Александр Пыжиков - Питер - Москва. Схватка за Россию
В самом деле, чем занимался исполком, помимо исполнения крайне востребованных «пожарных» функций? Много времени было потрачено на обсуждение текста присяги и шлифовку ее формулировок; по этому поводу развернулись долгие дебаты[907]. Не менее заинтересованное отношение вызвал гимн «Да здравствует Россия, свободная страна» (слова Бальмонта, музыка Гречанинова). Право на его издание решили предоставить Бюро помощи освобождающимся политзаключенным[908]. Прилив энтузиазма вызвала оглашенная М.И. Скобелевым инициатива: отдать под заседания Совета рабочих и солдатских депутатов Зимний дворец[909]. Разумеется, не мог Совет обойти церемонию прощания с жертвами, погибшими в ходе революционных событий. Популярностью пользовалась идея захоронить их прямо на площади перед Зимним дворцом, где народ не раз проливал кровь в борьбе за свое освобождение. Только благодаря вмешательству Временного правительства, направившего М. Горького переубеждать горячие головы, траурные мероприятия перенесли на Марсово поле. Там, на братской могиле, предполагалось силами лучших архитекторов воздвигнуть грандиозное здание для российского парламента[910]. Бурю возмущения вызвало решение кабинета назначить бывшим министрам небольшую пенсию – 7 тыс. руб. в год. Совет негодовал: какое право имеет демократическая власть расходовать народные деньги на тех, кто сознательно защищал царский режим! Правительству напоминали: произошла не смена министров, а революция, преобразующая весь строй[911]. Что касается вопросов менее эмоциональных, но важных для государственного управления, то здесь члены совета заметно терялись.
Например, назначение во все ведомства комиссаров Совета «для неусыпного надзора за Временным правительством», о чем много говорили, не было осуществлено вплоть до начала мая, когда надобность в этом отпала – в связи с вхождением социалистов в правительство[912]. Характерно, что Совет не возражал против направления в различные ведомства думских комиссаров. Решение правительства о том, что назначение исполкомом лиц для сношения с ведомствами не может иметь официальной силы, было принято без прений[913].
Серьезную полемику между Советом и Временным правительством вызвал далеко не праздный вопрос: где провести Учредительное собрание? Как известно, подготовка этого масштабного народного форума была главной задачей новой власти. В дни переворота было решено, что правительство будет заседать в Петрограде. Однако москвичи взялись исправить такое положение дел. Московская городская дума постановила ходатайствовать перед только что сформированным Временным правительством о проведении предстоящего Учредительного собрания по выработке формы правления и основных законов в Москве[914]. Назначенный городским комиссаром Н.М. Кишкин выехал в Петроград, где проинформировал министров: Москва настаивает на созыве Учредительного собрания у себя, и к ее голосу присоединяется вся Россия. Премьер князь Г.Е. Львов заверил Кишкина, что правительство склоняется именно к такому решению.[915] Но советские лидеры стали энергично протестовать. По их словам, намерение правительства провести Учредительное собрание в Москве, где издавна господствовала торгово-промышленная буржуазия, объяснялось желанием уйти из-под контроля революционного народа[916]. Дискуссия вспыхнула с новой силой. В поддержку Первопрестольной выступили и общественные организации. В частности, военно-промышленные комитеты заявили, что провинциальные ВПК никогда не пойдут за Петроградом[917]. Бурное обсуждение состоялось и на Всероссийском торгово-промышленном съезде, прошедшем 19-22 марта 1917 года. Вот характерная выдержка из речи в поддержку кандидатуры Москвы:
«Здесь с Красного крыльца в Кремле, откуда возвещались все великие события русской жизни, здесь великодержавный русский народ окончательно возвестит свободу и порядок... и тогда мы поверим, что не будет больше смуты на Руси»[918].
Редкие выступления ораторов, оспаривавших данную точку зрения, тонули в шуме купеческих голосов. Под их аккомпанемент П.П. Рябушинский призвал поверить в Москву и добавил:
«Сидение в Петрограде, может быть, нас до добра не доведет»[919].
