Эдвард Гиббон - Закат и падение Римской Империи. Том 1

Мы не можем воздержаться от того, чтобы не цитировать следующее остроумное, хотя и несколько фантастическое, мнение, высказанное одним знаменитым новейшим писате­лем, о военном управлении Римской империи: "Так называ­емая Римская империя была в ту пору чем-то вроде беспоря­дочной республики, несколько похожей на аристократию Алжира, не располагающая верховною властью милиция назначает и низлагает сановника, называемого деем; дейст­вительно, может быть, следует считать за общее правило, что военное управление в некоторых отношениях более про­никнуто республиканским духом, нежели монархическим. И нельзя сказать, что солдаты принимали участие в управлении только своим непослушанием и своими бунтами: разве речи, с которыми обращались к ним императоры, не сдела­лись в конце концов похожими на те, с которыми консулы и трибуны когда-то обращались к народу? И несмотря на то что армии не имели особых мест для сходок, что они не при­держивались никаких определенных форм, что они большею частью не обладали хладнокровием, что они мало рассужда­ли и много действовали, разве они не располагали по своему произволу общественным достоянием? И что такое был им­ператор, как не министр опиравшегося на насилие прави­тельства, избранный только для пользы солдат?

Рис.Марк Юлий Филипп (Араб).

Когда армия избрала в товарищи к императору Филиппа, который был преторианским префектом при третьем Гордиане, этот последний просил, чтобы ему была предоставлена вся верховная власть, и не мог получить на это согласия. Он стал просить армию поровну разделить между ними власть и не мог получить на это согласия; он стал умолять, чтобы ему оставили титул Цезаря, и ему было в этом отказано; он стал просить, чтобы его назначили преторианским префектом, и его просьба была отвергнута; наконец, он стал просить, что­бы ему оставили жизнь. Постановя все эти разнообразные приговоры, армия действовала в качестве верховного судьи. По словам историка, сомнительный рассказ которого воспроизводит Монтескьё, Филипп, хранивший мрачное молчание в продолжение этих переговоров, хотел пощадить жизнь сво­его благодетеля, но, сообразив, что его невинность может внушить всеобщее и опасное сострадание, приказал, не обращая внимания на его крики и мольбы, схватить его и, сняв все отличия, немедленно предать смерти. После минутного колебания этот бесчеловечный приговор был приведен в ис­полнение.

После своего возвращения с Востока в Рим Филипп, желая загладить воспоминание о своих преступлениях и приобре­сти любовь народа, отпраздновал Столетние игры с небыва­лой пышностью и великолепием. Со времени их учреждения или возобновления Августом они праздновались Клавди­ем, Домицианом и Севером, а теперь они были возобновлены в пятый раз по случаю того, что завершился тысячелетний период со времени основания Рима. Все, что входило в состав этих игр, было искусно приспособлено к тому, чтобы вну­шать суеверным людям самое глубокое благоговение. Длин­ные промежутки между ними выходили за пределы чело­веческой жизни, и точно так, как ни один из зрителей еще не видел их, ни один из них не мог льстить себя надеждой, что увидит их вторично. Мистические жертвоприношения совер­шались в течение трех ночей на берегах Тибра, а Марсово поле, освещенное бесчисленными лампами и факелами, ог­лашалось музыкой и оживлялось танцами. Рабы и иностран­цы не могли принимать никакого участия в этих националь­ных торжествах. Хор из двадцати семи юношей и стольких же девственниц, которые принадлежали к знатным семьям и родители которых еще находились в живых, молил милосер­дных богов о ниспослании всех благ настоящему поколению и об оправдании надежд, возлагаемых на будущее поколе­ние, - молил в своих религиозных гимнах, чтобы боги оправ­дали доверие к древним оракулам и сохранили добродетели, счастье и могущество римского народа. Великолепие уст­роенных Филиппом зрелищ и увеселений приводило в изум­ление толпу; благочестивые люди были заняты суеверными обрядами, и только немногие призадумывались над прошед­шей историей и будущей судьбой империи.

