Живая вода и вещее слово - Александр Николаевич Афанасьев
Наши простолюдины верят, что убитый грозою человек очищается от своих грехов, потому что бывает невинною жертвою укрывшегося за ним дьявола. В Литве всякий предмет, в который ударила молния, почитается священным, а человек, убитый громом, признается за святого. Гроза называется в народе Божьей милостью и Божьим милосердием: «Загорелось от Божьей милости», «Его убило Божьей милостью», «Поставьте свечку к образам да молитесь, детушки! Божья милость заходит». Заслыша гром, крестьянин спешит перекреститься[41]. В некоторых местностях гасить пожары, происшедшие от грозы, считается за грех: в этом видят сопротивление воли Божией. Отводить грозу заклинаниями, по мнению финнов, есть величайшее беззаконие. Звуки грома и блеск молнии удаляют злых демонов и мешают их чарам и потому принимались греками и другими народами за счастливое предвещание успеха. Болезни, издревле признаваемые за действие нечистой силы, прогоняются «громовыми стрелками»; вода, в которую брошена «громовая стрелка», получает животворящее свойство весеннего дождя и употребляется в деревнях для опрыскивания и обливания недужных. Так называемая прострел-трава, стебель которой, по народному суеверию, пронзила небесная молния, служит для заживления ран. В Германии больным привязывают на шею бумажку с начертанным на ней знаком молота, а хворую скотину поят целебным снадобьем не иначе как в четверг. В Нижегородской губ. во время заразы, когда несут хоронить умершего, одна из женщин берет косырь и несколько раз ударяет им по дороге, чтобы пересечь путь, ведущий на кладбище, и прекратить дальнейшее развитие мора. В Литве каменные молоты и клины кладутся у порога изб, чтобы предохранить строение от ударов грозы; хозяйки опускают их в квашню, думая, что от этого лучше испекутся хлебы.
Демоны, с которыми сражается бог-громовник, олицетворялись в чудовищных образах великанов и драконов (змеев); как представители грозовых туч, они, с одной стороны, боятся Торова молота, а с другой – сами состязаются тем же оружием.
Предания народные часто вспоминают о чудесном победоносном оружии, и почти у всех племен языческие боги представляются вооруженными воинами, принимающими участие в геройских битвах. Такими «Илиада» изображает богов греческих, а Эдда – скандинавских. Один, верховный властитель весенних бурь и гроз, называется отцом побед; северный миф дает ему блестящее копье, столь же страшное, как копье, потрясаемое Палладою; будучи ринуто, оно наносит гибельный удар и тотчас же возвращается назад в руки бога-воителя. Один снабжает этим копьем своих любимых героев, и тогда победа их несомненна: враги, на которых направлено острие божественного оружия, не избегнут смерти. В золотом шлеме и сияющих латах на восьминогом коне несется он в пыл сражений и возбуждает в ратниках дикие страсти и суровое упорство. Все падшие в битвах, по свидетельству Эдды, принадлежат: благородные – Одину, а подвластные – Тору; по другому сказанию, Один делит падших в бою с воинственною Фреей. Современный этой богине Фрейр обладал знаменитым мечом, который сам собою поражал груди великанов. В поэтических сагах германцев гроза, движущая тучами, изображается неистовым, бешеным войском, несущимся в воздушных пространствах, во главе которого скачет Один или Фрея; в раскатах грома слышится стук небесного оружия, в вое бури – звуки военных рогов, а в блеске молнии светятся искры от ударов мечей. Бурная гроза постоянно сближается с битвою и наоборот; у нас допускается выражение: возжечь пламя войны. «Слово о полку Игореве» сравнивает приближение враждебных ратей с несущимися тучами: «Черныя тучя с моря идут, хотят прикрыти четыре солнца (князей русских), а в них трепещуть синии молнии. Быти грому великому! Идти дождю стрелами с Дону великаго! Ту ся копием приламати, ту ся саблями потручяти о шеломы половецкыя». В «Слове о великом князе Димитрии Ивановиче»