Николай Миклухо-Маклай - Человек с Луны
Кроме красоты природы, путешественника поражает безлюдье этой по виду роскошной страны. На всем протяжении берега Ковиай, который я посетил (от залива Битчару до залива Лакайя), встречаются не более 3 или 4 построек, которые можно назвать хижинами; все остальные, и эти очень малочисленные, едва заслуживают название шалашей; между ними встречаются часто такие, в которых может поместиться один человек, и то единственно в лежачем положении. Все эти жилища только временно обитаемы, и даже редко можно застать в них жителей. Все население скитается по заливам и бухтам в своих пирогах, оставаясь только несколько часов или дней в одной местности. Причина тому — главным образом постоянные войны между населением, нападение хонгий* папуасов Онин, которые часто направляются к берегу Ковиай. Постоянная опасность не позволяла жителям изменить номадный образ жизни или, может быть, сделала их номадами. Население гор еще малочисленнее берегового, и только узкий береговой пояс кое-где населен. Замечателен факт, показывающий большую изолированность групп населения Новой Гвинеи, что ни береговые, ни горные жители Папуа-Ковиай положительно ничего не знают о Гельвинк-Бай, несмотря на узкость перешейка (особенно около залива Кируру). Горы вовнутрь не населены, и никогда жители Папуа-Ковиай не переходили и не переходят этих гор. Этот факт достоверен, потому что я часто и обстоятельно расспрашивал об этом жителей различных местностей и всегда получал самые отрицательные ответы.
_______________
* Морские экспедиции многочисленных пирог с целью убийств,
грабежа и добычи рабов.
Сравнивая образ жизни папуасов Ковиай с образом жизни папуасов берега Маклая, встречаешь большое различие между обоими населениями. Несмотря на то, что папуасы Ковиай уже давно знакомы с железом и разными орудиями, хотя они и познакомились с одеждою и огнестрельным оружием, хотя и носят серебряные и даже золотые украшения, но они остались и остаются номадами.
Недостаток пищи, вследствие неимения плантаций и домашних животных*, заставляет их скитаться по заливам за поиском морских животных, за ловлею рыб, бродить по лесам за добыванием некоторых плодов, листьев и корней. На вопросы при встрече — "куда?" или "откуда?" — я почти всегда получал от папуасов ответ: «ищу» или "искал, что поесть".
_______________
* Только у горного населения Папуа-Ковиай я встретил собак,
береговые жители не имеют даже и этого домашнего животного. Так как и
в горах собак очень немного, то их не употребляют в пищу, как на
берегу Маклая.
Папуасы берега Маклая, хотя живут совершенно изолированно от сношения с другими расами, хотя не были знакомы (до моего посещения в 1871 г.) ни с одним металлом, однако строили и строят своими каменными топорами большие селения, с относительно очень удобными, часто большими хижинами, обрабатывают тщательно свои плантации, которые круглый год снабжают их пищей, имеют домашних животных — свиней, собак и кур. Вследствие оседлого образа жизни и союза многих деревень между собою войны у них сравнительно гораздо реже, чем между папуасами Ковиай.
Все это доказывает, что сношения в продолжение многих столетий более образованных малайцев с папуасами далеко не имели благоприятных последствий для последних, и вряд ли можно ожидать, что столкновение в будущем папуасов с европейцами, если оно ограничится только торговыми сношениями, поведет к лучшим результатам.
На возвратном пути в Айву, 2 апреля, у острова Айдумы я узнал от папуасов, что во время моего отсутствия горные жители залива Битчару напали на жителей Айдумы, которые временно поселились около моей хижины, убили варварски жену и дочь радьи Айдумы, ранили несколько людей и женщин Айдумы, и что вследствие того мои люди оставили хижину в Айве, перенеся вещи мои на макассарский падуакан, пришедший недавно в Наматоте для торговли с папуасами.
Я немедля поспешил в Наматоте и узнал еще следующее: мои соседи, береговые папуасы, жители Мавары и Наматоте, воспользовались нападением горных жителей и разграбили мои вещи, которых остатки были перевезены с помощью макассарских матросов на падуакан. Между разграбленными вещами особенно чувствительна была для меня потеря нескольких метеорологических инструментов, аппаратов для анатомических и антропологических исследований; моя аптека и мой запас хинного и красного вина также не были пощажены. К потере других вещей, забранных папуасами (белье и платье, консервы в жестянках и т. п.), я мог отнестись совершенно равнодушно, так как лишение их не изменяло моих занятий и планов.
