Джордж Бейкер - Август. Первый император Рима

Весь римский мир теперь ожидал не революционных перемен, но реформ. Октавиан за прошедшие несколько лет старался отойти от роли партийного лидера. Он старался сделать себя человеком, воплотившим в себе римский характер и римскую цивилизацию. Он тщательно избегал ситуации, когда один триумвир смещает другого триумвира. Он не стал сражаться с Антонием, пока не закончились полномочия комитета триумвиров. Он всячески укреплял образ человека, придерживающегося римской традиции в противовес эллинистической позиции Клеопатры и Птолемеев. В рамках своей программы он обращался к согражданам и, придерживаясь ее, сумел вернуть в свои ряды тех людей, которые из ложного понимания истины покинули его и перешли на сторону Антония. После сражения при Актии его мягкое обращение завершило процесс примирения. Многие перешли на его сторону с облегчением, те, которые сражались на стороне Антония из чувства долга.

Настало время изменить некоторые вещи. После сражения при Актии он принял меры к тому, чтобы распустить те революционно настроенные армии, которые последние двадцать лет диктовали свою политику командирам. Он не отменил вовсе армейские соединения и не отдал их в руки оптиматов. Армия осталась — постоянная действующая армия, такой численности и так обученная, чтобы ни одно частное военное объединение не смогло ей противостоять. Однако теперь она не выступала безответственным диктатором, она заняла место в новой схеме государства.

Вопрос о том, кто именно спланировал эту новую схему, и вопрос о возникновении и необходимости этой новой схемы общественного устройства — вещи взаимосвязанные. Одно время было принято писать, что Октавиан лишь восстановил республику, как будто республика — просто сумма денег, или деревянные строительные леса, или что-то другое, безликое и неопределенное. Но «республика» — это согласие, состояние умов, подход, психологический настрой; республика была внутри людей; не во власти Октавиана было восстановить это состояние самому. Оптиматы и популяры тут же вцепились бы в глотку друг другу, если бы он ослабил контроль. После возвращения в Италию и своего триумфа он постарался уяснить состояние общественного мнения. Сам он был готов восстанавливать старую систему в таком объеме, насколько люди согласны ее использовать и могут ее использовать (Светоний, «Божественный Август», 28, 1–2). Насколько же можно было ее восстановить? Результаты его опроса общественного мнения показали, что старая система по-разному понимается разными классами и не может стать основанием для согласия. Что требовалось, так это власть в государстве, которая могла бы противостоять неопределенным и размытым правилам взаимного соглашения и противоречивым мнениям о том, как должна действовать государственная система. Естественно, это не могла быть старая система, где власть почти всегда вызывала чувство страха. Однако его система и не задумывалась как полная перемена принципов правления. Она задумывалась как такая, которая могла заставить работать старые принципы управления.

Если Октавиан хотел стать средоточием власти, ее постоянным третейским судьей, то он не просто должен был дистанцироваться от роли партийного лидера, но и заставить людей забыть об этой его прежней роли. Он сделал то, что удается очень немногим людям: изменил свое имя, а очень скоро и свою индивидуальность. Как птица феникс, этот человек оставил свое имя Октавиан, и из его пепла возникла новая личность — Август. Имя придумал Мунаций Планк. Идея эта стала распространяться и получила одобрение. Имя означало то, что в нем хотели видеть; это значение до сих пор живо в английском языке и выражает величие, зрелость, харизму, проявление божественной силы. 16 января 27 г. до н. э. по предложению Планка сенат торжественно возложил на Октавиана это новое имя с добавочным когноменом. Вскоре оно почти вытеснило старое и стало присущим только ему — Август, именно под этим именем мы его и знаем. В качестве Августа он занял положение, когда-то предсказанное Вергилием сыну Марка Антония и Октавии, которое теперь было возложено на Августа — царя золотого века.

