Вадим Нестеров - Люди, принесшие холод . Книга первая: Лес и Степь
Услышав о Тевкелеве, вести о котором не смолкали в Степи уже больше года, башкиры остановились. «И стали говорить башкирцы, что убить их досмерти и грабить не надобно, понеже ежели их убить до смерти и потом переводчику Тевкелеву учинитца худо, то их, башкирцов, уфинской воевода перевешает».
Какое там подданство?! «Воровскими» башкирами руководил совсем иной мотив — страх. Великий Страх, еще не пришедший в Степь, но уже маячивший в отдалении, напомнил о себе Хаосу.
И тот принял вызов.
Смешно, но именно в этом мелком и незначительном эпизоде, как в капле воды, отразилась вся та борьба Свободы и Порядка, которая будет бушевать в Степи как минимум два столетия. Не случайно этот эпизод Тевкелев описал в своем дневнике во всех деталях.
«И все башкирцы от них отстали, токмо один башкирец Нагайской дороги Бурзянской волости Акчигит, несмотря ни на кого, стал их вязать и саблею на них много раз рубить кидался; и говорил он, Акчигит, что он не боитца ни от кого, и нихто его не повесит, а ежели Тевкелев пропадет, инде о том не тужит; и стал-де бить их, Абулхаир-хана и Букенбай-батыря людей и посланного от уфинского воеводы, смертным боем. И видя такое ево, Акчигитова, азарничество, протчие башкирцы тайным образом посланного от воеводы уфинского Бараша упустили, то оной башкирец Акчигит Абулхаир-хана и Букенбай-батыря людей убить до смерти не смел, токмо ограбил их».
И вот теперь эти трое израненных бедолаг наконец-то добрались до родных стойбищ. Добрались, надо сказать, в самый неподходящий момент — все и без того были на нервах, противостояние прорусской и антирусской партий из-за отъезда Тевкелева достигло пика, и полыхнуть могло в любой момент, от малейшего пустяка. А тут — такой повод!
Хорошо, что оба вождя «русской партии» сориентировались сразу же. «Абулхаир-хан и Букенбай-батыр заказали людем своим накрепко, чтоб они о том киргис-кайсакам никому не объявили для того, чтоб не было к отъезду переводчика Тевкелева какое помешательство от кайсаков, и не велели они людем своим битыми казатца, пока переводчик Тевкелев из Киргис-кайсацкой орды отъедит».
Вот только Абулхаир, когда соратники опять расходились (в какой уж раз за этот бесконечный день), не удержался, подошел к Тевкелеву и спросил прямо: «Киргис-кайсаки прежде люд был вольной и ни от кого страху не имели, и в подданстве ни у кого не были, для того-де они делают пакости; а протчие киргис-кайсаки есть многие добрые люди, а года два или три придут и все в постоянство; а башкирцы-де, сколько лет в подданстве российском, и туг-де пакости делают».
И что было на это сказать Тевкелеву? Умотавшийся за день до предела, он лишь пробормотал что-то невнятное и неубедительное: мол, наверное, башкиры за воровскими казахами гнались, а тут им эти три казаха попались — вот они и сорвали злость. Впрочем, Абулхаир разговор длить не стал — человеку завтра выезжать в очень трудный путь, что его беседами донимать?
Но наутро никуда Тевкелев не уехал.
Потому что на рассвете к стоянке Тевкелева подъехал большой отряд враждебных казахов во главе с Тянгри-Берди.
В степи ничего скрыть нельзя — любой слух летит по ней, как на крыльях. «Противные» казахи высказали все Абулхаиру напрямик. Мол, мы знаем, что ты отпускаешь Тевкелева. Нет, хан, так не пойдет — после того, что натворили башкиры в Среднем жузе, надо и Тевкелева, и всех состоявших при нем башкир отдать туда на размен. Так будет честно — пусть они сидят там ясырями, пока башкиры не вернут всех пленников. А если ты, хан, башкиров с русскими выше своих соплеменников ставишь и Тевкелева отпустишь — не жить тебе, хан, после этого среди нас. Да и просто — не жить.
И последнее. На сегодня люди назначили курултай — будем решать, что делать дальше. Ты там, конечно, будешь, но очень бы хотелось увидеть там Тевкелева и послушать, что он скажет — если, конечно, ему есть что сказать. Ну, а если не появится — значит, сказать ему нечего. Тогда все понятно и вопросов нет.
Глядя вслед удаляющемуся отряду, Абулхаир медленно произнес:
— Ехать тебе туда нельзя, Мамбет. Я лисью шкуру поставлю против заячьего хвоста — не выйдешь ты оттуда живым. И не ехать нельзя — не поехать это заранее расписаться в поражении, после этого можно и не дергаться, никто труса слушать не будет.
— А что же делать? — поинтересовался посланник. И увидел, как губы хитрого хана изогнулись в улыбке.
