Валентин Костылев - Жрецы (Человек и боги - 2)
Рыхловский поспешил протолкнуться сквозь пеструю, шумную толпу на улицу, где должен был вылезти из своей колымаги архиерей. Высокий рост помог ему разглядеть старика в белом клобуке, а около него с обнаженной головой начальнически озиравшегося на толпу князя Крапоткина.
Строгий взгляд начальника Сыскного приказа произвел свое действие: заработали кулаки и плети, чтобы расчистить путь его преосвященству. Обыватели приняли на свою долю положенное количество тумаков и плеток и отступили за черту, указанную властью, продолжая низко кланяться неизвестно кому с непонятным им самим усердием.
Молебен отслужили в большом зале палаты Сыскного приказа.
Рядом с Рыхловским оказался один из чинов канцелярии приказа, гладко выбритый, с живыми, быстро бегающими глазами, одетый в желтый камзол.
Когда вблизи архиерея появились в облачении три священника, чиновник хотя и не был знаком с Рыхловским, но дернул слегка его за рукав, прошептав ему на ухо:
- Тюремные попы: один из Чудова монастыря, другой из Покровского собора, третий из Спаса, что у Москворецких ворот... Для исповеди и увещевания осужденных они... Вон тот протопоп... - указал чиновник на толстого рыжего священника, - отец Григорий... ученейший и искусный в исповедях муж.
Попы низко кланялись архиерею и смиренно косились в сторону Крапоткина. Видимо, они чувствовали себя неважно, находясь между двух огней. Колодники, которых вывели к слушанию молебна, и те выглядели бодрее, чем эта испуганная тройка попов, обливавшихся потом от излишнего волнения.
После пышных, торжественных богослужений в присутствии царицы в дворцовой церкви - эта нелепая суета, овеянная унылым пением охрипших клириков, эта пестрая толпа, состоявшая из приказных, из палачей, из генералов, из попов и кандальников повергла Петра Рыхловского в великое смущение.
Архиерей рядом с князем Крапоткиным, попы, клирики, начальство и все прочие люди, присутствовавшие на молебне, двинулись теперь в обход старых и вновь выстроенных тюремных казарм. Их оказалось десять. Самая большая из них - десять аршин длиною и три шириною; в ней помещалось шестьдесят человек. В другой - пятьдесят девять колодников; в третьей - пятьдесят семь... Всего по всем палатам было пятьсот человек. В каждой казарме начальство встречали караульный офицер и тюремный староста. Колодники были построены шеренгами - растерянные улыбки появились на изуродованных лицах. Находились здесь люди и с озверелыми волчьими глазами, страшные, на все готовые. Они были кругом окованы: и ручными и ножными кандалами, и опутаны густо двойными шейными цепями. Были и хилые, жалкие, с потухшими глазами.
Князь Крапоткин нагибался и осматривал, крепко ли закованы люди. У одних он обнаружил худые и ветхие кандалы, у других - неисправные замки, заклепки.
Архиерей, не теряя времени, обрызгивал колодников "святой водой". В женских палатах арестованные были закованы лишь в ручные кандалы. Они встретили архиерея разухабистыми песнями и кричали зазорные слова, а посему он не удостоил их кропления.
Во время этого обхода около большого острога, у трубы, солдаты задержали жену одного колодника и при ней пузырь с вином, который она, воспользовавшись тюремной суетою, хотела передать в окно мужу своему, завязав пузырь в платке. Колодничью жену мгновенно сцапал Ванька Каин и представил ее самому князю. Вина при ней оказалось с четверть ведра, которое у нее услужливо отобрал Каин.
Жену колодника арестовали, потащили в каземат, она ругалась, сыпала проклятия, рвалась из рук тюремщиков, а начальник тюрьмы, также и архиерей с попами и все другие остановились, наблюдая за этой женщиной, и смеялись. Больше всех потешался поймавший ее Ванька Каин.
Когда кончился обход казарм, пошли в застенок. Архиерей усердно окропил святой водой застенок и особо - четверых заплечных мастеров, благоговейно склонившихся перед святым отцом.
На обратном пути в палату Крапоткин жаловался архиерею, что заплечных мастеров не хватает:
- Прежде имелось в приказе их шесть, а ныне, как сами изволите видеть, только четверо, и оных четырех у меня также требуют чуть не повседневно на работу: то в Главную полицию, то в Мануфактур-коллегию, то в Судный приказ, то в Генеральный кригерехт. К тому же еще из Нижнего губернатор просит дать одного заплечного мастера для обучения тамошних палачей... Дела там какие-то!..
Архиерей слушал Крапоткина и старчески жевал губами. Его узенькие глазки слезились. У Крапоткина в лице было что-то заячье: покатый лоб, громадные уши, косые глазки и длинный нос, прижатый к губам. Зрачки большие, острые.
