Александр Путятин - Огнем и мечом. Россия между «польским орлом» и «шведским львом». 1512-1634 гг.
Связь с лагерем самозванца заговорщики поддерживали через Артемия Измайлова, друга и родственника Прокопия Ляпунова. Измайлов был захвачен казаками Лжедмитрия во время восстания в одном из южных городов. За считаные дни самозванец превратил Артемия из пленника в дворецкого, думного дворянина, своего ближайшего советника. И было за что! Измайлов в кратчайшие сроки навел мосты между лагерем самозванца и теми силами в царской армии, которые согласились подумать над заманчивыми предложениями «царевича». По сообщениям Петра Арсудия[49], заговорщики согласились помочь «истинному Дмитрию» получить престол, но потребовали от него гарантий сохранения православной веры. Кроме этого, «Дмитрий» обещал не жаловать высшие чины чужеземцам и не назначать их в Думу. Зато он мог принимать иностранцев на службу ко двору, им позволялось заводить собственность в России (в том числе приобретать землю). Поступившие на службу к государю иноверцы получали право построить на русской земле костелы. Во всем остальном традиции оставались нерушимы. Самодержавие сохранялось в полном объеме: «сын» должен был получить те же права, что имелись у его «отца», Ивана IV.
К началу мая положение в лагере под Кромами стало критическим. Когда Петр Басманов прибыл в армию, он был готов верой и правдой служить Федору Годунову. Надо отдать боярину должное: в отличие от прочих воевод он даже в пылу местнических споров не забывал о своих обязанностях. Каждый день Басманов рассылал «по всему лагерю людей, которые подслушивали, что там говорили, и доносили обо всем ему»{93}. Естественно, вскоре воевода узнал о заговоре, а затем вышел и на главных зачинщиков — Голицыных. И тут перед ним встал вопрос: а стоит ли хранить верность юному царю? Судя по привезенной гонцом росписи, верх во дворце одержали недоброжелатели Басманова: вдова-царица Мария (урожденная Скуратова) и руководитель сыскного ведомства Семен Годунов.
Помогая им сохранить власть над армией, Петр Басманов должен был пролить реки крови. Причем далеко не чужой! Голицыны доводились ему братьями по матери. Как знатная родня, имеющая большие связи, они в тяжелые времена помогали Петру Басманову с карьерой. В то время как отец царицы-вдовы, печально знаменитый Малюта Скуратов, был главным виновником гибели отца и деда воеводы — Алексея и Федора Басмановых. Примкнув к заговорщикам, молодой боярин получал возможность поквитаться с потомками своего кровного врага, Скуратова-Бельского: его дочерью Марией и царственным внуком Федором. Голицыны, со своей стороны, не жалели сил, чтобы втянуть Басманова в заговор. Получив предложение от родственников, тот колебался недолго. А перейдя на сторону самозванца, быстро привел дело к решительной развязке.
Под Кромами дворяне открыто осуждали приказ царя, запретившего распустить ратников на отдых. Они не понимали, зачем нужно держать 50-тысячную армию под стенами крохотной крепости, для осады которой хватило бы вдесятеро меньшего отряда. Многие опасались, что без хозяйского догляда дела дома придут в расстройство. С наступлением весны бегство из армии усилилось. Смерть Бориса стала удобным предлогом для отъезда помещиков «на царское погребение». В то время как дворянские ряды таяли, число «даточных» мужиков росло. Под Кромы прибыл огромный орудийный парк, были завезены большие запасы пороха и ядер. Лагерь оказался наводнен «посошными людьми», занятыми перевозкой пушек, подвозом и подносом боеприпасов. Кроме того, «даточных» требовалось кормить. Рядом с воинским станом появилось торжище, на которое местные крестьяне каждый день везли продукты питания. Вместе с продавцами на торг проникали лазутчики из Путивля с «воровскими» листами. И чем сермяжнее и лапотнее становился лагерь под Кромами, тем успешнее в нем шла агитация в пользу «истинного царя Дмитрия».
