История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I - Михаил Михайлович Бородкин

представительную форму, которая дала бы им законное и достоверное утверждение. С этой целью, и во внимание к щекотливости настоящего положения вещей, все те, кто разделяет спасительные намерения, изложенные в мемуаре, представленном её И. В-ву майором Йегергорном, должны немедля согласиться между собой и составить представительное собрание, которое могло бы войти в законные сношения о пользах своего отечества и окончательно установить порядок, наиболее соответственный настоящему и будущему их благосостоянию. — Генерал гр. Мусин-Пушкин, главнокомандующий войсками Императрицы в Финляндии, будет уполномочен не только продлить ныне обсуждаемое мероприятие, но и выслушать финских депутатов, кои к нему присланы будут от этого собрания, и распорядиться всеми необходимыми пособиями, чтобы привести это патриотическое дело к благополучному окончанию. Только тогда её И. В-во может явить в большей мере великодушные и благосклонные чувства, одушевляющие Ее в отношении финского народа. — Но прежде всего финские собственно войска должны очистить границы России. Нельзя надеяться, чтобы шведский король во главе своих войск решился на это по доброй воле. В таком случае достоинство её И. В-ва и благо её подданных требуют, чтобы войска эти не только были вытеснены силой, но и преследуемы, и тогда вступление русских войск (в шведскую Финляндию) сделается необходимым. Но за выраженными со стороны некоторых начальников и офицеров финского войска чувствами, и, если эти чувства сообщены будут и другим гражданам Велик. Княж. Финляндского, вступление русских войск и пребывание их в этой стране не только не поведет к притеснению, или во вред жителям, но будет напротив способствовать установлению и упрочению такого политического и гражданского быта, которого желают и должны желать все истинные и разумные патриоты, дабы достигнуть действительного и ненарушимого благосостояния». С.-Петербург, 9 августа 1788 г. (Без подписи).

«Йегергорну хочется ответа за подписанием её Величества, или хотя Вице-Канцлера и они соберут сейм», — значится у Храповицкого. Но такого ответа ему не дали.

Наступило общее разочарование.

Начальники финских войск, узнав содержание русского послания, остались им крайне недовольны, но вынуждены были показать хорошее расположение в дурной игре. — Ни содержание, ни форма не соответствовали их ожиданиям. Они надеялись по меньшей мере получить ответ от русского министра, адресованный генералу К. Г. Армфельту. Между тем, петербургский ответ ни к кому не был адресован. Подлинность документа Йегергорну приходилось удостоверять предъявлением дарованного ему кольца.

13-24 августа 1788 г. члены конфедерации собрались в Аньяла для обсуждения мер, которые предстояло предпринять, вследствие русского ответа. Среди присутствовавших не наблюдалось более прежнего единодушие и согласия. Подполковник барон Клингспор и полковник барон фон-Оттер, одни из ретивейших сочленов союза, предлагали теперь примириться с королем и просить о прощении. С этой целью был даже приготовлен проект прошения. Но это предположение успеха не имело после того, как один из присутствовавших заявил, что оно составлено в таких выражениях, что жесточайшей пыткой нельзя заставить его подписать подобную бумагу.

Членам конфедерации особенно хотелось так или иначе побудить короля высказаться определенно и созвать представителей сословий. Риксдаг являлся теперь главным пунктом их требований. Мир, риксдаг и Форма Правления, ограничивающая короля, объединяли всех. Собрание решило не представлять королю полного ответа Императрицы, так как все боялись и стыдились своей неудачи. Вместо него Клик составил для короля особую записку, подписанную одним К. Г. Армфельтом. В записке говорилось, что ответ Императрицы получен, что она никогда не имела намерения напасть на Швецию, что, напротив, проявляла свои мирные стремления, что приказала прекратить военные действия лишь только её страна будет очищена от войск короля, что, считая отношения Густава к ней враждебными, желала бы заключить прочный и искренний мир с шведской нацией. В виду сего чины конфедерации просили короля о созыве риксдага.

В эти же дни (10-21 августа) король получил уведомление о готовящемся нападении Дании. Нужен был этот новый удар судьбы, чтобы в Густаве пробудилось мужество, чтобы в нем вновь забила энергия. Получив это известие, он точно прозрел и усмотрел исход из своего тяжелого положения. «Je suis sauvé», — воскликнул он. Неожиданное известие дало Густаву прекрасный повод покинуть Финляндию и мятежную армию. Он мог уехать без опасения быть назван беглецом: его звала необходимость призвать подданных к оружию против нового неприятеля.

14-25 августа король был уже в Ловизе, где нагнал его посланный конфедератами офицер (Лейонхуввуд). Войдя к королю, он передал письмо, заявив, что оно от финских полковых командиров. — Известно ли вам его содержание? — спросил король. — «Да», — ответил посланный: — они оправдывают свое предприятие и просят о созыве риксдага. — Король принял письмо, но не распечатал его. Густав велел передать им, что простит их, если раскаются и будут просить прощения. По просьбе посланного дать образец прошения о помиловании, король продиктовал ему следующее: «Мы почтительно просим Ваше Величество, милостивого нашего короля, извинить и простить нам ошибки, совершенные из чистой ревности и убеждения послужить Вашему Королевскому Величеству; но исход дела показал, что мы были введены в заблуждение и враги государства желают воспользоваться этим нашим шагом, чтобы разлучить нас с Вашим Величеством и Отечеством; раскаиваясь, мы надеемся, что Ваше Величество простите нас и не взыщите за нашу вину; мы же уверяем Ваше Величество в ненарушимой своей верности, с которой мы теперь и впредь, согласно нашей драгоценной присяге, обязаны служить Вашему Величеству и государству, желая сражаться до последней капли крови за Ваше Королевское Величество и Государство. Как суще нам Господь Бог да поможет на жизнь и на смерть».

Посланный вышел от короля и, смеясь, громко рассказывал о поручении Густава. В этот момент вышел король и, вручив ему обратно нераспечатанный конверт, прибавил: «Отвезите обратно... я с бунтовщиками не переписываюсь».

Сев в коляску, король направился к Гельсингфорсу.

При проезде короля через Ловизу, один из офицеров сказал другому, указывая на окно Густава: «Этого следовало бы посадить в Абоскую тюрьму, как некогда в нее был заключен Эрик XIV, и уже на всю жизнь».

Г. М. Армфельт удостоверяет, что отъезду короля желали помешать, имея в виду захватить его. Армфельт считает даже чудом, что королю удалось избежать плена.

Накануне его отъезда, офицеры собрались в палатке графа Лейонстедта. Общая чаша пунша была в полном ходу. Когда настроение поднялось, сделано было предложение об арестовании короля. Смелый план надлежало осуществить полковнику Хестеску. Но раздался голос подполковника Энегельма (Enebjelm): «Бросьте это! В противном случае я встану во главе Кюменьгородского батальона и освобожу его». — Ясно, что и на этот раз преступную затею пришлось оставить.

С отъездом Густава точно перерезан был