Нина Соротокина - Канцлер (Гардемарины, вперед - 3)
Екатерина пошла танцевать, но спустя полчаса подошла к старшему Бутурлину с тем же вопросом. Отец молодожена был в хорошем настроении, и ответ его был мягче.
- Арестовали Алексея Петровича, а теперь ищем причину, почему мы это сделали, - сказал он со мехом. - Канцлер сам же нам за это и попенял. Документы, говорит, не умеете без меня толком оформить. Я думаю обойдется. Какой епиграф, такой и епилог.
Ответы государственных мужей были как будто искренни, но вполне могло быть, что искренность их была нарочитой. Они просто отмахивались от нее, чтоб под ухом не жужжала.
Во время контрданса статс-дама ее величества Шаргородская сделала знак рукой, в нем можно было прочитать и приветствие, и указание: идите, мол, туда, вот в эту дверь, надо поговорить. Шаргородская всегда хорошо относилась к великой княгине, и она с трудом дождалась конца танца.
- Ваше высочество, - начала статс-дама взволнованно, как только они уединились в небольшой комнатке, гардеробной или буфетной, - я давно хотела поговорить с вами, но, видимо, мое сообщение опоздало.
- Опоздало? Почему?
- Потому что граф Бестужев арестован. И я советую вам принять все меры предосторожности. Я не могла поговорить с вами раньше ввиду уединенного образа жизни вашей последнее время.
- Попросту говоря, вас ко мне не пускали?
- Можно сказать и так, - прошептала Шаргородская, покраснев.
"Черт побери!" - мысленно выругалась Екатерина. Во всем виновата ее беременность, потом роды... Зачем рожать детей, если их у тебя тут же отнимают? Ее дочери уже два месяца, кажется... а ее до сих пор не пустили к ребенку. Но это полбеды! Это успеется. Плохо то, что она потеряла бдительность. Она просмотрела, пропустила, не заметила главных подпольных событий, происходящих во дворце. Ее обвели вокруг пальца! Даже о любимом Понятовском она подумала вдруг с раздражением. Любовь хороша под мирным небом, а когда под тобой дымится земля, то все эти нежности только помеха.
Шаргородская терпеливо ждала, когда великая княгиня справится со своим волнением, перестанет ходить по комнатке, мрачно глядя в пол.
- Ну, я слушаю вас, - сказала она наконец
- В конце декабря, перед самым Новым годом, Александр Иванович Шувалов ездил в Нарву к фельдмаршалу Апраксину.
- Зачем? - быстро спросила Екатерина и вдруг побледнела страшно.
- Точно я не знаю, но... вот какая фраза была сказана: "Апраксин-де поклялся, что никакой переписки с графом Бестужевым и вами у него не было и что внушений от великого князя в пользу короля Фридриха II он не получал".
Екатерина быстро отвернулась, чтоб скрыть чувства, отразившиеся на лице. Конечно, радость... но еще больше ее поразило сообщение о собственном муже. Она, наивная душа, совсем скинула его со счетов. Экий плут, экий мошенник! Екатерина сразу и навсегда поверила, что Петруша давал указания Апраксину. Все давали! У фельдмаршала от этих распоряжений распухла голова. Но подумайте, какой прыткий у нее муж! И какой скрытный! Теперь уже не понять, чьи распоряжения выполнял старый, толстый Апраксин, отводя армию на зимние квартиры...
- Откуда эти сведения?
- Моя комната во дворце, - заторопилась Шаргородская, - расположена рядом с апартаментами графа Шувалова. Екатерина Ивановна сама мне все это и рассказала. Зашла вечерком чаю попить...
- Ай да Соляной столб! - прошептала Екатерина.
- Но я слово дала, ваше высочество, чтоб об этом - ни одной живой душе! Правда, по Петербургу об этом и так болтают, но это не важно. Главное, чтобы с моим именем не связывали.
- Спасибо, я не забуду вашей услуги, - мягко сказала Екатерина. - И никогда не подведу вас.
Воистину, это был удивительный вечер, потому что на нем случилась еще одна встреча, взволновавшая ее чрезвычайно.
После Шаргородской она вернулась в залу, подошла к столу спросить у официанта клюквенного морсу и вдруг почувствовала затылком, он даже теплый стал, чей-то взгляд. "Станислав, - прошептала она мысленно, - экий неугомонный!" Недавнее раздражение против любовника прошло. В самом деле, почему она не может позволить себе поговорить на чужих свадьбах с приятным ей человеком? Государыни нет... а сокол рядом. Как бы ни вела себя Екатерина, Елизавете все равно донесут, что она виделась с Понятовским. И почему бы ей не потанцевать с приятным ей человеком?
