Борис Греков - Грозная Киевская Русь
Часть их владений могла перейти к князьям Рюриковичам по мере усиления их политического могущества.
Предлагаемое мною объяснение, конечно, гипотеза, но она кажется мне более реальной, чем толкование, не менее гипотетическое, Барсова.
Итак, и князья киевские, и их окружение, бояре-мужи, не оторваны от земли, они, признавая над собой княжескую власть, сами участвуют в управлении страной. Но мужи-бояре не теряют в то же время своей особности. Едва ли мы ошибемся, если скажем, что в лице Свенельда перед нами один из таких крупных представителей знати. В. А. Пархоменко настаивает на том, что Свенельд был древлянским князем и одно время сидел князем в Новгороде[391].
A. A. Шахматов считает, согласно с летописью, Свенельда боярином, мужем кн. Игоря, посаженным Игорем в Деревской земле. Свенельд или, вернее, его сын Мстислав Лютый убил Игоря, когда этот последний захотел нарушить права Свенельда на древлянскую дань[392]. Из этих двух гипотез вторая, более близкая к текстам летописи, представляется мне и более вероятной. A. A. Шахматов старается осмыслить поведение Свенельда и Игоря в летописном рассказе о смерти Игоря и прибегает здесь к ряду остроумных и правдоподобных догадок, но не меняет социальной природы героев, В. А. Пархоменко идет значительно дальше A. A. Шахматова. Я не собираюсь разбирать весь этот интересный эпизод. Меня интересует Свенельд как княжой муж, по аналогии с которым мы смогли бы понять и других мужей, посылавших по поручению кн. Игоря своих уполномоченных в Византию. Свенельд — богатейший человек, имеющий свою прекрасно снабженную всем необходимым сильную дружину, за свои военные и политические заслуги посаженный кн. Игорем на очень ответственный пост представителя княжеской власти в завоеванную, но далеко еще не замиренную Древлянскую землю. У нас нет прямых показаний источников о том, что он землевладелец, получающий ренту со своих вотчин. Но поскольку нам известно, что князья и княгини в это время уже владели замками и селами, абсолютно не будет грехом, если мы допустим, что Свенельд и в этом отношении обставлен не хуже своего сюзерена[393]. Конечно, это только одно из возможных предположений.
Факты выступлений феодальной знати против своих сюзеренов в истории любой феодальной страны слишком хорошо известны. Стоит вспомнить хотя бы знаменитого палатного мэра Пипина Короткого, провозгласившего себя королем на место последнего Меровинга и дважды помазанного римским папою. Свенельд с таким же успехом мог бы стать родоначальником новой династии князей киевских, если бы ему удалось одолеть Рюриковичей. Предположение свое я строю на гипотезе Шахматова о серьезном столкновении Свенельда с Игорем. Но, может быть, этого столкновения и не было. Сам Шахматов, очень остроумный в своей догадке, говорит о существовании во время писания летописи «двух различных сказаний»: «По одной версии он (Мстислав Свенельдич. — Б. Г.) убил киевского князя (Игоря. — Б. Г.) и этим вызвал войну киевлян с древлянами, по другой — он убит древлянским князем, и это убийство вызвало войну киевлян с древлянами»[394].
Во всяком случае, Свенельд — один из знатных мужей, признававших над собой власть кн. Игоря, а позднее Святослава. Таких же знатных мужей летопись называет нам не раз: таковы, например, Асмуд, современник Свенельда, Блуд, воевода Ярополка, а потом Владимира, Георгий Симонович, при Владимире Мономахе и др. У нас есть основание думать, что и те мужи, которые в качестве «слов» названы в договорах Игоря и Олега, такие же большие знатные люди, вместе с которыми действуют князья не только во внешних сношениях с другими государствами, но и в делах внутренних.
Владимир постоянно совещается со своими боярами и старцами градскими, дети Ярослава созывают своих бояр для установления «Правды Русской». Подобных фактов много. Приводить их не буду.
Старый спор Ключевского, Сергеевича и Владимирского-Буданова о том, обязан ли был князь совещаться с подручной ему знатью, отпадает сам собой как совершенно бесплодный. Князь не мог действовать один, поскольку он осуществлял, прежде всего, интересы растущего класса бояр. Они шли вместе со своим вождем, великим князем, потому что иначе в данный период их существования они не могли достигнуть своих целей, т. е. укрепиться в своих позициях. Это для данного момента единственно возможная форма политического господства знати, но, в то же время, эта могущественная знать являлась и залогом силы князя киевского. Сотрудничество этих сил неизбежно. Следующий период, период феодальной раздробленности, есть период усиления независимости магнатов, роста политического значения горожан и ослабления княжеской власти.
