Сэмюэл Крамер - История начинается в Шумере
Обратимся теперь ко второй учебной программе, которая имела литературный уклон. Обучение по этой программе заключалось в основном в заучивании и переписывании литературных произведений второй половины III тысячелетия до н. э., когда литература была особенно богата, а также в подражании им. Таких текстов были сотни, и почти все они представляли собой стихотворные произведения размером от 50 (и л и менее) до 1000 строк. Судя по тем из них, которые удалось составить и расшифровать, эти произведения принадлежали к различным жанрам: мифы и эпические сказания в стихах, прославляющие подвиги шумерских богов и героев; хвалебные гимны богам и царям, плачи о разрушенных, побежденных городах, поучительные произведения, включающие басни, пословицы и назидания. Среди тысяч литературных табличек и их обломков, извлеченных из развалин Шумера, многие представляют собой школьные копии, переписанные руками учеников.
О методах и технике преподавания в школах Шумера мы пока знаем совсем немного. С утра, прийдя в школу, ученики разбирали табличку, которую написали накануне. Затем «старший брат», то есть помощник учителя, подготавливал новую табличку, которую ученики начинали разбирать и переписывать. «Старший брат», а также «отец школы», видимо, следили за работой учеников, проверяя, правильно ли они переписывают текст. Несомненно, что успехи шумерских учеников в значительной мере зависели от их памяти. Учителя и их помощники должны были сопровождать подробными объяснениями слишком сухие списки слов, таблицы и литературные тексты, переписываемые учениками. Но эти «лекции», которые могли бы оказать нам неоценимую помощь в изучении шумерской научной и религиозной мысли и литературы, по-видимому, никогда не записывались, а потому навсегда утрачены.
Несомненно одно: преподавание в школах Шумера не имело ничего общего с современной системой обучения, при которой усвоение знаний в значительной степени зависит от инициативы и самостоятельной работы самого ученика. Что касается дисциплины, то без палки дело не обходилось. Вполне возможно, что, не отказываясь от поощрения учеников за успехи, шумерские педагоги все же больше полагались на устрашающее действие палки, мгновенно каравшей за любую ошибку или небрежность. Жизнь ученика была отнюдь не райской. Он ходил в школу каждый день и просиживал там с утра до вечера. Наверное, в течение года устраивались какие-то каникулы, но мы об этом не имеем никаких сведений. Обучение длилось годами, ребенок успевал превратиться в юношу. Интересно было бы узнать, имели ли шумерские ученики возможность выбирать себе ту или иную специализацию, и если да, то в какой мере и на каком этапе обучения. Однако об этом, как и о многих других подробностях, источники умалчивают.
Как же выглядела сама шумерская школа? В ходе многочисленных раскопок в Месопотамии было обнаружено несколько зданий, которые по тем или иным признакам можно определить как школьные. Одно из них находилось в Ниппуре, другое — в Сиппаре, а третье — в Уре. Но кроме того, что в каждом из этих зданий найдено большое количество табличек, они почти ничем не отличаются от обыкновенных жилых домов, а потому наша догадка может быть и ошибочной. Только зимой 1934/35 г. французские археологи обнаружили в городе Мари на Евфрате (на северо-запад от Ниппура) две комнаты, которые по своему расположению и особенностям явно представляют собой школьные классы. В них сохранились ряды скамеек из обожженного кирпича, рассчитанные на одного, двух или четырех учеников. Но что думали сами ученики о тогдашней школе? Чтобы дать на этот вопрос хотя бы неполный ответ, обратимся к следующей главе, в которой приводится весьма любопытный текст о школьной жизни в Шумере, написанный почти четыре тысячи лет назад, но лишь недавно собранный из многочисленных отрывков и наконец-то переведенный. Этот текст дает, в частности, ясное представление об отношениях между учениками и учителями и является уникальным первым документом в истории педагогики.
2. Школьные будни
Первый «подхалим»
Этот документ — один из самых человечных среди обнаруженных на Ближнем Востоке текстов — посвящен повседневной жизни шумерского школьника. Его сочинил неизвестный учитель, живший за две тысячи лет до нашей эры. Простыми словами, без всякого приукрашивания, анонимный автор ведет свой рассказ, из которого явствует, как мало изменилась человеческая природа за прошедшие тысячелетия.
Шумерский школьник, о котором повествует текст, очень похож на современного. Он боится опоздать в школу, ибо за это «учитель побьет его палкой». Едва проснувшись, он торопит мать, чтобы та поскорей приготовила ему завтрак. В школе за каждую провинность учитель или помощник учителя бьют его палкой. Последняя деталь не вызывает сомнений, потому что шумерский знак, означающий «телесное наказание», состоит из двух знаков: «тело» и «палка» (или «трость»).
