Русское дворянство времен Александра I - Патрик О’Мара
Различные «кружки» при дворе были центрами культурной жизни и политических интриг, которые помогали формировать и направлять идеи и взгляды культурной элиты. Война почти или совсем ничего не сделала, чтобы положить конец политической оппозиции: скорее, после 1815 года оппозиция политике императора усилилась, поскольку общество осознало, что поражение Наполеона не ведет к политической либерализации[533]. Возвышение Аракчеева до должности второго по значимости человека в Российской империи только усугубило оппозицию Александру I, как предполагает Кочубей, и подорвало доверие дворянства (и особенно придворной элиты) к суждениям царя.
Есть признаки того, что самому Александру I не хватало уверенности в себе. В своих мемуарах графиня Эделинг ссылается на разговор, который у нее был с царем о жертвах, принесенных страной в 1812 году, в котором он раскрыл свои слабости в следующем замечании: «Этому народу нужен вождь, способный вести его к победе; а я, по несчастью, не имею для того ни опытности, ни нужных дарований. <…> у меня нет качеств, необходимых для того, чтобы исполнять, как бы я желал, должность, которую я занимаю».
Графиня ручалась за подлинность своих записей точных слов Александра I[534]. Еще один отголосок этих сомнений содержится в замечательном отрывке из мемуаров Меттерниха, где царь пытается объяснить ему свое недавнее поведение: «Вы не понимаете, почему я теперь не тот, что прежде; я вам это объясню. Между 1813 годом и 1820 протекло семь лет, и эти семь лет кажутся мне веком. В 1820 году я ни за что не сделаю того, что совершил в 1813. Не вы изменились, а я. Вам не в чем раскаиваться; не могу сказать того же про себя»[535].
Примерно так же несколько лет спустя, в 1824 году, Александр I, по некоторым свидетельствам, уныло заметил: «Славы для России довольно; больше не нужно; ошибется, кто больше пожелает. Но когда подумаю, как мало еще сделано внутри государства, то эта мысль ложится мне на сердце, как десятипудовая гиря»[536]. С современной тем событиям точки зрения М. А. Дмитриева, осознание Александром I того, что он не способен адекватно управлять Российской империей (а тем более реформировать ее) — несмотря на предоставление Польше конституции, которой завидовали образованные россияне, — было главной причиной уныния последних лет[537].
Низкая оценка Александром I своих достижений, о которой говорилось выше, кажется действительно далекой от панегирика Н. И. Греча, который был опубликован через десять лет после смерти царя. Греч называет «ревностное и великодушное попечение его о просвещении своей неизмеримой империи» «блистательнейшим алмазом в нетленном венце царствования императора Александра». Что касается скептиков и критиков, то «предубежденные против него» после кратчайшего обмена мнениями с ним становились его друзьями и поборниками. «Ничто не могло противиться очарованию его обворожительной улыбки». Затем ода завершается пафосным крещендо:
Истекает десятый год со времени его кончины. Россия наслаждается всеми благами земными, счастием, довольством, славою, любить и благословлять Государя своего; но священное воспоминание об Александре все еще извлекает искренние слезы из очей его верных подданных, верных его незабвенной памяти и за пределами могилы[538].
Конечно, при жизни у Александра I было много преданных поклонников среди своих подданных. Среди них мемуарист И. И. Мешков, который вспоминал визит царя в Пензу 30 августа 1824 года: «Государь всегда и всюду являлся ангелом». Мешкову и его сыновьям посчастливилось «увидеть его больше десяти раз»[539]. Александра I хвалил один из пострадавших от катастрофического наводнения в Санкт-Петербурге в 1824 году. В знак признательности за компенсацию в размере 6000 рублей он превозносил царя, как это, например, видно в письме Аракчеева от 16 декабря 1824 года: «В истории нет другого примера объединения таких воинских и гражданских добродетелей в одном правителе!» Он также поблагодарил Александра за быстрое восстановление города после катастрофических наводнений[540].
Однако возникает вопрос, сколько среди оплакивавших кончину Александра I, по словам Греча, было тех, кто подобно Кочубею, Каразину, Сперанскому и Воронцову служил царю с усердием и отличием только для того, чтобы вызвать его неудовольствие. Генерал-лейтенант С. А. Тучков в своих мемуарах совершенно ясно дал понять, что не пролил и слезинки. Потомок старинного дворянского рода, чьи представители давно и с отличием несли воинскую службу, Тучков ругал Александра I на страницах своих воспоминаний до такой степени, что его редактор, К. А. Военский, почувствовал себя обязанным в предисловии 1908 года выступить в защиту царя: «Корректный, беспристрастный в своих отзывах о современниках Тучков делается совершенно нетерпимым и желчным, как только речь заходит об императоре Александре». Военский, в свою очередь, ругает Тучкова за то, что он останавливается исключительно на предполагаемых недостатках императора, при этом полностью игнорируя положительные качества, «признанные за ним историей».
Тучков подверг резкой критике то, что он считал порочным характером Александра I. Еще до того, как Александр взошел на престол, утверждает Тучков, в некоторых его действиях проявился «дух неограниченного самовластья, мщения, злопамятности, недоверчивости, непостоянства в обещаниях, обманов и желание наказывать выше законов». Проблема заключалась, по мнению Тучкова, в том, что только те, кто действительно ссорился с ним, знали об истинной природе царя. Большинство считало его, однако, достойным учеником знаменитого Лагарпа, другими словами, борцом за Просвещение и за права человека: «Но потом все узнали свою ошибку».
В подтверждение своего весьма нелестного портрета Александра I Тучков подробно описывает подлое и мелкое мщение царя своему знакомому, молодому дворянину по имени Шишкин. Когда при Павле I он не смог выплатить небольшой долг, его разжаловали в рядовые и приговорили к каторжным работам в сибирской ссылке. Все попытки Шишкина добиться впоследствии помилования от Александра I не увенчались успехом, хотя царь прямо амнистировал жертв своего отца при восшествии на престол. Для Тучкова это был типичный пример расчетливой жестокости правителя, который, казалось, получал удовольствие от продления страданий отдельных подданных. Еще хуже, по его мнению, было то, что Александр I не только никому не доверял, он даже не доверял себе[541].
Другим недовольным дворянином был князь И. М. Долгоруков. Его мемуары отражают сходное разочарование в Александре I. В качестве гвардейского