Этот новый период пока еще не наступил. Киевский князь еще не потерял своей власти. Он признанный глава государства. Но это не самодержец. Он представитель правящей знати, признающей над собою власть великого князя в своих собственных интересах, разделяющей с ним власть. Это — аристократия. Среди этой подручной великому князю знати мы видим и Святослава, сына Игорева, который, согласно сообщению Константина Багрянородного, сидел тогда (или, во всяком случае, был одно время) в Новгороде, самом настоящем Новгороде Великом (иначе нельзя понять ясного смысла сообщения Константина, где последовательно вслед за Новгородом, отправляющим свои однодеревки в Киев, идут Смоленск и Любеч). Он тоже находится под властью великого князя киевского.
Понятно, почему рядом с этой аристократией, возглавляемой князем, мы не видим никаких конкурирующих политических учреждений.
Относительно данного периода нашей истории совершенно не прав В. И. Сергеевич, говоря, что политический строй Древней Руси характеризуется «смешанной формой правления, в которой участвуют два элемента, а именно: монархический в лице князя и народный в лице веча»[395]. Это определение политического строя может быть отнесено к периоду феодальной раздробленности, да и то со значительными оговорками.
Вечевых собраний в период существования Киевского государства наши источники не знают, да и не могло их быть при известных уже нам условиях. Они появляются позднее.
Не прав В. И. Сергеевич и тогда, когда видит вечевое собрание в договорах Руси с греками. По его мнению, факт, что для заключения договора в Византию отправляются послы не только от имени князя и его бояр, но и от людей всех русских («людье вси рустии»), говорит о том, что и здесь инициатором договора является вече. Сергеевич прямо так и говорит, что «под людьми Игоря, принимающими участие в заключении договора, надо разуметь все наличное население Киева, а не какую-либо тесную группу зависимых от Игоря людей». Но стоит нам только присмотреться ближе к тексту договора 945 года, и мы получим основание усомниться в правильности заключения В. И. Сергеевича. Эти тексты были приведены выше. Там действительно, после упоминания князя Игоря и бояр его, названы «и людье вси рустии». Но точно такой же перечень имеется здесь и применительно к греческой стороне: цесари греческие, все боярство и «все люди греческие…». «Людье вси рустии» здесь играют ту же самую роль, что «все люди греческие», но никому ведь не придет в голову предполагать тут константинопольское вече. Здесь перед нами представительство двух правительств, говорящее от имени всех своих людей, и больше ничего. Тем более что в договоре 911 года совершенно ясно выражено, кто именно заключает договор: послы для заключения договора посланы от Олега, великого князя русского, и от всех, «иже суть под рукою его светлых и великих князь и его великих бояр».
Договор 945 года упоминает «всех русских людей» совсем с другими расчетами. Русский князь говорит о всех русских людях для того, чтобы крепче подчеркнуть непосредственно следующую за этими фразами мысль об обязательности договоров для всех русских людей. Не от имени веча заключались договоры, а от имени князя и боярства, но князь здесь стоит всегда на первом месте.
В текстах всех договоров несколько раз подчеркивается мысль, что греческие цари имеют дело с великим князем русским, представляющим всю свою страну. Русский великий князь Игорь имеет право посылать сколько хочет кораблей в Грецию, но должен сообщать грекам в особой грамоте, сколько именно кораблей он посылает. Это, конечно, для контроля, чтобы под видом кораблей русского князя не проникли в Грецию корабли, так сказать, безответственные. Договор оговаривает и случай, если придут корабли из Руси без грамоты. Тогда они задерживаются впредь до выяснения, для чего греческое правительство обращается к князю русскому. К нему же обращается византийское правительство и в других случаях. Другими словами — русский князь Игорь, по данным договора, является главой государства. Он разрешает недоразумения, возникающие между двумя государствами, он запрещает своим послам творить бесчиния в Греческой стране, он просит военной помощи у греческих царей в случае нужды, он обязуется помогать своей военной силой грекам, что русские князья неоднократно и делали, он гарантирует неприкосновенность Корсунской страны, он же за всех своих людей обещает хранить в неприкосновенности условия договора. «Игорь, великий князь, да хранит си любовь правую, да не разрушится дондеже солнце сьяет и весь мир стоит в нынешния веки и в будущая», т. е. здесь подчеркивается непрерывность власти: договор остается в силе и при преемниках Игоря.