Я хотел вернуться в Айву, но ни серамцы, ни мои амбоинские слуги не хотели следовать за мною туда, боясь второго нападения папуасов.
Анакода (малайский шкипер) находился постоянно в ожидании нападения и грабежа, так что, как только я перенес мои вещи из падуакана на урумбай, он поспешно оставил берег Ковиай, направившись на остров Кей или Ару.
Моим людям очень хотелось следовать за падуаканом, но я решил, так как мои люди все без исключения отказались жить в Айве, переселиться на ос. Айдуму. Для этого я вернулся в Айву, снял атап* с крыши и стен моей хижины, сжег остатки ее и из перевезенных атап построил большую вторую хижину на ос. Айдуме, в местности, называемой Умбурмета.
_______________
* А т а п — пласты особенным образом связанных листьев ниповой
или саговой пальмы; употребляется в Ост-Индском архипелаге для
покрытия крыш и иногда для стен хижин.
Моя вторая хижина была меньше первой, и я жил в ней один, так как мои люди боялись проводить ночи на берегу и спали на урумбае, который находился на якоре недалеко от берега. Но мне не пришлось более жить спокойно. Обстоятельства с каждым днем усложнялись: горные и береговые папуасы действительно приходили еще раз в Айву; также узнал я, что жители Наматоте хотят напасть на мою новую резиденцию в Айдуме. Каждый день являлись новости: то те, то другие замышляют недоброе против меня; то здесь видели подозрительные прау, то там заметили свежие следы неизвестных людей, бродивших около моей хижины и даже проведших ночь вблизи ее, то на одного, то на другого папуаса указывали мои союзники (?), жители Айдумы, как на неприятельских шпионов.
Приходилось быть настороже, носить оружие, что было скучно и утомительно. К тому же я узнал еще более подробностей о грабеже. Оказалось, что моим серамским людям нельзя доверять и что даже нельзя будет ожидать от них помощи в случае нападения. Явились фактические доказательства, что один из серамцев принял участие в грабеже моих вещей в Айве, что другие находятся в интимных отношениях с папуасами, что когда горные папуасы приходили в Айву и когда мой амбоинский слуга Иосиф роздал порох и пули, чтобы прогнать их, серамцы стреляли холостыми зарядами. Эти факты легко объясняются обстоятельством, что три четверти моих серамских матросов были папуасы, некоторые из них были вывезены в малом возрасте даже из этих самых местностей.
Я поселился в Айве, имея в виду, что на материке Новой Гвинеи фауна богаче, чем на ближайших островах. Мое пребывание на ос. Айдуме доказало, что я не ошибся: хотя этот остров в одном месте не отстоит далее от Новой Гвинеи, чем на пол морской мили, фауна оказалась беднее. После грабежа моих вещей люди Наматоте и Мавары не осмелились посещать мою хижину в Айдуме, и только люди Айдумы, Каю-Меры, Камака оставались около моей новой резиденции, вследствие чего материал для антропологических наблюдений стал ограниченнее. При натянутом положении дел нерационально было предпринимать большие экскурсии и даже далеко отдаляться от хижины; мои наблюдения поэтому сосредоточились преимущественно на ближайшем коралловом рифе, а свободное время и вечера я проводил между папуасами, которые, вытащив свои пироги на берег, образовали вновь вблизи моей хижины маленькое селение.
Что мне в Айдуме особенно надоело — это постоянное беспокойство окружавших меня людей, серамцев и папуасов, и их страх относительно нападения, убийств, грабежа. Мои союзники, люди Айдумы, указывали на многих людей, которые, называя себя жителями Айдумы, приходили к моей хижине, как на людей Наматоте и Мавары и как на грабителей моих вещей в Айве, прося меня убить их. Раза два они даже насильно приводили ко мне нескольких папуасов, которые имели дерзость явиться в Урбурмету в одежде, украденной в моей хижине. Я приказал отпустить их, хотя я решил не оставить безнаказанным убийство людей, искавших убежище под моею кровлею, и грабеж моих вещей в Айве. Но мне казалось недостаточным застрелить нескольких простых папуасов, которые хитростью хотели проникнуть к моей хижине, даже если они были истинно шпионы неприятелей. Я хотел захватить по крайней мере одного, если не обоих предводителей грабежа. Я хотел сделать это сам, потому что я по опыту, а также из слов самих папуасов мог заключить, что в случае, если бы военное или другое большое судно взяло на себя наказание папуасов, все виновные скроются в горы. Относительно незначительное число моих людей, дружественные отношения папуасов с серамцами не дозволяли им предполагать, что я осмелюсь предпринять что-нибудь серьезное против их вождей.
