М. Воробьев - Русская история. Часть I
Казалось бы, тут и смуте конец: борьба за власть между группировками бояр, интриговавших против Бориса, а потом против Лжедимитрия, кончилась. Но земский собор собрать в этих условиях еще нельзя. Да Василию Шуйскому и не нужен земский собор, потому что земцы вполне были согласны с кандидатурой Бориса Годунова, а Василий Шуйский не пользовался авторитетом, несмотря на свое происхождение (он Рюрикович). Поэтому организуются, что называется, массовые выкрикивания из толпы, и на Красной площади вопят: «Хотим царя Василия!»
И Василий становится царем. Он избран на митинге, сугубо демократическим способом, но совершенно очевидно, что авторитета у нового московского царя не много. И действительно, последующие четыре года показывают, что этот царь царствует номинально, а уж управлять вообще не может. Правда, он сразу делает вполне естественный шаг: патриарх Игнатий, ставленник лже-Дмитрия, тут же убран, и его место занимает митрополит Казанский Гермоген, который сыграет большую роль во всех последующих событиях. Шуйский добрался до власти, но этого мало: надо еще уметь властью пользоваться. Вот тут он сделать ничего не может.
Некто Молчанов, один из пособников убитого Самозванца, бежит в Польшу и уже по дороге, видимо, обдумывает вопрос: как по-новому раскрутить этот традиционный ход? Сам он, правда, самозванцем {стр. 90} быть не хочет и ищет кандидатуру, которая на это согласилась бы. Занятие это довольно опасное, и Молчанов понимает, что жизнь все-таки дороже. Но уж больно здорово получилось в первый раз, почему бы не попробовать и во второй? Находится какая-то малопонятная личность, чье имя неизвестно. И опять: польская граница, северские города, Путивль, воевода Шаховской, который готов на что угодно, лишь бы навредить царю Василию, плюс знаменитый Болотников. Иван Болотников был слугой или холопом князя Телятевского. Он воевал с татарами, попал в плен, попал в Турцию, греб на галерах его величества султана, каким-то образом бежал с этих галер, попал в Италию, в Венецию, оттуда стал перебираться обратно поближе к родине, но тут уже не испытывал судьбу на море, а добирался посуху, потому ему пришлось переезжать Польшу. Там он попался на глаза Молчанову, и тот его переслал к Шаховскому.
Болотников не изображал из себя самозванца — он просто устроил бунт. И вот что получается: с одной стороны к Москве идут бунтовщики Болотникова («крестьянская война под предводительством Ивана Болотникова» — так этот базар именовался в учебниках по истории СССР), с запада начинает двигаться какая-то новая сила под названием «Самозванец» во главе со спасшимся в очередной раз чудесным образом «царевичем». А в Рязани поднимается дворянство во главе с Прокопием Ляпуновым, которое очень недовольно политикой царя Василия, потому что власти нет, порядка нет, государственность падает, страну раздирают на части все кому не лень. А дворянство, служилое сословие, порядка хочет: оно привыкло к порядку, поддерживало всегда порядок, поэтому оно — наиболее заинтересованная в нем часть населения.
И вот к Коломенскому подходят Болотников и отряды рязанцев во главе с Прокопием Ляпуновым. На какое-то время между ними имеет место альянс, но скоро Ляпунов и его дворяне понимают, что лучше быть с Василием, чем с Болотниковым, потому что последний жаждет только одного: экспроприации экспроприаторов, т. е. впереди только грабеж, только насилие — и больше ничего. В таких случаях надо выбирать из двух зол, и Ляпунов переходит на сторону правительственных войск. Болотников благодаря этому разбит, бежит в Калугу, в Тулу, где его хватают и, увезя в Каргополь, казнят.
Кажется, можно вздохнуть свободно. Но тут уже возникает Лжедимитрий II. Мы не знаем его имени, но знаем прозвище: «тушинский вор». «Воровать» на русском языке XVII века означает «делать неправду», поэтому воровство есть обман, грабеж, просто утверждение какой-то неправды, даже на словах, измена, в том числе государственная. И вот народ называет эту личность вором, потому что правды там быть, конечно, никакой не может. Он со своими отрядами казаков, которые хотят грабить все что только можно, подходит к Москве и останавливается в Тушино (поляки поддерживают его уже совершенно открыто).