Слово «царь» имело, разумеется, чисто символический и метафорический смысл. В своем неприятии монархии и титула царя римляне были не на последнем месте, Август вырос в таком антимонархическом окружении, что мы не удивимся, если узнаем, что он испытывал против него такое же предубеждение. Однако во многих других отношениях среди римлян произошли большие перемены. После уничтожения Карфагена страсть к деньгам и городской жизни настигла их подобно заразе, будто подхваченной на руинах этого богатейшего торгового города. Теперь римляне возвращались к радостям сельской жизни прежних времен. Римлянин устал не только от войны, но и от жизни больших городов с их тиранией над личностью. Он вновь стремился к спокойной сельской жизни, он устал от политики. Нигде ярче не отражено умонастроение людей того времени, как на страницах произведений Горация. Едва ли не в каждом его произведении мы найдем обращение к этим темам. Новое направление мыслей проникло во все слои римского общества. Меценат, неисправимый сибарит, слушает с замиранием сердца птичку, поющую так сладко в сельском раю, в котором он, можно быть уверенным, вряд ли трудится. Всеобщие перемены вели к изменениям в системе правления. Когда Август стал изучать возможности новой системы, он должен был учитывать все оттенки чувств и желаний людей, которые разделял и он. Что бы он ни задумал предпринять, это должно было соответствовать запросам общества.

Первым его шагом, вызванным необходимостью, возникшей в процессе перемен, было утверждение собственного положения. Стабильность нового мира будет зависеть от стабильности новой системы власти, в данное время — от него. Если его власть может быть в любое время поколеблена, ничего не получится. Следовательно, необходимо утвердить новую властную структуру, причем постоянную, — весьма трудная задача. На чем основывалась эта новая власть, нелегко сказать даже теперь. Была ли избранная им политика наилучшей, мы знаем не лучше, чем знал он сам. Мы можем только отметить тот факт, что он действительно пытался определить природу этой новой власти и методы, которые могли бы закрепить ее надолго.

Конституционные реформы Августа представляют собой особый интерес, поскольку они стали одним из самых смелых экспериментов, когда-либо проводившихся в политическом строительстве. Перед нами человек, сумевший установить такую общественную систему, которую от него требовал его народ. Перед нами человек, который понимал основные идеи своего времени и создал новые либо приспособил старые средства, чтобы осуществить эти идеалы на практике. Если нам порой кажется, что он действовал далеко не в русле политики согласия, то это потому, что Август понимал: политики согласия недостаточно, требовался золотой век.

Общественная система, которую стремился установить Август, была завершением великих перемен, которые восходят к событиям, начавшимся столетие или даже два столетия назад. Мы уже видели по ходу нашего повествования тот способ, которым армии Цезаря экспроприировали огромные участки земли в Италии и распределяли их среди вышедших в отставку ветеранов. Этот процесс, предсказанный еще Гракхами и начатый Марием и Суллой, наивысшей своей точки достиг в армии Цезаря. Особенностью этого процесса была спонтанность. Август должен был скорее ограничить этот процесс, а не поощрять его. Страсть к земле, в особенности к небольшому наделу земли, представляется странной современному человеку. Однако в прошлом она была совершенно обычной и повсеместной, и никто так не был обуян ею, как легионеры Цезаря. Цезарианская революция, по существу, была революцией аграрной.

На огромной значимости этой перемены следует остановиться, поскольку прежде было принято считать революцию, совершенную Цезарем, чисто политической. Однако политическая ее составляющая была вторичной и просто узаконила и сделала постоянными перемены аграрные. В основе неколебимого могущества Августа и его преемников лежала поддержка мелких землевладельцев, которые составляли костяк их армий. Их власть изменилась, когда изменилась самая форма мелкого землевладения. Большие поместья не были уничтожены, и всегда сохранялась тенденция к тому, что мелкий надел попадет в руки более крупного землевладельца. Однако пока существовали мелкие собственники земли, до тех пор они поддерживали принципат и составляли основу римской армии. Когда Италия оказалась в руках крупных земельных собственников, мелкие землевладельцы на Рейне и Данубе стали доминирующей силой римского мира. И когда мелкое поместье, основанное на аренде, ушло в прошлое, вместе с ними исчезли и легионеры, и Рим.