Джеффри Хоскинг - История Советского Союза. 1917-1991
В то время Сталинград был своего рода выставочным образцом нового промышленного центра, с населением, достигавшим почти полумиллиона человек. К тому же он носил имя самого вождя. Чуянов, который всего лишь четыре года назад окончил институт, с вполне понятной скромностью ответил, что он не располагает достаточным для партийной работы опытом. На это Андреев заявил, что опыт у него есть — он только что окончил вуз, знает сельское хозяйство и рыбную промышленность, так что кандидатура его вполне подходит для этой должности. Отбросив дальнейшие церемонии, Андреев добавил, что в качестве будущего секретаря обкома Чуянов не может ходить в костюме, который носил в студенческие годы. Он позвонил управляющему делами ЦК и приказал одеть и обуть Чуянова за счет Центрального Комитета так, как подобает будущему секретарю обкома. Новое назначение Чуянова было столь срочным, что он, едва успев забрать свой костюм, не получил даже разрешения поехать домой и рассказать о своей удаче семье: его отправили прямиком на вокзал, где уже ждала жена с вещами!
Сочетание чрезвычайщины с должной, вполне буржуазной заботой о приличной одежде вообще было характерной чертой новой элиты. Так как большинство ее происходило из рабочего класса и крестьянства, эти “новые люди” были потрясены внешним выражением буржуазного и аристократического образа жизни, главным образом давно вышедшими из моды и наиболее безвкусными его чертами. В архитектуре, например, Сталин распорядился порвать с “упрощенными архитектурными формами” и больше внимания уделять “фасадным мотивам”. На практике это нашло выражение в грандиозных, перегруженных деталями формах сталинского барокко, самым чистым образцом которого — или, напротив, самым эклектичным — является московское метро и здание МГУ, построенное в 1953 г. на Ленинских горах. Вера Данхэм в своей прекрасной книге, опубликованной несколько лет назад, использовала романы позднесталинской эпохи для того, чтобы показать, как “новый класс” дома окружал себя ситцевыми занавесками и чайными чашками в горошек, а на работе — толстыми шерстяными коврами и красными бархатными портьерами. Вкус к легкодоступному, традиционному, монументальному и не требующему особого воображения для восприятия проник во все виды искусства, находящегося теперь под контролем различных “творческих союзов”, состоявших из профессионалов, выдвинутых партией и непоколебимо ей преданных.
Вкус к порядку и старомодности начал проникать и в другие сферы советского общества. В качестве примера можно привести семейную политику. В 1920-х гг. режим пытался ослабить семью, которую считал “буржуазным институтом”, эксплуатирующим женщину и способствующим сохранению патриархального чувства собственности. В соответствии с существовавшим в то время законодательством любое постоянное совместное проживание, зарегистрированное или нет, могло считаться семьей, а дети, родившиеся в результате такого сожительства, обладали всеми правами. Аборты разрешались по мере необходимости. Развод можно было получить на основании простого заявления: при этом второй партнер по браку должен был быть извещен о разводе, но согласия его не требовалось. Таким образом, получить развод можно было просто отправив по почте открытку.
Эти меры и общие социальные сдвиги, происходившие в то время, безусловно, в очень большой степени ослабили семью как социальный институт; в 1934 г. на каждые сто браков приходилось тридцать семь разводов; в госпиталях и больницах Москвы было зарегистрировано 57 тыс. закончившихся благополучно родов, но на них пришлось 154 тыс. абортов. Уровень рождаемости оставался низким, что не могло не вызывать беспокойства властей, так как это было чревато будущими трудностями с набором в армию новобранцев и с трудовыми резервами. Разрушение семей приводило также к тому, что росло число сирот — правда, в усугублении этой проблемы немалую роль сыграли депортации и аресты. Часть этих обездоленных детей попадала в государственные приюты, но некоторые были просто выброшены на улицу, где занимались попрошайничеством. Некоторые беспризорники умерли от болезней, но другие сбились в шайки и занимались грабежами на улицах и квартирными кражами со взломом.
