100 великих речей - Виорэль Михайлович Ломов
Обсуждали то место в речи, где оратор говорил о том, как в обитель к святому старцу тянулись странники и с какими чувствами они покидали ее.
«Нам, страдающим избытком нравственных возбуждений и недостатком нравственной восприимчивости, трудно уже воспроизвести слагавшееся из этих наблюдений настроение нравственной сосредоточенности и общественного братства», какое разносили по своим углам из этой пустыни побывавшие в ней люди XIV века. Таких людей была капля в море православного русского населения. Но ведь и в тесто немного нужно вещества, вызывающего в нем живительное брожение. Нравственное влияние действует не механически, а органически. На это указал Сам Христос, сказав; «Царство Божие подобно закваске». Украдкой западая в массы, это влияние вызывало брожение и незаметно изменяло направление умов, перестраивало весь нравственный строй души русского человека XIV века. От вековых бедствий этот человек так оскудел нравственно, что не мог не замечать в своей жизни недостатка этих первых основ христианского общежития, но еще не настолько очерствел от этой скудости, чтобы не чувствовать потребности в них. Пробуждение этой потребности и было началом нравственного, а потом и политического возрождения русского народа. Пятьдесят лет делал свое тихое дело преподобный Сергий в Радонежской пустыне; целые полвека приходившие к нему люди вместе с водой из его источника черпали в его пустыне утешение и ободрение и, воротясь в свой круг, по каплям делились ими с другими. Никто тогда не считал гостей пустынника и тех, кого они делали причастниками приносимой ими благодатной росы, – никто не думал считать этого, как человек, пробуждающийся с ощущением здоровья, не думает о своем пульсе. Но к концу жизни Сергия едва ли вырывался из какой-либо православной груди на Руси скорбный вздох, который бы не облегчался молитвенным призывом имени св. старца».
На лекции профессора Ключевского.
Художник Л.О. Пастернак. 1909 г.
И конечно же, всех вдохновляла концовка речи, в которой Ключевский говорил о том, как «духовное влияние преподобного Сергия пережило его земное бытие и перелилось в его имя, которое из исторического воспоминания сделалось вечно деятельным нравственным двигателем и вошло в состав духовного богатства народа. Это имя сохраняло силу непосредственного личного впечатления, какое производил преподобный на современников; эта сила длилась и тогда, когда стало тускнеть историческое воспоминание, заменяясь церковной памятью, которая превращала это впечатление в привычное, поднимающее дух настроение. Так теплота ощущается долго после того, как погаснет ее источник. Этим настроением народ жил целые века; оно помогало ему устроить свою внутреннюю жизнь, сплотить и упрочить государственный порядок. При имени преподобного Сергия народ вспоминает свое нравственное возрождение, сделавшее возможным и возрождение политическое, и затверживает правило, что политическая крепость прочна только тогда, когда держится на силе нравственной. Это возрождение и это правило – самые драгоценные вклады преподобного Сергия; не архивные или теоретические, а положенные в живую душу народа, в его нравственное содержание. Нравственное богатство народа наглядно исчисляется памятниками деяний на общее благо, памятями деятелей, внесших наибольшее количество добра в свое общество. С этими памятниками и памятями срастается нравственное чувство народа; они – его питательная почва; в них его корни; оторвите его от них – оно завянет, как скошенная трава. Они питают не народное самомнение, а мысль об ответственности потомков перед великими предками, ибо нравственное чувство есть чувство долга. Творя память преподобного Сергия, мы проверяем самих себя, пересматриваем свой нравственный запас, завещанный нам великими строителями нашего нравственного порядка, обновляем его, пополняя произведенные в нем траты. Ворота лавры преподобного Сергия затворятся и лампады погаснут над его гробницей только тогда, когда мы растратим этот запас без остатка, не пополняя его».
Речь Кони по делу Протопопова (1893)
Великий русский юрист, судья, государственный и общественный деятель, писатель Анатолий Фёдорович Кони (1844–1927) за свою жизнь прошел все ступени прокурорской и судебной иерархии. Всегда оставаясь проповедником нравственности в судебном процессе, Кони основал новую науку – судебную этику. Прославился юрист и как создатель русской школы судебного красноречия. Участвуя в качестве обвинителя в крупнейших процессах, он произнес речи, признанные хрестоматийными. Одной из них стало заключение обер-прокурора Сената А.Ф. Кони по делу земского начальника Харьковского уезда кандидата прав Василия Протопопова, устроившего самосуд над крестьянами и обвиняемого в преступлениях по должности.
Если воспользоваться спортивными терминами, А.Ф. Кони в красноречии был мастером на любых дистанциях – и на спринтерских, и на стайерских. Будучи адвокатом, Анатолий Федорович мог одной репликой, экспромтом, даже шуткой подвигнуть колеблющихся судебных заседателей к принятию решения. Однажды подсудимого стали обвинять в воровстве на том основании, что в его сумке нашли воровской инструмент.
– Тогда и меня судите за изнасилование! – заявил Кони.
– Но ведь факта не было! – возмутился судья.
– Но инструмент-то имеется!
Исходя из нравственной оценки деяния обвиняемых, Кони мог и усугубить участь своих подзащитных. Будучи защитником группы насильников, надругавшихся над несовершеннолетней девочкой, Кони фактически обвинил их еще больше. Он начал свою речь словами:
– А могло быть и хуже!..
– Ну куда же хуже? – воскликнул судья. – Хуже быть не может!
– Может! – возразил Кони. – Если бы это была ваша дочь, господин судья!
А вот свои обвинительные речи Кони готовил тщательнейшим образом, выстраивая из фактов, свидетельских показаний и собственных умозаключений нерушимое здание обвинения, в основании которого лежал прочный фундамент законов. Прокурор исповедовал кредо: «Я слуга правосудия, а не лакей правительства». Деятелям же судебного состязания он советовал не забывать, что суд «есть школа для народов, из которой, помимо уважения к закону, должны выноситься уроки служения правде и уважения к человеческому достоинству».
Исторической называют обвинительную речь Кони, произнесенную им в Сенате, по делу бывшего земского начальника Харьковского уезда Протопопова. Речь стала единственной за 1889–1917 гг., осудившей чиновника от правосудия – земского начальника. И не потому, что Протопопов единственный нарушил закон – лишь одно это дело было доведено до уголовного суда. Остальные решались не в судебном порядке, дабы не выносить сор из полицейской избы и не будоражить общественность. Однако одной этой речи хватило, чтобы явить миру
