Ингерманландский излом. Борьба ингерманландских финнов в гражданской войне на Северо-Западе России (1918 — 1920 гг.) - Михаил Арнэвич Таргиайнен

отъезда комиссии, когда члены попе­чительства и Элфвенгрен находились в штабе, обсуждая произошедший инцидент, в избу вошел щеголевато оде­тый в русскую офицерскую форму молодой человек, он щелкнул шпорами и по-военному отрапортовал, что явил­ся для дальнейшего прохождения службы. После чего протянул Элфвенгрену два документа: один удостоверя­ющий его личность, а другой в запечатанном конверте на имя командира полка. Присутствующие в штабе несколь­ко смутились от столь неожиданного явления и не смогли удержаться от смеха. Молодым человеком оказался штабс-ротмистр кавалерии барон Кнорринг, маргарино­вый финляндец, не говорящий по-фински. Из личного до­кумента было видно, что барон Кнорринг настоящим командируется в штаб ингерманландских войск для за­числения и принятия на командную должность. Указан­ный документ был подписан командующим Северным фронтом Северо-Западной армии генерал-лейтенантом Гулевичем. В другом документе находилось письмо Гуле­вича. В нем сообщалось: «...ввиду того, что командуемые Вами так называемые ингерманландские войска в настоя­щее время действуют на чисто русской территории, кото­рая согласно приказа главнокомандующего находится в его ведении, как принявшего на себя командование север­ным фронтом, то предлагаю Вам принять командирован­ного мной финляндского поданного барона Кнорринга для зачисления его на командную должность. Одновре­менно сообщаю о крайнем удивлении, как главнокоман­дующего, так и моего по поводу того, что с началом наступления Северо-Западной армии так называемые ингерманландские войска не примкнули к нему и столько времени оставались в бездействии, давая противнику воз­можность делать переброску сил с этого участка. Считаю также необходимым предупредить Ингерманландское по­печительство и Вас, что в случае, если барон Кнорринг на командную должность Вами принят не будет, я при­нужден буду сделать из этого соответствующие выводы с вытекающими из них последствиями. Согласно с выра­женными Вами пожеланиями, русские в Ваши части на­правляться мною не будут».

Никто из членов попечительства персонально против Кнорринга ничего не имел, ему объяснили, что он являет­ся жертвой возмутительных действий Гулевича, и предло­жили покинуть распоряжение полка и вернуться в Выборг. Помимо этого его просили передать лично Гулевичу, что попечительство командующим его не признает, и не по­терпит вмешательства в свои дела. Кнорринг уехал.

Появление золотых погон и блестящей формы в скромном штабе, где Элфвенгрен и члены попечитель­ства были обуты в болотные деревенские сапоги и оде­ты в форму без знаков офицерского отличия, было весь­ма не уместно.

Вскоре из Выборга поступила ответная реакция на произошедший инцидент. Гулевич объявил себя коман­дующим армией и грозился проучить ингерманландцев и Элфвенгрена и привести их всех в повиновение.

Тем временем фронт стабилизировался. Наступавшие красноармейские части упорства не проявляли, мобилизованные красноармейцы дрались неохотно. Большин­ство их боялось сдаваться в плен, так как командиры говорили им, что ингерманландцы расстреливают плен­ных. Сдавшиеся красноармейцы были добродушно на­строены, часть из них просилась добровольцами в ингерманландские части, но им в этом всегда отказыва­ли. Было совершенно ясно, что ингерманландцам оказа­лось несложно противостоять деморализованным час­тям Красной Армии. Не менее ясно было и то, что настоящие коммунистические подразделения могли на­нести по повстанцам серьезный удар, вынудив их оста­вить приграничные деревни, вести тяжелые оборони­тельные бои и отступать.