Перед лицом столь нежелательных социальных явлений средства массовой информации в 1934–35 гг. начали кампанию» по утверждению ценностей семейной жизни. Потом стали побуждать людей обзаводиться потомством. Газеты писали, что государство не может существовать без семьи. Главной ценностью брака для советского социалистического государства является то, что супруги видят в нем союз на всю жизнь. Так называемая “свободная любовь” была объявлена результатом буржуазного влияния. Более того, брак может быть полноценным лишь в том случае, если родятся дети, и супруги познают высшее счастье.
Большая часть брачной церемонии была восстановлена. Было приказано обустроить отделы записей актов гражданского состояния, началось производство и продажа золотых обручальных колец — несмотря на то, что это сокращало приток иностранной валюты в Советский Союз.
Процедура развода стала более дорогой и сложной, эти дела начиная с 1944 г. стали рассматриваться в судах. Аборты были запрещены, за исключением тех случаев, когда роды представляли серьезную опасность для здоровья. В ходе публичной дискуссии, которая предшествовала этому законодательному акту, многие женщины писали в газеты письма, где протестовали против этой меры. Они считали, что этот закон, если он будет принят, повлечет за собой ущемление их прав на учебу и работу. “Если я забеременею, — писала одна молодая женщина, — мне придется уйти из института: в общежитии нельзя жить с ребенком”. В ответ редакционная статья порекомендовала улучшить работу детских учреждений.
Были предприняты меры и по укреплению семьи как экономической единицы общества. После революции был уничтожен институт наследования собственности, за исключением тех случаев, когда эта собственность была необходима для содержания иждивенцев. Теперь право наследования начало постепенно восстанавливаться, и к 1945 г. были сняты последние ограничения на размер наследства. Это было далеко не реставрацией буржуазных прав собственности, поскольку советские законы собственность сильно ограничивали, и ее роль как фактора, определяющего социальный статус семьи или отдельной личности, была много меньше, чем на Западе. Однако власть главы семьи возросла теперь очень заметно: стало возможным оставить в наследство даже городскую квартиру (отнюдь не всегда) и, разумеется, дачу с небольшим земельным участком — совсем не мелочь в стране, постоянно испытывающей нехватку жилья. Более того, на практике было восстановлено понятие “незаконнорожденности”, поскольку дети от незарегистрированных браков были лишены права наследования.
В области образования советское государство также отходило от экстравагантностей “культурной революции”. В августе 1931 г. Центральный Комитет в своем решении отмечал, что школы не обеспечивают в достаточной степени общего образования и не в полной мере решают задачу подготовки всесторонне образованной личности, имеющей хороший запас знаний по основным наукам. Это постановление в равной мере отражало точки зрения родителей и работодателей, считавших, что выпускники школ на первых своих рабочих местах не обнаруживают ни хороших трудовых навыков, ни фундаментальных знаний, которые, казалось бы, должна была давать школа. В течение последующих двух или трех лет произошло заметное упорядочение содержания и стиля школьного обучения.
Основу его теперь составили математика, естественнонаучные дисциплины, родной язык, история и география; было сокращено преподавание социальных дисциплин, с заменой их основами марксизма-ленинизма. Метод практического обучения был официально осужден, занятия стали регулярно проводиться в школьных помещениях, в то время как преподавание ремесла и физического труда исчезло полностью. Преподавание отныне велось по официально одобренным учебникам. Была восстановлена система тестов и экзаменов, но отметки теперь выставляли только учителя, а не ученики, что раньше случалось нередко.
Особый интерес среди новоутвержденных программ представляет программа по истории. Учителям истории было предписано избегать “абстрактных социологических схем” и в изложении исторических событий придерживаться хронологического порядка, закрепляя в памяти учащихся важные события, имена и даты. Старейшина историков-марксистов Покровский, чье слово в двадцатые годы было законом, впал в немилость. Имена царей, даты и битвы — особенно те, в которых русские вышли победителями, — снова входили в моду. Национальными героями стали Иван Грозный и Петр Великий, несмотря на то, что они были типичными угнетателями; создание и укрепление мощного российского национального государства было признано более важным, чем эксплуатация широких народных масс.
