Генрих Шлиман - Илион. Город и страна троянцев. Том 2
Итак, во всем этом нет ни слова, которое говорило бы, что золотая урна, где хранились кости Патрокла, была размещена в этом кургане или вообще когда-либо должна была быть размещена здесь. Все, что мы, видимо, можем из этого вывести, – это что после смерти Ахилла его кости должны были быть добавлены к костям Патрокла в его золотой урне и что по этому случаю курган должен был быть увеличен, однако здесь нет никаких упоминаний, что урну должны были положить в него. Если бы она была туда положена или должна была быть туда положена, то Гомер не умолчал бы об этом важном факте. Следовательно, гробница Патрокла была просто кенотафом. Я хотел бы еще процитировать в качестве дальнейшего доказательства прекрасный пассаж из «Одиссеи»[338], где говорится, что кости Ахилла и Патрокла лежат вместе в золотой амфоре в кургане на берегу Геллеспонта, и пассаж «Илиады»[339], согласно которому кости Гектора, после того как их положили в золотой ларец, были снесены в могилу и покрыты курганом из камней. Однако, к несчастью, обе эти книги «Одиссеи» и «Илиады» всеми признаны позднейшими дополнениями. Следовательно, все, что поэт сказал нам относительно характера одного из курганов на Троянской долине, – это то, что это был кенотаф, и это утверждение Гомера подтверждается всеми доселе проводившимися исследованиями. Но перед своими похоронами Патрокл явился Ахиллу во сне и сказал:
О! погреби (θάπτε) ты меня, да войду я в обитель Аида![340]
Глагол θάπτω здесь всегда переводили как «похорони» или «погреби». Однако, поскольку из процитированного выше пассажа очевидно, что погребения, как такового, не произошло, я предполагаю, что значение этого слова, как в этом примере, так и в трех других пассажах, в которых оно встречается в «Илиаде»[341], может быть только «сжечь тело и провести погребальную церемонию»; при этом не предполагается, что кости будут захоронены. В этом смысле я также понимаю слово и в пассаже «Одиссеи», где описываются похороны Эльпенора[342]:
Спутников скликав, послал я их к дому Цирцеи, чтоб взять тамТруп Ельпеноров, его принести и свершить погребенье.Много дерев нарубив, мы на самом возвышенном местеБерега предали тело земле с сокрушеньем и плачем.После ж того, как сожжен был со всеми доспехами мертвый,Холм гробовой мы насыпали, памятный столб (στήλην) утвердили.
Однако в другом пассаже «Одиссеи» слово θάπτω действительно должно означать «похоронить в земле»:
Прежде других предо мною явилась душа Ельпенора;Бедный, еще не зарытый, лежал на земле путеносной[343].
В том пассаже «Илиады», где описываются похороны Этиона, мы читаем:
…Сам он убил Этиона,Но не смел обнажить: устрашался нечестия сердцем;Старца он предал сожженью вместе с оружием пышным.Создал над прахом могилу…[344]
Здесь, как и в описании погребения Эльпенора, Гомер оставляет нас в неуверенности, был ли курган сооружен над телом умершего, или же, как в случае с Патроклом, кости унесли и курган был просто кенотафом. Но у меня нет причин сомневаться в том, что в послегомеровское время и, возможно, уже в эпоху, когда были написаны XXIV песнь «Илиады» и XXIV песнь «Одиссеи», действительно существовал обычай возводить курган над останками выдающихся людей. В любом случае в воображении Эсхила могила Агамемнона была курганом, поскольку он заставляет Электру сказать: «Над сим курганом кличу: я пришел, отец!»[345] Далее, все искусственные курганы Сард, а также на побережье Крыма и в других областях юга России, судя по всему, являются настоящими могилами.
Проехав верхом еще полчаса дальше на юг по дороге на Ени-Кей, путешественник проезжает по левую руку еще один, гораздо более высокий курган, именуемый Агиос-Деметриос-Тепе, по близлежащей часовне Святого Димитрия. Но, как мы уже видели на предшествующих страницах, часовня эта получила свое посвящение по храму Деметры из белого мрамора, который стоял на этом месте и из мрамора которого отчасти и построена часовня. Этот холм из-за своего положения на самом краю высокого берега нависает над морем, и поэтому его можно увидеть с моря на большом расстоянии; и, как говорит профессор Вирхов, на земле нет такой точки на расстоянии от 9 до 12 миль, откуда его нельзя было бы увидеть.