В начале мая к мятежу все было готово, и самозванец со своей армией выступил из Путивля. С ним шли не более 800 польских наемников под руководством Ратомского и около 9000 русских повстанцев. Перед основной армией двигался авангард Яна Запорского в составе 300 «ляхов» и примерно двух тысяч «московитян». Засланные в Кромы «шпики» Лжедмитрия сообщили царским воеводам, что с «царевичем» идут 20 тысяч копейщиков и 20 тысяч казаков с тремя сотнями пушек. В первых числах мая Запорский разбил под Кромами сторожевой отряд татар и взял 150 пленных. Известие об этой стычке стало сигналом к началу восстания. Утром 7 мая 1605 года ратники Прокопия Ляпунова напали с тыла на отряд, защищавший наплавной мост в Кромы. Одновременно с другой стороны его атаковали казаки Карелы. Как только они прорвались в лагерь, мятежники во всех полках стали провозглашать здравицы «государю Дмитрию». Эти крики тут же подхватили «посоха», «даточные» и часть стрельцов. Чтобы усилить неразбериху, заговорщики подожгли в нескольких местах лагерные постройки. Многие ратники отказались поддержать мятеж, но они были разобщены, дезориентированы и не знали, что делать.
Мощной силой в руках командующего могли стать артиллерийский корпус Сукина и сторожевой полк Телятевского, в полном составе сохранившие верность Годуновым. Тысяча немцев-наемников под командованием капитана Вальтера фон Розенау, входящая в состав большого полка, вначале тоже поддержала Катырева. И только позже Басманову удалось перетянуть их на сторону мятежников. В полку правой руки, которым командовал Василий Голицын, врагов у самозванца оказалось так много, что глава заговорщиков велел слугам связать его, чтобы потом оправдаться перед царем Федором. Однако другие лидеры мятежа действовали смело и энергично. Как только появился очаг организованного сопротивления, ратники Карелы «напали на тех воинских людей, у которых была артиллерия и которые размещались по левую сторону от крепости»{94}. По совету заговорщиков казаки не использовали оружие, а били верных Годуновым дворян нагайками. Воевода Михаил Салтыков попал в плен к мятежникам. Катырев, Телятевский, Морозов, Кашин и Сукин бежали из лагеря. Три дня шли через Москву деморализованные ратники. Они отказались поддержать мятеж, но и воевать за Годуновых больше не хотели.
Руководители заговора постарались закрепить успех. Сначала они убедили Михаила Салтыкова присоединиться к мятежу. Затем Голицыны выехали к Шереметеву, возглавлявшему отряд, стоящий в Орле, и к князю Куракину, служившему воеводой в Туле. Оба города вскоре перешли на сторону Лжедмитрия. Таким образом, вожди переворота не спешили на поклон к самозванцу. Располагая многотысячной армией, Голицыны и Ляпуновы считали себя хозяевами положения. Фигуру Лжедмитрия они рассматривали как промежуточную, нужную лишь для того, чтобы свергнуть ненавистных Годуновых. Однако Отрепьев не зря держал при себе иезуитов. Примитивные боярские хитрости они видели насквозь.
Пять ненастных месяцев простояла армия в степях и болотах. Бесполезные осады крепостей — сначала Рыльска, а затем и Кром — надоели ратникам хуже горькой редьки. Дворяне, стрельцы и посошные люди ни о чем, кроме отдыха, не хотели думать. Бежавшие из-под Кром дворяне замосковских городов прошли через столицу, не останавливаясь. Их не смогли удержать ни уговоры бояр, ни приказы воевод. Такое же настроение царило и среди оставшихся в лагере мятежников. От «Дмитрия» они ждали милости: роспуска по домам. Это отвечало интересам самозванца. Вскоре из Путивля под Кромы прибыл князь Лыков, который вначале привел полки к присяге, а затем объявил милостивый указ «государя»: отпустить на отдых всех дворян и детей боярских, у кого имеются земли «по эту сторону от Москвы». Иными словами, самозванец отправил по поместьям ратников из заокских городов — Рязани, Тулы, Алексина, Каширы и прочих, — которые были главной опорой заговорщиков. Одновременно он отпустил по домам большую часть стрельцов. В скором будущем многие из них примут участие в мятежах, помогая «доставить царство милостивому государю».
Таким образом, самозванец переиграл мятежных бояр. Но и после этого он не терял бдительности. К Москве «Дмитрий» двигался в окружении польских наемников, ночью останавливался отдельным станом не менее чем за полмили от ближайших соотечественников и выставлял караулы по 100 человек и больше. Вскоре все русские отряды его армии получили свои отдельные задачи и шли собственными маршрутами. С «царевичем» осталась лишь тысяча конных поляков и столько же донских казаков. Конечно, государь не может обходиться без свиты, а потому рядом с ним ехали «воровские аристократы»: «окольничий» Туренин, «бояре» Татев, Мосальский и Лыков, а также «думные дворяне» Измайлов и Микулин. Под Кромами к ним присоединились перебежчики: Петр Басманов и Михаил Салтыков. В районе Орла свиту пополнили воевода Федор Шереметев и склонивший его на сторону самозванца боярин Василий Голицын.
