильямса, генерального инспектора таможни, но он не поддался давлению[309].
Губернатор, тем не менее, был