Двигаясь далее, путешественник, проехав Ени-Кей, приедет к другому кургану высотой 60 футов, расположенному на высоте рядом с бухтой Бесика и к северу от нее; возможно, именно поэтому он и называется Бесика, или Бесика-Тепе, от турецкого слова Beshik, что означает «колыбель». Он лежит непосредственно к востоку от небольшого мыса под названием Палеокастро, о котором мы уже рассказывали.
Еще дальше на юг следует группа третичных отрогов, отделенная глубокой долиной от высот Сигея; в середине ее, примерно на расстоянии 4 миль от морского берега, вздымается другой гигантский курган высотой 83 фута и 422 фута в диаметре у основания, под названием Ужек-Тепе. Чтобы хорошо представить себе высоту 83 фута, читатель должен вспомнить, что самые высокие дома на Бродвее в Нью-Йорке не выше 70 футов.
Отправившись оттуда к Бунарбаши и поднявшись на высоты за ним – Бали-Даг, путешественник увидит здесь еще четыре кургана, самый большой из которых состоит из груды галек, и поэтому сторонники теории «Троя – Бунарбаши» отождествляют его с могилой Гектора; в то время как из трех других, гораздо более низких, один они приписывают самому царю Приаму.
Опять поднявшись на Бунарбаши и переправившись через Скамандр, читатель находит напротив Бали-Даг – на склоне горы, которая нависает над рекой и которая, как уже говорилось, увенчана руинами древнего города, стоит еще один курган из гальки, который потерял значительную часть своей первоначальной высоты[346]. Спустившись снова и проехав по правому берегу Скамандра, путешественник увидит на небольшом расстоянии к северо-западу от места слияния Скамандра и Фимбрия, на правом берегу последнего, большой курган под названием Ханай-Тепе, расположенный на ферме г-на Фрэнка Калверта, которому я помог раскопать его и который описал результаты наших изысканий в приложении IV.
Проехав оттуда в северо-западном направлении по дороге на Гиссарлык, путешественник проезжает справа еще один, меньший курган под названием Паша-Тепе[347] на низком склоне холма, простирающемся от высот третичной формации достаточно далеко на долину. Далее на расстоянии не более 200–300 ярдов к югу от Нового Илиона он видит справа и слева от дороги два кургана еще поменьше.
Наконец, я должен упомянуть низкий курган на правом берегу Калифатли-Асмака на расстоянии около 300 ярдов к северу от Кум-Кея. Мне уже приходилось неоднократно упоминать этот курган на предшествующих страницах и объяснять причины, по которым я считаю его идентичным кургану Ила, упомянутому в «Илиаде» четыре раза.
Теперь я перехожу к истории исследований, проведенных на этих курганах Троады, которые обычно называют «курганами героев»; и я должен начать с кургана Аякса, поскольку согласно традиции он был открыт первым и не руками людей, но морскими волнами.
1. Курган Аякса. Как уже говорилось, курган под названием Ин-Тепе на берегу Геллеспонта в 600 ярдах к северу от конического холма (именно его сейчас все приписывают Аяксу) в древности имел честь считаться подлинной гробницей этого героя. Согласно легенде, которую рассказывает Павсаний, та сторона кургана, которая теперь находится лицом к морю, была смыта волнами, что открыло легкий проход в гробницу: тело оказалось такого гигантского размера, что коленные кости, которые анатомы именуют коленными чашечками (patellae), были примерно размером с метательный диск (discus), такой, какие бросают мальчики, упражняющиеся в пятиборье[348]. Эту легенду подтверждает Филострат, который говорит, что когда курган Аякса был разрушен морем, то показались его кости: это был скелет длиной 11 локтей, и Адриан во время своего визита в Трою обнимал и целовал эти кости и воздвиг над ними в честь Аякса современный курган, который сейчас называется Ин-Тепе[349]. Согласно измерениям месье Бюрнуфа, высота этого кургана Ин-Тепе над уровнем моря составляет 131 фут. Страбон также подтверждает тот факт, что в его время гробница Аякса находилась на низком морском берегу, поскольку он пишет: «Затем следуют Ретий – город, расположенный на холме, и примыкающий к Ретию низкий морской берег, на котором находятся могила и святилище Эанта (Аякса) с его статуей; последнюю похитил и отвез в Египет Антоний, но Август Цезарь вернул ее ретийцам, так же как и другие статуи их владельцам»[350]. Утверждение Страбона подтверждает Лукан[351] (38–65 н. э.), который восхваляет красоту статуи Аякса.
