Александр Путятин - Огнем и мечом. Россия между «польским орлом» и «шведским львом». 1512-1634 гг.
Эта тактика постепенно изматывала войска Мстиславского. Дисциплина в них падала. У осажденных тоже не все шло гладко. Потери были не так велики, как в царской армии, но гибель каждого бойца ощущалась тяжелее. Истекали запасы продовольствия и снаряжения. Вскоре атаман Карела отправил к Лжедмитрию гонца с сообщением, что, если не придут подкрепления, крепость придется сдать. Самозванец понимал значение Кром и потому направил на выручку к казакам все силы, которые смог собрать. Путивль в тот момент остался почти без воинов. Командовать идущим на прорыв отрядом «царевич» назначил сотника Юрия Беззубцева.
Лагерь Мстиславского раскинулся на широком болотистом пространстве. В нем недавно началась эпидемия дизентерии. Невзирая на запреты, дворяне покидали полки и уезжали лечиться. Чтобы компенсировать убыль в частях, власти направляли в район Кром подкрепления. Через заставы в обоих направлениях часто шли обозы и воинские команды. Так что казаки Беззубцева легко сошли за своих. Отряд из 500 свежих бойцов без единого выстрела провел в Кромы 100 возов с хлебом и воинскими припасами. Вскоре после этого боевые действия затихли. Атаман Карела, инициатор смелых предприятий, получил в одном из боев серьезное ранение, и осажденные на время прекратили вылазки. Со своей стороны царские воеводы больше не пытались штурмовать или обстреливать город. В военных действиях наступила пауза.
Укрепившись в южных пределах России и добившись к весне 1605 года равновесия на фронтах, Лжедмитрий стал активно подыскивать союзников за пределами страны, чтобы использовать их в борьбе против династии Годуновых. Так, узнав о том, что семитысячная армия Ивана Бутурлина была уничтожена на Северном Кавказе черкесами, татарами и турками, самозванец в апреле 1605 года отправил послов с дарами в Крым. Еще раньше его гонцы уехали в Большую Ногайскую Орду. Всех степных кочевников «царевич» приглашал в совместный поход на Москву. Одновременно Лжедмитрий пытался расшевелить главного союзника — Речь Посполитую. Он послал к Сигизмунду III Сулеша Булгакова с письмом, в котором призывал короля принять под свое покровительство Северскую землю.
Однако на сейме, открывшемся в январе 1605 года, сенаторы высказались за сохранение перемирия с Россией. Польский канцлер Ян Замойский осыпал сторонников Лжедмитрия язвительными насмешками: «…тот, кто выдает себя за сына царя Ивана, говорит, что вместо него погубили кого-то другого. Помилуй Бог, это комедия Плавта или Теренция, что ли? Вероятное ли дело, велеть кого-то убить, а потом не посмотреть, тот ли убит… Если так, то можно было подготовить для этого козла или барана»{84}. Таким образом, Сигизмунд III не мог оказать самозванцу прямую военную помощь. Однако благодаря покровительству короля эмиссары Лжедмитрия продолжали набирать наемников в его армию. С весны 1605 года вербовка шла под видом подготовки к свадьбе. Соглашавшиеся служить Лжедмитрию жолкнеры и гайдуки заносились секретарями в списки «приятелей», то есть дружек[47], невесты.
А в это время царь Борис, прежде деятельный и энергичный, все чаще устранялся от дел. Силы его стремительно угасали. Некогда Годунов снискал симпатии России, положив конец опрично-дворовой политике. Теперь, в обстановке гражданской войны, он вынужден был возродить репрессивный режим. В наиболее жестоких формах террор применялся в отношении сочувствующих Лжедмитрию низов. Но и прочим доставалось не слабо. С каждым днем все большее влияние приобретал глава Тайного совета Семен Никитич Годунов. Он руководил сыскным ведомством и слыл крайне жестоким человеком. Ходили слухи, будто Семен добивался от царя права казнить без суда, по одному лишь подозрению в измене, даже членов Думы.
