Тобайас Смоллет - Приключения Перигрина Пикля
Вестник, отчаявшись получить удовлетворительный ответ, покинул его в этом плачевном состоянии и, не желая упустить случай посмеяться над коммодором, тотчас пошел и рассказал обо всем молодым джентльменам, заклиная их господом богом устроить, так, чтобы старый Ганнибал явился на поле битвы. Оба друга одобрили этот план, и после недолгого раздумия было решено, что Хэтчуей скажет Траньону, будто его вызов принят Гемэлиелом, который должен-де его встретить в назначенном месте со своим секундантом завтра в сумерках, ибо, если один из них будет убит, другому легче ускользнуть в темноте; что Годфри будет изображать друга старого Пикля, а Перигрин представлять своего отца, тогда как лейтенант, заряжая пистолеты, не должен вкладывать пули, чтобы поединок не причинил никому вреда.
Обсудив эти подробности, лейтенант явился к своему патрону с громовым ответом от его противника, чье доблестное поведение хотя и не могло запугать, но не преминуло изумить коммодора, который объяснил это мужеством жены, вдохновившей его. Траньон тотчас приказал своему советчику приготовить патронный ящик и распорядиться, чтобы самая смирная лошадь в конюшне стояла оседланной; а когда Джек предложил ему написать завещание на случай несчастья, он с презрением отверг его совет, сказав:
- Как! Неужели ты думаешь, что Хаузеру Траньону, выдержавшему огонь стольких плавучих батарей, грозит опасность от паршивых выстрелов сухопутного жителя? Ты увидишь, как я заставлю его убрать марсель!
На следующий день Перигрин и солдат наняли лошадей в трактире, откуда выехали в назначенный час на поле битвы, причем оба были закутаны в плащи, благодаря коим их не мог узнать в сумеречном свете одноглазый командир, который, вскочив в седло под предлогом подышать свежим воздухом, вскоре явился с Хэтчуеем, ехавшим сзади. Когда они завидели друг друга, секунданты выехали вперед с целью отмерить расстояние и определить условия дуэли, после чего было решено с обоюдного согласия, что каждый разрядит два пистолета, и если ни один выстрел не окажется решающим, придется прибегнуть к палашу, дабы довести дело до победного конца. Тогда порешили с этим вопросом, противники заняли свои места, и Перигрин взвел курок, прицелился и, подражая голосу своего отца, предложил Траньону поберечь его единственный глаз. Коммодор последовал совету, не желая рисковать зрением, и весьма благоразумно подставил под дуло пистолета заплатанную сторону своей физиономии, потребовав, чтобы противник делал свое дело, не тратя лишних слов. Тогда молодой человек выстрелил, и так как расстояние было незначительное, пыж из его пистолета больно ударил по лбу Траньона, а тот, приняв его за пулю, каковая, по его мнению, попала ему в мозг, вне себя подскакал на своем коне к противнику и, держа пистолет в двух ярдах от него, выстрелил, пренебрегая правилами боя. Удивленный и взбешенный тем, что выстрел не возымел никакого действия, он закричал страшным голосом:
- Ах, будь вы прокляты! Вы что-то подложили под камзол! И, приблизившись, разрядил второй пистолет так близко от головы своего крестника, что, не будь тот защищен плащом, порох опалил бы ему лицо. Расточив, таким образом, свои заряды, он очутился во власти Перигрина, который, приставив к его голове свой запасной пистолет, приказал ему молить о пощаде и просить прощения за самонадеянность. Коммодор ничего не ответил на это властное требование, но, бросив свой пистолет и выхватив мгновенно палаш из ножен, атаковал нашего героя с такой невероятной стремительностью, что, не ухитрись тот отразить удар пистолетом, проделка, по всей вероятности, окончилась бы весьма трагически. Перигрин, видя, что ему и думать нечего о том, чтобы обнажить оружие или защищаться от этого разъяренного противника, пришпорил своего коня и искал спасения в бегстве. Траньон преследовал его с великим рвением и, так как лошадь его была лучше, догнал бы беглеца, неся ему гибель, если бы на свою беду не был задержан ветвями дерева, оказавшегося с той стороны, где у него не было глаза, и причинившего ему столько хлопот, что он вынужден был бросить палаш и ухватиться за гриву, чтобы не вылететь из седла. Пери, заметив бедственное его положение, повернул назад и, получив теперь возможность обнажить палаш, подъехал к обезоруженному врагу, размахивая своим феррарским клинком и грозя укоротить коммодора на целую голову, если он не попросит пощады и не сдастся незамедлительно. В намерения старого джентльмена отнюдь не входила такая покорность, от которой он наотрез отказался, утверждая, что уже принудил своего противника удирать на всех парусах и что теперешнее его затруднительное положение вызвано случайностью - все равно как если бы корабль был атакован после того, как пришлось во время шторма сбросить все пушки за борт.