Что касается учителя, то его доходы в те времена были, по-видимому, ничтожными, как нередко бывает и в наши дни. Во всяком случае он очень радовался, когда получал от родителей учеников дополнительные приношения и подарки.
Текст, несомненно составленный одним из «педагогов» «дома табличек», начинается с прямого вопроса, обращенного к ученику: «Ученик, куда ходил ты с раннего детства?» Ученик отвечает: «Я ходил в школу». — «Что ты делал в школе?» — продолжает автор. Ответ ученика занимает более половины всего текста. В частности, он говорит: «Я пересказал наизусть мою табличку, я позавтракал, я приготовил (новую) табличку, я стал писать ее, я ее закончил. Потом мне дали устное задание, а после полудня мне дали письменное задание. Из школы я вернулся домой, я вошел в дом, где сидел мой отец. Я рассказал отцу о моем письменном задании, потом прочитал ему наизусть свою табличку, и отец мой возрадовался…Когда я проснулся рано утром, я обратился к матери и сказал ей: „Дай мне мой завтрак, мне нужно идти в школу!“ Моя мать дала мне две „булочки“, и я вышел из дома; моя мать дала мне две „булочки“, и я отправился в школу. В школе наставник сказал мне: „Почему ты опоздал?“ В страхе, с бьющимся сердцем, предстал я перед учителем и почтительно поклонился ему».
Однако почтительность не помогла: как видно, это был черный день для нашего ученика. Ему досталось от разных учителей и за болтовню, и за то, что он встал с места во время урока, и за то, что вышел за ворота школы. Но хуже всего было то, что учитель сказал ему: «Твоя рука (рукопись) никуда не годится», и снова побил его палкой.
Похоже, что для ученика это было чересчур. Поэтому он внушает своему отцу мысль о том, что неплохо было бы пригласить учителя к ним в дом и задобрить каким-нибудь подарком. Это несомненно первый «подхалим» в истории школы. Далее автор продолжает.
«Отец внял словам ученика. Учителя пригласили в гости и, когда он вошел в дом, посадили на почетное место. Ученик стал ему прислуживать и хлопотать вокруг него и показывал отцу свои достижения в искусстве письма на табличках».
Отец хорошо угостил учителя, «облачил его в новое одеяние, преподнес ему подарок, надел ему на палец кольцо». Смягченный такой щедростью, учитель принялся в поэтических выражениях утешать будущего писца. Он говорил ему: «Юноша, ты не презрел мои слова и не забыл их, — да сумеешь ты достигнуть совершенства в искусстве письма и постичь все его тонкости!.. Да будешь ты лучшим среди братьев своих и главным среди друзей своих, да займешь ты первое место среди всех учеников!.. Ты хорошо учился в школе, и вот ты стал ученым человеком».
Этими радостными, исполненными оптимизма словами учителя и завершается текст о школьной жизни. Вряд ли автор предполагал, что его литературную безделушку через четыре тысячи лет извлекут из-под развалин и что в двадцатом веке новой эры она будет восстановлена и прочитана профессором американского университета! К счастью, этот текст уже в древности стал популярен и получил широкое распространение, о чем можно судить хотя бы по тому, что мы располагаем сейчас 21 его копией, в различной степени сохранности. Тринадцать копий находятся в Музее Пенсильванского университета в Филадельфии, семь — в Музее Древнего Востока в Стамбуле, одна хранится в Лувре.
Документ дошел до нас в многочисленных отрывках, которые постепенно собирались воедино. Первый фрагмент был издан в 1909 г. тогда еще молодым ассириологом Гуго Радау. Но это был отрывок из середины текста, а потому Радау не смог понять, о чем идет речь. В течение следующих 25 лет новые фрагменты были опубликованы выдающимися, ныне покойными учеными Стефаном Лэнгдоном, Эдуардом Чиера и Анри де Женуяком. Однако их расшифровки все еще не раскрывали смысл всего произведения. В 1938 г., во время моего продолжительного пребывания в Стамбуле, мне удалось отыскать еще пять фрагментов. Один из них, в довольно хорошем состоянии, сохранился на табличке, на которой когда-то четырьмя столбцами был начертан весь текст целиком. Затем были опознаны другие фрагменты, хранившиеся в Музее Пенсильванского университета. Среди них оказалась хорошо сохранившаяся табличка в четыре столбца и множество обломков, на которых уцелели по одной-две строчки. В конечном счете сегодня текст, за исключением нескольких знаков, восстановлен практически полностью.