Рыхловский подметил в подчиненных необычайный трепет, когда они встречали взгляд своего начальника.
После осмотра остальных строений приказа в палате состоялась обильная трапеза с вином и провозглашением здравиц за царствующий дом и за графа Разумовского.
Петр Филиппович утомился от всей этой церемонии в Сыскном приказе, а от здравицы за Разумовского его бросило в жар. Негодованием наполнилось его сердце и презрением ко всем присутствующим "униженным рабам ее величества", как назвал богомольцев архиерей при произнесении молитвы за царицу.
Петр Филиппович был несказанно обрадован отъезду архиерея. Он думал, что князь Крапоткин забыл о нем и хотел подойти к нему и напомнить о себе, но вдруг рядом с собой, совершенно неожиданно, увидел опять того же старичка в желтом камзоле, который заговаривал с ним во время молебна и все время непрошенно сопровождал его при обходе казарм, а рядом с этим стариком Ваньку Каина. Старичок оказался одним из членов коллегии Сыскного приказа. Тихо произнес он, подтянувшись на носках к уху Рыхловского:
- Его сиятельство просит прощения за длительность ожидания... Изволите жаловать со мной в расспросный кабинет...
Он торопливо засеменил маленькими, словно танцующими, ножками через двор и прошел в деревянный домик. Подойдя к нему, отпер дверь и, пропустив Петра Филипповича и Ваньку Каина, а также войдя внутрь домика сам, снова запер дверь на замок. Здесь был удушливый, зловонный воздух.
- Садитесь... - указал он на скамью. - Садись и ты, Ванюшка. Поведем, братец, с тобой допросные речи.
Рядом с Петром, близко касаясь его локтями, уселся и "доноситель" Ванька Каин. От этого прикосновения Рыхловскому сделалось не по себе, а вся таинственность, которой старичок окружал эту беседу, вызывала у Петра неприятные чувства: тут была и обида, и оскорбленное самолюбие, и просто брезгливость... Как-никак, а гвардейский офицер, один из бывших приближенных царицы, и вдруг сидит рядом с вором, сидит запертый на замке, будто арестованный, и ждет, когда ему даст какие-то инструкции этот вор и доноситель Ванька Каин.
- Вы еще совсем молодой!.. - захихикал ни с того ни с сего старичок в желтом камзоле.
Ванька Каин заиграл глазами. От него пахло розовым маслом. ("Стяжал, наверное, у архиерея святое благовоние", - подумал Петр.)
Старичок продолжал:
- Я ведь и батюшку вашего знаю... В Нижегородском остроге секретарем я в ту пору служил, а они были кузнецом темничным... Ковали они арестованных... Знатно ковали: сам царь Петр Великий осыпал их милостями... Землю на Суре подарил... Они там с епископом Питиримом за жабры мордву знатно взяли... Одного мордвина мы тут пытали по государеву делу, так оный нехристь, совсем уже замученный, почти мертвый, еле дышащий, однако проклинал вашего батюшку... Хе! хе! хе! Забавно!
Петр сердито оборвал его. Ему показалось, что старик издевается над ним.
- Говорите о деле...
Поперхнулся от болезненного щекотания в горле и закашлялся. Рассказ старика об отце окончательно подавил его. Ему хотелось вскочить и убежать отсюда куда глаза глядят... Послать к черту и этого старого дьявола и отвратительного Ваньку, но...
- Нет, не скажите... - как будто ничего не замечая, мягко и добродушно продолжал старичок. - Это как раз ваше благородие относится к нашему делу, ибо у нас в Тайной конторе получена жалоба вашего батюшки на мордву и на разбойников... Атаман Заря и некий цыган Сыч, его же есаул, грозят убить вашего батюшку и пожечь... И вам придется, поручик, за то жестокую экзекуцию мордве учинить и наказать губернатору князю Друцкому, дабы выслал он по этапу всех задержанных вами в тех местах зачинщиков - в Москву, в Тайную контору... А уже мы тут знаем, что нам с ними сделать... Об этом вы не беспокойтесь. А теперь потрудитесь выслушать нашего преданнейшего доносителя, верного слугу ее величества Ваньку Каина...
Старичок дернул своего помощника за рукав:
- Говори!
Ванька Каин разгладил лоснящиеся от масла волосы и начал, причмокивая и хватая Петра Филипповича за пуговицы шинели, рассказывать:
- Был я там!.. Видел всю эту сарынь!..* И Михаила Зарю знаю... Логово его теперь мне известно... В Чертовом Городище оно, под Васильсурском... Сначала жили под Макарьем... Чужие хлеба приедчивы... Монахи их прикармливали. - Ванька Каин говорил и весь дергался в такт своим словам:
