Анна Антоновская - Базалетский бой (Великий Моурави - 5)
И вновь майдан бурлит!
- Что? Что теперь будет? Кто скажет? Кто отгадает?
Сдвинув набекрень папахи, вытирая большими пестрыми платками вспотевшие лбы и затылки, амкары, купцы, торговцы возбужденно выведывают друг у друга: что будет?
Уже работа закипала, уже товар с аршина сам срывался, уже весы прыгали как под зурну. Уже с царем Симоном смирились - все же свой, отдельный царь.
Неужели, кахетинские амкары опять в картлийский котел полезут?
- Не иначе! Не свой же пустой облизывать?
- Напрасно о котле беспокоишься, Сиуш: Исмаил-хан и полные и пустые утащил!
- Тоже хорошо! Нашего Моурави не признавали - без шарвари остались.
- Теперь пусть не надеются, второй раз не потрудится восстанавливать им Кахети.
- Ничего, алазанская форель поможет...
Густой смех прокатился. И снова томление, тревога: что, что будет? И, как ни странно, чем больше накалялся воздух, тем громче звучало имя Георгия Саакадзе: только Моурави способен отыскать выход, только в нем спасение! Симон законный царь, а Теймураз?..
- Если война, победит тот, на чью сторону станет наш Моурави.
- Еще бы, Сиуш, война непременно будет. Где слыхал, чтобы на трон без драки влезали?
- А ты за кого?
- Я? Я за Великого Моурави!
- А царь?
- Царь нужен непременно! Царство, как человек, не может без головы жить.
- Без головы уже живет - только папаху носит, потому незаметно.
И вновь забросив молотки и аршины, с утра до ночи, то собирались толпой, то распадались на мелкие группы. Всех волновала судьба торговли. Каждый пытался предрешить будущее майдана.
- О чем спорите? Разве без торговли живет царство?
- Верно говоришь, Пануш! Пусть цари тянут каждый к себе Картли, а мы, как в люльке, посередине будем лежать.
- Почему такой умный сегодня, Отар? Может, мацони с утра кушал? Разве не знаешь: если люльку сильно раскачать, ребенка можно выронить!
- И то правда, для майдана небольшая польза, когда каждый день хатабала!
- Э!.. Что будешь делать, если князья сами не знают, какой царь им нужен: один слишком тихий, другой слишком громкий, третий сам, без князей, любит царствовать, четвертый еще хуже - совсем не любит царствовать...
- Хе-хе!.. Пятый триста дней в году празднует свое рождение!
- И тридцать пять дней охотой занят.
На майдане не смолкал хохот.
- Что ж, самое время в люльке качаться, - вытирая кулаком глаза, кричал тучный торговец сыром. - Только чем кормить такое беспокойное дитя?
- Засолом, - потешался торговец хной.
- Не знаешь чем? Тогда что ты знаешь? Соленая башка! - обозлился торговец глиняными кувшинами. - На радость чертям начнут гвири скакать с новыми повелениями, и каждый постарается по моим кувшинам проехать.
Вперемежку раздавались то брань, то хохот. Снова собирались толпы, чтобы тут же распасться на группы. Нестерпимый зной слепил глаза. Коки-водоносы едва успевали притаскивать воду из Куры, мгновенно разливая по чашам.
В воздухе стоял гул, словно от шумного дыхания кузницы. Уже никого не радовал заказ князей: задаток дали, а где заработок? Нет, не время тратить монеты на товар! А князья на своем стоят: раньше готовый заказ, а потом монеты. Как-то сразу зашаталась жизнь - словно путник опустил поводья и конь, спотыкаясь, топчется на месте, не зная, куда идти.
Лишь один Вардан Мудрый, по обыкновению, молчал, не вмешивался ни в какие споры, не выражал никаких пожеланий. Не спеша, снял он с полок бархат, шелк, парчу и другие драгоценные товары, перетащил их, по совету Нуцы, незаметно домой и запрятал в глубокие сундуки, врытые между столбами сарая в землю.
Солидные купцы, зайдя в лавку Вардана за советом, метнув взгляд на полки, заполненные дешевой персидской кисеей, миткалем для деревенских рубах и грубым сукном, годным разве только на чохи зеленщикам или тулухчам, молча поворачивали назад в свои лавки, и там, за закрытыми дверями, слышалась торопливая укладка товаров в тюки и сундуки...
Чубукчи подъехал неожиданно, но Вардана трудно застать врасплох... Следя за площадью, он поспешно вышел из лавки, прикрыв дверь.
- Ты что, Вардан, уже закончил день?
- Угадал, уважаемый. Один человек - говорят, мсахури князя Палавандишвили, - почти не торгуясь, закупил у меня парчу, бархат и шелк. Хвастал, что на приданое княжны. Не знаю, правда или нет.
- Неправда. Князь Палавандишвили младшую дочь зимой венчал. Может, мсахури из Кахети? Тоже говорят: храбрый Исмаил не одну куладжу - шарвари у кахетинских князей снял, а они не против были.
- Может, из Кахети, монеты запаха не имеют.
- Зато лазутчиков по запаху узнают.
- Может, так. Вот решил домой пойти. Сегодня жена каурму приготовила, давно хотел.
- Арчил, тот, что в Метехи, просил передать: не, держи больше выбранный им товар, раздумал он чоху шить, - вспомнил чубукчи поручение старшего смотрителя конюшен. - Продай бархатному лазутчику... Кстати, о лазутчике вспомнил! Не видал ты гонца?