Не успел Перигрин ответить на этот довод, как вмешался лейтенант и, ознакомившись с обстоятельствами, объявил перемирие, покуда он с другим секундантом посоветуются и вынесут решение по существу дела. Они отъехали на незначительное расстояние, и после недолгого совещания Хэтчуей вернулся и объявил коммодора побежденным по законам войны.
Неудержимо было бешенство, овладевшее старым Ганнибалом, когда он услышал приговор. Не сразу мог он выговорить что-либо, кроме укоризненных слов: "Вы лжете!", которые повторил раз двадцать в каком-то бессмысленном исступлении. Вновь обретя дар речи, он осыпал судей такой злобной бранью, отвергая их решение и требуя другого суда, что заговорщики, заведя шутку слишком далеко, начали раскаиваться, и Перигрин, с целью умиротворить его, объявил себя побежденным.
Это признание успокоило буйный гнев коммодора, хотя он в течение нескольких дней не мог простить лейтенанта; оба молодых джентльмена поехали обратно к Танли, тогда как Хэтчуей, ведя на поводу лошадь коммодора, проводил домой Траньона, ворчавшего на Джека за его несправедливый приговор; впрочем, он не мог не заговорить о том, что сдержал свое обещание, заставив противника убрать марсель.
- А все-таки, - сказал он, - клянусь богом, я думаю, что у этого парня голова сделана из шерсти, ибо моя пуля отскочила от его физиономии, словно ком пакли от борта судна. Но, видите ли, не попадись мне это сукино дерево с наветренной стороны, будь я проклят, если бы я не расщепил его грот-реи и не продырявил ему трюма.
Он как будто гордился чрезвычайно этим подвигом, вспоминая о нем постоянно и лелея, как ребенка, рожденного на старости лет; хотя он не мог, не нарушая приличий, рассказать о нем за ужином молодым людям и своей жене, но бросал хитрые намеки, упоминая о своей доблести даже в таком возрасте, и называл Хэтчуея свидетелем его мужественности, в то время как триумвират, забавляясь его тщеславием, наслаждался успехом своей проделки.
ГЛАВА XXXIII
Перигрин прощается с теткой и сестрой. - Выезжает из крепости. Расстается с дядей и Хэтчуеем и, вместе со своим гувернером, благополучно прибывает в Дувр
Это была последняя их шутка, которую они с ним проделали, и так как все было готово к отъезду крестника, сей многообещающий юноша распрощался через два дня со всеми своими друзьями в окрестностях. Он провел ровно два часа наедине с теткой, которая наделила его многими благочестивыми советами, перечислила все те благодеяния, какими, при ее участии, он был осыпан с младенческих лет, предостерегла его против козней распутных женщин, которые многих мужчин доводят до нищеты; строго предписала ему жить в страхе божием и истинной протестантской вере, избегать раздоров и ссор, относиться к мистеру Джолтеру почтительно и с уважением и главным образом не впадать в ужасный грех - пьянство, которое навлекает на человека гнев и презрение его ближних и, отнимая у него разум и рассудок, делает его жертвой всевозможных пороков и разврата. Она рекомендовала ему быть бережливым и заботиться о своем здоровье, просила не забывать о чести фамилии и заявила ему, что во всех случаях жизни он всегда может рассчитывать на дружбу и щедрость коммодора. Наконец, презентовав ему свой портрет в золотой рамке и сто гиней из своего собственного кошелька, она нежно обняла его и пожелала счастья и благополучия.