С тех пор как Ромул с небольшой кучкой пастухов и раз­бойников укрепился на холмах подле Тибра, уже прошло де­сять столетий. В течение первых четырех столетий римля­не приобрели в школе труда и бедности способность к войне и к управлению; благодаря энергичному применению этих способностей к делу и при помощи счастья они в течение следующих трех столетий достигли абсолютного господства над многими странами Европы, Азии и Африки. Остальные триста лет протекли среди наружного благоденствия и внут­реннего разложения. Нация, состоявшая из солдат, должно­стных лиц и законодателей, делившихся на тридцать пять триб, исчезла в общей массе человеческого рода и смешалась с миллионами раболепных провинциалов, получивших пра­во называться римлянами, но нисколько не проникнув­шихся духом этого народа. Продажная армия, набранная между подданными и пограничными варварами, представля­ла единственный класс людей, сохранивший свою самостоя­тельность и употреблявший ее во зло. Благодаря ее мятеж­ным избраниям сириец, гот или араб возводились на рим­ский престол и получали деспотическую власть и над завое­ваниями Сципионов, и над их родиной.

Границы Римской империи все еще простирались от Запад­ного океана до Тигра и от гор Атласа до Рейна и Дуная. В глазах толпы Филипп был такой же могущественный мо­нарх, как Адриан или Август. Форма была все та же, но в ней уже не было прежнего здоровья и энергии. Длинный ряд уг­нетений ослабил в народе дух предприимчивости и истощил его силы. После того как исчезли всякие другие добродетели, дисциплина легионов стала единственной опорой государст­венного величия; но и она была поколеблена честолюбием или ослаблена малодушием императоров. Безопасность гра­ницы, которую обеспечивали не столько укрепления, сколь­ко воинские доблести, мало-помалу сделалась ненадежной, и самые лучшие провинции пали жертвою алчности или често­любия варваров, скоро приметивших упадок римского могу­щества.

ГЛАВА VIII.

О положении Персии после восстановления этой монархии Арташиром.

Всякий раз, когда Тацит отклоняется от своего сюжета для того, чтобы заняться внутренними делами германцев или парфян, его главная цель - дать отдых читателю, утомленно­му однообразным зрелищем пороков и бедствий. С царство­вания Августа до времен Александра Севера Рим знал толь­ко внутренних врагов - тиранов и солдат, а перевороты, со­вершавшиеся по ту сторону Рейна и Евфрата, имели крайне слабое влияние на его благосостояние. Но когда военное сос­ловие, в разгаре анархии, ниспровергло и власть монарха, и законы сената, и даже дисциплину лагерей, северные и вос­точные варвары, бродившие вблизи от римских границ, сме­ло напали на провинции разрушающейся монархии. Их бес­покойные набеги превратились в грозные нашествия, и после длинного ряда превратностей фортуны, сопровождавшихся невзгодами то для одной, то для другой стороны, некоторые неприятельские племена утвердились в провинциях Римской империи. Чтобы составить себе ясное понятие об этих важ­ных событиях, мы должны предварительно изучить харак­тер, силы и стремления тех народов, которые отомстили за Ганнибала и Митридата.

В самые отдаленные века всемирной истории, когда покры­вавшие Европу леса служили убежищем для перекочевывав­ших с места на место дикарей, обитатели Азии уже жили в больших городах и уже сплотились в обширные империи, в которых процветали искусства, роскошь и деспотизм. Асси­рийцы господствовали на Востоке до тех пор, пока скипетр Нина и Семирамиды не выпал из рук их изнеженных преемников. Мидяне и вавилоняне разделили между собой их вла­дения и потом сами были поглощены персидской монархией, распространившей свои завоевания за пределы Азии. Один из потомков Кира, Ксеркс, вторгся, как рассказывают, с дву­мя миллионами людей в Грецию. Но для завоевания Персии было достаточно тридцати тысяч солдат, предводимых сы­ном Филиппа Александром, которому греки поручили под­держать их славу и отомстить за них. Государи из рода Селевка захватили македонские завоевания на Востоке, но скоро лишились их. Почти в то самое время, как они постыдным мирным договором уступали римлянам страну, лежащую по сю сторону Тавра, они были вытеснены из всех провинций Врхней Азии диким племенем скифского происхождения – парфянами. Владычество парфян, распространившееся от Индии до пределов Сирии, было в свою очередь ниспроверг­нуто Арташиром, или Артаксерксом, основателем новой ди­настии, которая под именем Сасанидов владела Персией до вторжения арабов. Этот важный переворот, оказавший па­губное влияние на судьбу Рима, совершился на четвертом го­ду царствования Александра Севера и в двести двадцать ше­стом году после Р.Х.