Ингерманландский излом. Борьба ингерманландских финнов в гражданской войне на Северо-Западе России (1918 — 1920 гг.) - Михаил Арнэвич Таргиайнен
Элфвенгрен сам предложил темы для рисунков, в которых были отражены эпизоды из быта ингерманландского народа с изображением хлебопашца, сеятеля, удоя молока, уборки картофеля и т. д. Однако была сделана ошибка: марок было выпущено слишком много, они медленно раскупались. Всего было выпущено 1,5 млн штук номинальной стоимостью 1 300 000 финских марок.
Почтовая марка с изображением хлебопашца, выпущенная Северным Ингерманландским комитетом
Марки, кроме статьи дохода, имели и пропагандистское значение: они способствовали популяризации идеи независимой Ингерманландии. В настоящее время эти марки имеют хождение на рынке филателии и довольно высоко котируются.
Две серии северо-ингерманландских марок составляют память о единственной предпринятой ингерманландцами попытке самоопределиться.
Несомненно, определенное время Северная Ингерманландия напоминала самостоятельное государство. Она имела свою территорию и войска, которые одновременно выполняли функции полиции. В наличии имелся флот (один пароход, рабочие шхуны и ладьи). На ее территории работали школы, казначейство, суд, орган печати и, наконец, почта.
Приближался 1920 г. Войска были переведены на зимнее положение. Всем частям были приобретены лыжи и защитные белые балахоны. Пулеметы были поставлены на лыжные установки. Руководство попечительства и полка, анализируя создавшееся положение, пришло к выводу, что новые военные действия будут бесцельны, пока внутри самой Советской России не произойдут перемены и смена власти.
Перед Рождеством на позиции к Элфвенгрену приезжала жена, которая привезла подарки ингерманландцам и их детям. Среди подарков были теплое белье, перчатки, валенки, башмаки, сапоги, табачницы, детские книжки, игры и т. д. Весьма примечательно, что жена Элфвенгрена была родом из Туркмении, и десять последних лет проживая в Финляндии, научилась говорить по-фински, что при общении с ингерманландцами имело большое значение.
Несомненно, социальная база Северного Ингерманландского полка, включающая в себя обыкновенных крестьян и финских добровольцев, была наиболее оптимальна. Ингерманландцы не желали слышать о какой-либо совместной борьбе с белогвардейцами и по возможности ограничивали приток финских добровольцев. Они избегали политических компромиссов.
Как представляется, отрицание каких бы то ни было компромиссов являлось главной ошибкой антибольшевистской коалиции. Юденич в последний момент отказался от совместного наступления на Петроград с многотысячной финской армией под руководством Маннергейма. Элфвенгрен и Северное Ингерманландское попечительство отвергли предложения Гулевича о формировании на Карельском перешейке белых частей. Их недальновидная политика привела к тому, что 7-я и 6-я советские армии имели возможность свободно маневрировать между Нарвским и Карельским фронтами. В действиях сторон отсутствовала координация. Наступление проводилось несогласованно, что в конечном итоге привело к полному поражению белого движения на Северо-Западе России и ингерманландской кампании в целом.
Возникли проблемы и с финскими добровольцами. В связи с этим в мае 1920 г. военный министр Бруно Яландер посетил полк с целью расследовать конфликт, который широко освещался в печати.
Суть конфликта нашла свое отражение в воспоминаниях Элфвенгрена. Он пишет: «С уходом брата из отряда мне с финскими офицерами стало еще труднее. Среди них попадались пьющие, за которыми постоянно необходимо было следить. Я ежедневно в своих приказаниях подчеркивал запрет в отношении спиртных напитков, но они пили скрытно. Наконец, когда я выехал в Гельсингфорс, в полку разразился скандал. В Гельсингфорсе поздно вечером я был вызван к военному министру. Прибыв к нему, я узнал, что на границе в Рождество произошел невероятный скандал, два финских офицера напились, поссорились и, угрожая револьвером ингерманландцам, учинили настоящий бой между собой. В процессе конфликта один командир батальона наступал со своим батальоном на другого, который с пулеметами засел в избе и оборонялся. В результате лейтенант Туоминен был убит. Военный министр уже отправил на границу своего представителя — инспектирующего генерала Гулина и просил меня выехать туда и разобраться. На мое счастье, главным виновником являлся финский офицер Хуссо, против приема которого я особенно настойчиво протестовал. Приехав на станцию в Рауту, я встретился с генералом Гулиным, который уже намеревался уезжать обратно в Гельсингфорс. Оказалось, что особой распорядительности он не проявил, а наоборот сам пришел в панику. От поездки на фронт он уклонился, Хуссо не арестовал и сообщил мне, что его сейчас трогать нельзя, так как он вооружен и может в ярости кого-нибудь убить. Меня возмутило его отношение к этому инциденту, и я настоял, чтобы он подождал, пока я приму необходимые меры. Он остался ждать, а я с несколькими ингерманландцами отправился к Хуссо, вошел в избу и предложил немедленно едать ингерманландцам оружие. Он, протрезвев, покорно сдал оружие, после чего был арестован и под конвоем отправлен в другое помещение. Мы хотели судить его своим ингерманландским судом, однако ввиду того, что категория данных дел не была нам подсудна, его судил финский суд, который вынес ему приговор многолетнего заключения. Кроме убитого им его собутыльника недавно прибывшего финского офицера никто не пострадал. Оказалось, что, воспользовавшись моим отъездом, Хуссо решил устроить выпивку, позвав для компании другого офицера, с которым вместе напился, перессорился и начал драться. Тот, выкинутый из избы, объявил тревогу своему батальону и, угрожая револьвером, повел наступление на избу. Когда он подошел ближе, Хуссо открыл огонь и убил его. Данная история страшно возмутила меня и всех ингерманландцев, и нам удалось добиться некоторых ограничений в отношении приема финских добровольцев. Положение финских офицеров в отряде после этого стало трудным, и они понемногу присмирели».
Ввиду неясности ближайшего будущего представлялось затруднительным увеличивать финансирование кампании, так как доходная часть бюджета состояла всего лишь из трех скромных частей: ассигнований финского правительства, прихода почтовой конторы от реализации марок, небольшой аренды за сданный в эксплуатацию пароход. Таким образом, дальнейшее поступательное развитие движения прекратилось, и все сводилось к попытке поддерживать уже достигнутое. К тому же и численность Ингерманландского полка к январю 1920 г. сократилась до 1728 человек.
Для поднятия морального духа бойцов комитет помощи учредил в виде награды за отличие в деле национального освобождения Ингерманландии свои ордена и медали. Одна из наград, Ингерманландский Крест Белой Стены, имел размер в ширину и высоту 45 мм. В центре Креста размещался рельефный герб Ингерманландии. Крест имел две степени: золотую и серебрёную. Золотым крестом награждался командный состав, а серебрёным — рядовой. Вторая награда — Ингерманландский Крест Белой Стены за особые заслуги — по форме напоминала первую награду, только дополнительно был сделан венок из листьев белого металла. Этот крест вручался командному составу. Третья награда — Ингерманландский Крест Белой