Она резко повернулась. Нет, это был не Понятовский. Екатерина вначале не поняла, почему этот высокий, незнакомый человек смотрит на нее так, что она затылком его чувствует? По какому праву? Какая бестактность, какая дерзость! Застыл, как изваяние! Он действительно не шевелился, просто стоял и смотрел, и взгляд его был очень внимателен, словно видел он куда больше, чем позволяла эта освещенная, праздничная зала.
И тут она узнала его.
Никита Оленев и Екатерина Романова
"Так изменилась, - думал он, глядя в милые черты. - Девочки как не бывало. Очень взрослая женщина, подбородок, пожалуй, стал тяжеловат, раньше этого не было. В карих глазах искры пляшут. Сердится, наверное... Да смею ли я вот так на нее пялиться?"
Он низко поклонился, и Екатерина угадала марионеточную неестественность его поклона, словно его кто-то за нитку дернул, и он сложился пополам.
- Ваше высочество, позвольте сказать вам... - он перевел дух. - Мне надо передать несколько слов от человека вам известного. Он не решился доверить эти слова бумаге.
- Вы говорите?..
- О графе Бестужеве - Я видел его в пятницу, накануне ареста. Он просил передать, чтобы вы не волновались, поскольку он все, - Никита сделал ударение на последнем слове, - бросил в огонь.
Екатерина кивнула, лицо ее было напряженным, лоб собрался в морщины, и это ее портило. Никита рассказал про связь через музыканта, которого рекомендовал Бестужев. Он назвал фамилию - Зигфрид Дитмар, каждую мелочь пришлось повторить по два раза, видимо, Екатерина проверяла его, а может быть, из-за волнения не могла сосредоточиться. Потом вдруг сказала, ласково коснувшись руки:
- Вы очень изменились, князь. Мне не хочется высчитывать, сколько прошло лет. Умоляю, не говорите, - воскликнула она, заметив, что он намеревается назвать число. - Я рада вас видеть... очень.
От великой княгини пахло мятной водой. Мода на эту туалетную воду пришла из Франции, а назвали ее очень по-русски "холодец". Мятный дух давал ощущение свежести и чистоты.
Смутившись под пристальным взглядом Екатерины, Никита опять поклонился чуть ли не в пояс. "Очень хорошенькая,. очень милая, но и только, - подумал он, вслушиваясь в пульс, не участился ли, - Похоже, я совсем излечился от этой болезни".
- Могу ли я рассчитывать на вашу помощь? - серьезно спросила Екатерина- Друзья мои арестованы. Я совсем одна.
- Рад служить вам, ваше высочество.
- Необходимо связаться с арестованным канцлером, - видя, что Никита с готовностью кивнул, она замахала рукой. - Нет, нет, вам нельзя. Вы уже выполнили возложенную на вас миссию. У вас в доме служат немцы?
- Нет.
- Вот видите, а у меня служат, - она рассмеялась. - Один соотечественник передает другому соотечественнику привет или посылку с далекой родины. Это так естественно, не правда ли? В дом Бестужева пойдет моя камеристка Анна Фросс, она умна и с каждым, может договориться.
Никита расцвел, он даже открыл было рот и воздуха набрал полные легкие, чтобы со всей страстностью согласиться с выбором великой княгини, и... промолчал - Внутренний голос, наш противоречивый мудрец, "сомкнул ему уста". Уже потом, на досуге, выстраивая в памяти весь разговор, Никита сознался себе в том, что трудно сформулировать словами: "Великой княгине может быть неприятно, что я восхищаюсь Анной... кроме того, могли последовать вопросы, на которые я не хочу, да и не могу отвечать. Екатерине совсем не обязательно знать, что Анна, пусть без вины, побывала в Калинкинских палатах.
В конце концов, узнав, что я знаком с Анной,. она могла заменить ее на любого из своей свиты, но я этого не хочу..."
Поэтому он кивнул с полным согласием.
- Я понял, ваше высочество. Связь с вами я буду поддерживать через камеристку Анну.
- Я не это имела в виду, - пожала плечами Екатерина. - Но пусть будет по-вашему. Когда вы понадобитесь мне, я позову вас через Анну Фросс. А теперь, пожалуй, пригласите меня танцевать, а то наша беседа слишком затянулась.
У колонны стоял Понятовский и ел великую княгиню глазами. Она только улыбнулась мимоходом, потом скрестила пальцы, подула на них. Никита предложил ей руку, и они впорхнули в только что начавшийся котильон.
Оленев никогда не любил танцевать, поэтому ему надо было сосредоточить все свое внимание на фигурах, разговор был самый простой: розы, мимозы, погода, театр, до тех пор, пока Екатерина, сделав очередную вычурную фигуру, не спросила вдруг:
- А как поживает ваш друг господин Белов? Нет ли от него вестей?
- Есть... - несколько удивился Никита. - А что вас интересует?
- Где он сейчас?