- Какого гонца?
- Саакадзевского... Мой князь зовет.
- Почему должен видать?
- А разве не ты был в почете, когда Саакадзе хозяйничал в Картли?
- Я и сейчас в почете, когда хозяйничает Андукапар.
- Почему думаешь, Андукапар?
- Не я один, все чувствуют приятную руку князя. Хорошо, благородный князь Шадиман работой амкаров успокоил. Уже многие хотели закрыть лавки. Вдруг, прислонив руку к глазам, Вардан начал всматриваться вдаль. Не понравился ему разговор лазутчика Шадимана, и он решил избавиться от непрошеного собеседника. - Уважаемый чубукчи, если гонца Моурави ищешь, сейчас к мосту поскакал.
- К мосту?
Чубукчи хлестнул коня и с трудом стал пробираться через Майданскую площадь.
Вардан поспешно вошел в лавку.
- Гурген! - позвал он спрятавшегося сына. - Беги в духан "Золотой верблюд", скажи Арчилу, пусть немедля скачет в Метехи, - князь Шадиман ищет. Скажи: старший смотритель Арчил через чубукчи передал, чтобы я не держал больше товар. Выходит, "верный глаз" может свободно гулять, опасность позади. Ночью к нам пусть придет, все же не открыто. Хочу тоже Моурави о майдане сообщить...
Когда Арчил-"верный глаз" предстал перед Шадиманом, был уже полдень. В венецианском бокале таял кусочек льда, отражая солнечный луч. Шадиман, постукивая по льду серебряной палочкой, снова подробно расспрашивал о Саакадзе и даже о "Дружине барсов". Узнав, что Дато уехал с Хорешани в Абхазети проведать первенца, Шадиман встрепенулся и спросил:
- Не сына ли Саакадзе сватать? Слух идет, владетель Шервашидзе дочь красивую имеет.
- Нет, светлый князь, наш Автандил пока молод. А дочь Шервашидзе без носа осталась. Какая из нее жена, если Леван Дадиани, по праву мужа, нос ей отрезал? Хоть и неправда, что за измену, - все же нос снова не отрос.
Шадиман не дал улыбке перейти в смех и пристально вгляделся в приятное, смелое лицо, озаренное блеском умных глаз. Не без зависти он подумал: "Ему можно доверить. Умеет Моурави, как магнит - железо, людей притягивать".
- Вот что, "верный глаз", так, кажется, тебя зовут?
- Так, светлый князь, я еще ни разу не промахнулся. Куда направлю стрелу, туда вонзится.
- Понимаю. Хочу доверить тебе большую охоту, и если попадешь в царственного оленя, проси, что пожелаешь! Азнауром сделаю, а хочешь - женю на сестре моего мсахури.
- Светлый князь, я уже осчастливлен сверх меры, раз мне доверяешь, - и, как бы в порыве благодарности, вскрикнул: - Моурави недаром тебя, светлый князь, любит! Вслух не говорит, а только всем советует уважать тебя и восхищаться твоим умом.
- Странно, а я полагал наоборот; ненавидит меня - ведь всю жизнь спорим с ним. - И, взяв ломтик лимона, старательно выжал сок в венецианский бокал.
- Непременно потому спорит, что дорожит тобою, князь.
- Дорожит? Выходит, с меня гример берет.
Шадиман задумчивым взором скользнул по лицу Арчила, уже не удивляясь, что беседует с простым дружинником. "За Моурави я готов десять князей отдать. Но что делать, в разных церквах нас крестили". Пригубив бокал, спросил:
- Где пропадал ты все дни? Почему в Метехи не показывался? Разве не знаешь, где гонец должен терпеливо ожидать ответа?
- Знаю, светлый князь, только твой чубукчи приказал не беспокоить тебя, пока князья не разъедутся. Как раз сегодня день подходящий.
- Подходящий? Почему?
- Слово имею сказать... если разрешишь, светлый князь.
- Говори.
- В духане сегодня чанахи пробовал, вина, конечно, немного выпил... Смотрю, арагвинцы тоже кушают и кувшины часто меняют; и так дружно на меня уставились, будто не узнают. Я, конечно, их еще больше не узнаю, а сам думаю: почему в будни так много пьют? Не успел себе ответить, как вошли дружинники князя Андукапара. Сразу арагвинцы свой характер показали: "Э-э!.. - кричат. - Когда разбогатели, что в духан пришли? Может, ваш длинный князь для вас кисеты открыл?" Тут пожилой аршанец свой ум показал: "Хотя, говорит, кисеты наш длинный князь не открыл, все ж монеты не из кисета вашего широкого князя вынули, на свои пьем". Арагвинцы такой смех подняли, что кувшины закачались. "На свои? Где свои взяли? Может, выгодно пощечины княгини Гульшари продали?" - "Пришлось, - отвечает умный аршанец, - ведь за ваши ишачьи шутки и полшаури не дадут!" Вижу, светлый князь, драка будет, если останусь, непременно шашку обнажу, - только за кого? Князь Зураб сейчас худший враг Моурави, а князь Андукапар всегда врагом был. Ушел из духана - и снова изумился; на твоем майдане арагвинцы, как у себя в конюшнях, ржут. Я хорошо их характер знаю, не раз, - чтобы им волк в рот... чихнул, - рядом дрались, всегда перед боем веселились. Князь Зураб пример показывает. Только думаю: с кем бой? Об этом хотел тебе сказать, светлый князь.