Взять Москву он не может. Москва — это тройной ряд стен: Белый город, Китай-город и Кремль, это не под силу тушинцам. Но он может грабить почти безнаказанно почти все города средней России и Верхнего Поволжья, что он и начинает делать. Отстоять эти города Василий Шуйский не может, выгнать вора из Тушино — тоже. Начинается противостояние, которое продолжается с 1608 по 1610 год. У Шуйского остается только одна надежда — пригласить каких-нибудь помощников со стороны бороться с тушинцами. Для этого командируется в Швецию его племянник Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Ему 22 или 23 года, он блестяще проводит переговоры, нанимает профессионалов, в Новгороде появляется небольшое шведское войско, начинается обучение русских добровольцев. И вот это войско в 1609 году начинает двигаться из Новгорода в Москву.
Но пока это все происходит, разграблены практически все наши города — Владимир, Ростов, Суздаль и т. д., везде рыскают банды казаков, тушинцев, поляков, беглых «деятелей» Болотникова. Никакой власти, каждый сам за себя.
Осенью 1608 года тушинцы начинают осаду Троице-Сергиевого монастыря. Они знают о его богатствах, о его казне. К тому же, это близко от Тушино. В монастыре оказалось в осаде приблизительно 2,5 тысячи человек — несколько сот монахов, крестьяне, бежавшие из окрестных деревень, и те паломники, которые в этот момент оказались в монастыре. Среди них была Ксения Годунова. Постоянно вело осаду монастыря 15 тысяч человек. Она продолжалась до 1610 года, пока не была снята подошедшими отрядами Скопина-Шуйского. За время этой осады практически все, кто находился в монастыре, погибли. Когда осада была снята, там оставалось в живых 200 с небольшим человек.
У нас на Руси помнят осаду Севастополя, блокаду Порт-Артура, Ленинградскую блокаду. Но первой такой страшной блокадой была осада Троице-Сергиевого монастыря. Эта осада, когда приходилось рыть подкопы, отражая подкопы тушинцев, когда приходилось устраивать вылазки, сражаться на стенах, сбрасывая все новые лестницы, — эта осада стала как бы знаменем борьбы простых русских людей против всей этой нечисти, которая обрушилась тогда на Россию. И пример этой обороны значил чрезвычайно много. Это был как бы якорь, который держал всю Россию. Знаменитый келарь Троице-Сергиевого монастыря Авраамий Палицын написал потом подробнейшую историю этой осады. Там описываются некоторые периоды по дням, а битвы всегда называются по месту, где они происходили: например, «битва в капусте», потому что сражались на монастырских огородах. Читать это очень интересно.
И вот осада снята. Скопин входит в Москву, тушинцы бегут. Тушино разорено, сожжено самими тушинцами, и Шуйский может вздохнуть спокойно. Наконец-то какое-то регулярное войско, полководец, который не проиграл ни одной битвы. Страшное позади.
Но в апреле скоропостижно умирает Скопин-Шуйский, ему 24 года, и все говорят о том, что он попросту отравлен. Здесь Василия Шуйского не надо винить — он обожал своего племянника и рассчитывал, что оставит ему царство. Говорили о том, что отравил его Дмитрий, брат Василия Шуйского, человек {стр. 91} скудоумный и очень гордый. Может быть. А может быть, его жена — дама, которая была на многое способна. Трудно сказать. В это время к Москве уже движется польское войско. Оно под Вязьмой. Навстречу выходит русское войско, но во главе его не Скопин-Шуйский, а Дмитрий Шуйский. В битве при селе Клушино русское войско разбито наголову, и поляки подходят к Москве. Создается ополчение, и вот летом 1610 года брат Прокопия Захар Ляпунов в Кремле сводит с царства царя Василия. Он вынужден уехать на свой собственный боярский двор, а потом его на всякий случай постригают насильно в монахи. Он сам молчал во время пострига, а все положенные слова произносили за него, и хотя патриарх Гермоген не признал этого пострижения, т. к. оно было насильственным, тем не менее Василий Шуйский сходит с политической сцены.
А кто приходит — ополченцы, Ляпунов? Они пришли не одни — с казаками. И вот они сразу пытаются устроить нечто вроде временного правительства. Это не земский собор, но все-таки собрание представителей служилого сословия, где решают, что надо делать. Если прочитать договор, который был написан в 1609 году, то совершенно очевидно, что дворянство не желает никаких казаков, никаких поляков, оно хочет одного — порядка. Нужен человек, который все возглавит.
Патриарх Гермоген уже тогда говорил о Михаиле Романове, сыне митрополита Ростовского Филарета (это тот самый Федор Никитич Романов, который во времена Бориса Годунова был сослан и пострижен в монахи с именем Филарет). Но в Кремль входят поляки, их приветствует боярство. Начинается самый отвратительный период управления страной, который называется «периодом семибоярщины». Несколько бояр и близких к ним людей воображают, что они могут править страной, при этом хорошо понимая, что им никто не собирается подчиняться.