— Таймаса вместо себя пошли. Он башкир — кому, как не ему, за грехи башкиров ответ держать? Он знаменитый батыр, он вместе с нами с джунгарами воевал, его слава впереди него бежит. Его многие знают, многие уважают, поэтому обязательно выслушают. И убивать его точно не будут — какой в этом прок, если ты живой останешься?
Так они и сделали.
Провожая друга на собрание, которое могло стать для него последним, смертельно уставший человек долго молчал в ответ на вопрос: «Так как же все-таки мне там говорить?». Молчал, думал, а потом, наконец, изрек:
— Только не вздумай к ним подлаживаться и пытаться им угодить. Говори то, что думаешь, поперек говори. Не бойся их задеть, говори так, как говорит человек, за которым стоит необоримая сила. Помни — большую вольность можно победить только великим страхом.
И — ничем другим.
Таймас вернулся на следующий день и все рассказал о собрании.
Как всегда на казахских курултаях, все началось с криков и обвинений. Все кричали о нападении башкир и о том, что Тевкелева с людьми надо держать в заложниках, пока башкиры не вернут пленных. А Таймас пускай едет в Башкирию и передаст налетчикам, что казахи ждут ясырей, и до тех пор Тевкелева никто не увидит.
На что Таймас ответил, что никуда он не поедет. В Казахскую орду он приехал, сопровождая Тевкелева, и обратно уедет вместе с ним же. И лучше примет здесь смерть, чем вернется один.
Но вы, казахи, подумайте лучше вот о чем. Год назад вы пошли под руку Белого царя. И что вы сделали за этот год? Разграбили русский караван? Угнали в рабство 16 женок и детей у яицких казаков? Убили и угнали в рабство 40 башкиров, увели у нас почти 6 тысяч лошадей? Это только крупные налеты, а так, по мелочи, по одному-двум, сколько вы у нас пленников увели?
Как вы думаете, русская императрица сильно радуется таким подданным? Или уже думает, что не мешало бы их уму-разуму поучить?
Что же до налета башкиров, то я о том ничего не знаю, и вы все знаете пока только с чужих слов, может, это и неправда вовсе. Но даже если правда — а сколько вы, казахи, нам зла сделали, прежде чем мы вас задрали? Вы и сейчас башкирских детей в Хиву на забаву продаете — кто это терпеть будет, какой человек, какой мужчина за саблю не возьмется? Или вы думали, что Россия вечно будет на ваши пакости утираться? Вам не условия России ставить надо, а молить Аллаха о том, чтобы этот башкирский налет разведкой боем не оказался. А что, если терпение у Белого царя от ваших пакостей кончилось, и он велел башкирам отомстить за обиды? Если сейчас не тысяча сабель, а вся Башкирия на конь села и к вашим улусам идет? Что вы делать будете, куда побежите?
Молчите? То-то. Некуда вам бежать, совсем некуда. И не Тевкелева вам вязать надо, не о том думаете. Вам надо думать, как выжить здесь, на новом месте, и с соседями по-людски жить начать.
Тевкелева они задержать задумали! Тевкелев — посол, он здесь всю Россию представляет. Ваши бараньи головы хотя бы понимают, что посла задержать — это все равно что самому царю в еду плюнуть. Вот этого точно никто терпеть уже не будет, поверьте мне, я с русскими всю жизнь бок о бок живу — вот после этого точно по всей степи будут юрты гореть, будут жены над вашими трупами выть и дети плакать: «Ата![115] Ата!».
Так закончил свою речь Таймас. Но испугать казахов было не так-то легко. После речи башкира поднялся великий шум. Одни кричали, что они ничего не боятся, Тевкелева заберут, и если хотят орысы кровью умыться — пусть приходят. Другие орали, что башкирам такое спускать нельзя, если один раз смолчать — они быстро сюда тропинку протопчут. Третьи вообще шумели что-то невразумительное и разобрать ничего в общем оре было нельзя.
Наконец, вперед выбился один, самый бойкий, и принялся излагать как по писанному, почему Тевкелева отпускать нельзя ни в коем разе.
Нельзя, — кричал — его живого отпускать! Он всю нашу землю видел: где пастбища, где воды, где колодцы. А на нас он очень зол — потому что мы его вообще ничем не подарили, а наоборот, всю его пожитку разграбили. Он к нам богачом приехал, а сейчас беднее последнего нищего! И ничего обратно уже не вернешь — давно уже все по рукам разошлось, и концов не найти. Забудет он такое? Да никогда! Я бы никогда не забыл и вы бы не забыли. И он не забудет, значит, что? Значит, вернется, благо землю нашу знает, и отомстит обязательно! Только так! Что тогда нам остается? Остается только убить его, раз уж так все получилось. Ничего не поделаешь, такая у него судьба, наверное. Вот так вот. Что я неправильно сказал?