В Рауту состоялось экстренное заседание Ингерман­ландского попечительства. На заседании выяснилось, что от Северо-Западного правительства на имя председателя попечительства поступила нота, из которой следовало: «Северо-Западное правительство не возражает против ин­германландского национального движения, в то же вре­мя не склонно считать это движение враждебным нацио­нальной России и русским. Однако до сведения Северо-Западного правительства дошли указания на то, что со стороны ингерманландцев и их попечительства проявляется особая враждебность в отношении всех рус­ских и в особенности в отношении русских, связанных или представляющих интересы русской Северо-Западной армии. Протестуя против таких проявлений в отношении русских и исходя из вышеизложенного, Северо-Западное русское правительство, в согласии с главнокомандующим Северо-Западной русской армией, принуждено категори­чески настаивать, чтобы Северное Ингерманландское по­печительство в кратчайший срок путем определенного заявления Северо-Западному русскому правительству вы­явило бы свое отношение как к русским вообще, так и к Северо-Западному правительству и армии в частности, дабы правительство могло бы определить свое отноше­ние к ингерманландскому движению на будущее».

Очевидно, что данная нота была послана по настоянию Юденича и по жалобам Гулевича. После долгих дискуссий попечительство решило ответить таким образом, что­бы, ничем себя не связывая, по возможности удовлетво­рить Северо-Западное правительство, не вступая с ним в открытую конфронтацию. В постановлении попечитель­ства значилось: «В ответ на заявление Северо-Западно­го русского правительства Северное Ингерманландское попечительство считает необходимым сообщить о нижеследующем: с удовлетворением констатируя, что Северо-Западное правительство не возражает против ин­германландского национального движения, Северное Ингерманландское попечительство заявляет, что ни к русским вообще, ни к Северо-Западному правительству в частности, ни ингерманландцы, ни попечительство не считают себя ни в коей степени враждебно настроенны­ми. Что же касается проявлений, на которые Северо-Западное правительство в своем заявлении ссылается, то они являются не результатом враждебности со сторо­ны ингерманландцев, а результатом вмешательства не­которых русских в Ингерманландское национальное дви­жение и его руководство, что приносит вред этому движению и не может быть Северным Ингерманландским попечительством признаваемо, потому и впредь допус­каться не будет». Документ подписал Тииттанен. Элф­венгрен его не подписывал, так как с этической стороны, видимо, считал некорректным, получая неоднократную финансовую поддержку от Лианозова, даже в мягкой форме выявлять свое неудовольствие политикой Северо-Западного правительства. После обмена нотами от­ношения между правительством Лианозова и Северным Ингерманландским попечительством выровнялись.

После разгрома Юденича попечительство решило не­медленно закрепиться на занятых позициях, не дожида­ясь переброски освободившихся с фронта Юденича со­ветских частей. Был составлен соответствующий план. Согласно ему, один батальон оставался в резерве, а два батальона предполагалось двинуть в наступление. К пер­вым числам ноября 1919 г. правофланговый батальон за­нял позиции в д. Лемболово. Батальон левого участка, продвигаясь вдоль железной дороги, встретил сопротив­ление и первоначально намеченных целей достичь не смог, выполнив поставленную задачу только при помо­щи резерва. Третий батальон также разместился на наме­ченных позициях. Горячих боев при этом продвижении не было, батальоны по возможности маневрировали, не наступали на хорошо защищенные места, пытаясь их обойти. Это не всегда удавалось.

Наступление задерживалось, но зато проходило по­чти без потерь до того времени, пока из Петрограда не прибыли эшелоны с коммунистическими частями и подразделениями, сформированными из моряков. Крас­ная Армия перешла в наступление. Ингерманландцы как могли оборонялись, с большим трудом отстаивая свое расположение.

Упорное и настойчивое наступление красных с по­пытками обхода свидетельствовало о том, что не сегод­ня, так завтра ингерманландцы будут разгромлены. Пос­ледние приступили к активной маневренной обороне, постепенно отходя на прежние позиции.

Особенно трудно было 3-му батальону, который, бу­дучи отрезанным от остальных батальонов озером, находился в стороне на трудно обороняемых позициях у же­лезной дороги. В первую же ночь по этому участку красноармейцами был нанесен