Уже и помещение для предстоящего собрания подыскали: депутат Государственной думы М.М. Новиков предложил провести его в строящемся на Миусской площади соборе в память освобождения крестьян. В нем без труда можно было бы разместить около шести тысяч человек. А когда Учредительное собрание выполнит свои задачи, освятить здание как храм. Это выглядело бы весьма символично: собор в память не только освобождения крестьян, но и освобождения всей России[920]. Однако все доводы москвичей не возымели нужного воздействия: в данном вопросе Временное правительство не пошло против Совета. Это был первый тревожный звонок для купеческой буржуазии: оказалось, что политическое взаимодействие с революционными элементами чревато определенными рисками, не проявлявшимися при старом режиме.
Временное правительство и Совет рабочих и солдатских депутатов решали самые разнообразные вопросы, но самым важным среди них оставался вопрос военный. Ведь новое государственное строительство разворачивалось в условиях ведения боевых действий, что в значительной мере определяло характер политической обстановки. Революционный переворот произошел в то время, когда царская Россия планировала крупное наступление на фронте. Оно должно было стать частью военной операции, разработанной в конце 1916 года совместно с Францией и Англией. По расчетам союзников, осуществление данного замысла, намеченное как раз на март 1917 года, должно было привести к полному разгрому Германии[921]. Свержение царского режима, естественно, внесло в эти планы серьезные коррективы, отсрочив их реализацию до стабилизации политического положения в России. И, конечно, произошедший переворот непосредственно повлиял на состояние российской армии. Власть командного состава была подорвана, солдатские массы пришли в движение. Началось повсеместное неповиновение приказам, в некоторых частях происходили самосуды и насилие над офицерами. Разбушевавшиеся солдаты обстреляли даже автомобиль военного и морского министра А.И. Гучкова, который объезжал части Петроградского гарнизона; один из сопровождающих, князь Д.Л. Вяземский, был убит[922]. Приказ №1, обнародованный Советом (он, напомним, предусматривал создание солдатских комитетов в войсках), спокойствия в солдатские ряды, мягко говоря, не добавил. В этой обстановке злободневный военный вопрос становился тем фактором, который определял расклад политических сил и которым, как орудием политического давления и манипулирования, пытались действовать различные группировки, сформировавшиеся в верхах в ходе переворота.
Разумеется, первым разыграть военный козырь постарался А.И. Гучков: он хорошо понимал, что в случае успеха должность военного и морского министра обеспечит ему ключевую роль в кабинете. Инструментом для проведения в вооруженных силах реформ «сверху» стала комиссия «по переработке законоположений и уставов в точном соответствии с новыми правовыми нормами». Во главе комиссии встал старый соратник Гучкова бывший царский военный министр А.А. Поливанов; в нее вошли как опытные генералы, так и группа молодых офицеров, выдвинувшихся во время революции (Г.А. Якубович, П.И. Аверьянов, Г.Н. Туманов, Л.Г. Туган-Барановский, П.И. Пальчинский и др.). Члены комиссии пытались использовать в своих интересах приказ №1: понимая, что распространение солдатских комитетов остановить невозможно, они решили ввести в них офицеров (за ними закреплялась треть мест). Кроме того, комиссия Поливанова разработала положение, обязывающее комитеты поддерживать дисциплину, контролировать хозяйственную деятельность и т.д. и при этом устранявшее их от обсуждения политики Временного правительства и приказов командования. Но вернуть реальную власть офицерству на принципе единоначалия разработчики новых идей, опасаясь монархического реванша, не решились[923]. Усилия Гучкова по реформированию армии коснулись и омоложения высшего командного состава. За два месяца своего пребывания на посту военного и морского министра он заменил 146 генералов, причем 116 из них были вовсе удалены из вооруженных сил, а остальные понижены в звании[924]. Предполагалось, что на смену им придут новые командиры, которые лучше адаптируются к изменившимся условиям и смогут установить надлежащую дисциплину.