После такого ласкового прощания с миссис Траньон он заперся наедине со своей сестрой, которую убеждал оказывать тетке самое почтительное внимание, не унижаясь, однако, до тех уступок, какие Джулия признает недостойными; он утверждал, что главной его заботой будет возместить ей потерю тех благ, которыми ока пожертвовала из любви к нему; умолял ее ни с кем не обручаться без его ведома и одобрения; вручил ей кошелек, полученный от тетки, на покрытие ее мелких расходов во время его отсутствия и расстался с ней не без слез, после того как она, не нарушая самого патетического молчания, в течение нескольких минут обнимала его, целуя и плача.
Исполнив с вечера этот долг, налагаемый любовью и родственным чувством, он лег спать, и когда его разбудили по его приказанию в четыре часа утра, он увидел почтовую карету и верховых лошадей у ворот, своих друзей Гантлита и Хэтчуея на ногах, самого коммодора, почти закончившего свой туалет, и всех слуг в крепости, собравшихся во дворе, чтобы пожелать ему счастливого пути. Наш герой пожал руку каждому из этих смиренных друзей, щедро наделяя их при этом подарками, и был крайне изумлен, не найдя среди них старого своего слуги Пайпса. Когда он выразил свое удивление по поводу этой невежливой оплошности Тома, несколько человек побежали позвать Пайпса, но ни в гамаке, ни в комнате его не оказалось, и они вскоре вернулись доложить об его исчезновении. Перигрин был смущен этим известием, предполагая, что парень решился на какой-нибудь отчаянный шаг, когда его отставили от должности, и сожалея, что, в угоду его желаниям, не удержал его по-прежнему при своей особе. Однако, раз нельзя было помочь этому теперь, он настойчиво поручил его особым заботам и вниманию своего дяди и Хэтчуея в том случае, если Пайпс появится снова, а когда он вышел из ворот, его приветствовала троекратным "ура" вся прислуга. Коммодор, Гантлит, лейтенант, Перигрин и Джолтер сели в карету все вместе, дабы наслаждаться как можно дольше беседой, решив позавтракать в придорожной харчевне, где Траньон и Хэтчуей намеревались попрощаться с нашим искателем приключений; камердинер поместился в почтовой карете, лакей-француз ехал верхом и вел другую лошадь; один из слуг занял место на запятках кареты, и путники двинулись по дороге в Дувр. Так как коммодор не мог вынести утомительную тряску, они делали первый перегон не спеша, а стало быть, старый джентльмен имел возможность внушить крестнику свои наставления относительно его поведения за границей; он советовал ему теперь, когда тот отправляется в чужие края, остерегаться попутного ветра французской politesse {Учтивость (франц.)}, которому следовало доверять не больше, чем водоворотам на море. Он заметил, что многие молодые люди уезжали с солидным грузом здравого смысла, а возвращались с большим количеством парусов и без всякого балласта, вследствие чего оставались неустойчивыми до конца дней своих и иной раз опрокидывались килем вверх. Он просил мистера Джолтера защищать своего питомца от когтей этих акул-священников, которые подстерегают всех молодых иностранцев, чтобы обратить их в свою веру, и в особенности советовал юноше избегать плотского общения с парижскими дамами, которые, насколько ему известно, ничуть не лучше брандеров, несущих смерть и гибель.