Под влиянием неудач и болезни Борис все чаще впадал в апатию. Сын его был слишком юн и неопытен, чтобы удержаться на троне. Советники казались чересчур лукавыми и вероломными. Многочисленные родственники, занимавшие ключевые посты в государстве, — глупыми и бездарными. В последние дни жизни царь часто обращался за помощью к предсказателям, колдунам и гадалкам. Похоже, он не был уверен в будущем и очень боялся за судьбу династии…
Глава 15.
СМЕРТЬ ЦАРЯ БОРИСА.
КРУШЕНИЕ ДИНАСТИИ ГОДУНОВЫХ
13 апреля 1605 года царь почувствовал себя плохо — после обеда у него пошла носом кровь, а вскоре за этим отнялся язык. Вызванные во дворец медики уже не застали Годунова в живых. Сразу возникло много разных версий. Одни шептались, что царя отравили, другие — что он покончил с собой, приняв яд. Но вероятнее всего, ближе к истине лежит версия Н.М. Карамзина, считавшего, что «удар, а не яд прекратил бурные дни Борисовы, к истинной скорби отечества»{85}. Апоплексическим ударом в карамзинские времена называли инсульт, клиническая картина которого хорошо видна из описания внезапной болезни Бориса. Что же касается второй части цитаты, где Россия жалеет о смерти царя — я в этом совсем не уверен.
В стране все хорошо помнили, что семь лет назад Годунов не захотел проводить честные выборы, а буквально «вымучил» у Собора царский венец. Люди XVI—XVII веков были очень суеверны. Страшный голод 1601—1603 годов, поразивший их в мирное время, многие считали карой небес. И связывали это «божье наказание» с тем, что государством правит узурпатор, а не «природный самодержец». К концу царствования у Бориса Годунова было много недоброжелателей. Сначала бунты и разбои, а затем и появление самозванца привели к тому, что в 1603—1605 годах размах репрессий превысил все мыслимые пределы. В последние годы жизни Иван Грозный законодательно запретил холопские доносы на господ. Борис закончил царствование тем, что стал жаловать наушников поместьями. О широком распространении этой практики говорит тот факт, что пришедший за ним Лжедмитрий вынужден был издать особый указ о конфискации земель, розданных доносчикам при Годунове.
Некоторые современники видели в холопских кляузах главный источник наступившей вскоре Смуты. Вряд ли это справедливо. Основной причиной был глубокий кризис, охвативший русское дворянство и общество в целом. А рост наушничества стал лишь одним из индикаторов неблагополучия. Пересуды о бессилии правительства, сплетни о злодейских отравлениях и тайных казнях врагов Бориса, слухи о чудесном спасении «царевича Дмитрия» распространялись по стране подобно поветрию. Затем, когда самозванец вторгся в пределы России, их дополнила агитация в пользу «доброго царя». Многие вспомнили, что Годунова избрали с множеством нарушений, что он фактически узурпировал власть.
Царю Борису нечего было ответить. Попытки контрпропаганды проваливались одна за другой. На какое-то время помогли обнародованные признания тех, кто знал истинную историю самозванца, его настоящее имя и биографию. Однако Лжедмитрий быстро придумал, как нейтрализовать эту информацию. 26 февраля 1605 года в его лагерь привели «схваченного верными слугами» Лжерасстригу и продемонстрировали народу. Людям был предъявлен мужчина лет тридцати пяти—тридцати восьми, признавший, что он и есть настоящий Юшка Отрепьев, известный на Москве чародей. Чтобы пресечь возможность разоблачения, Лжедмитрий «возмутился» и упрятал «вора» в тюрьму. Молва об этом разнеслась по стране со скоростью молнии, заставив замолчать официальную пропаганду. Никого уже не интересовало, что в год рождения Лжегришки его «отцу» Богдану Отрепьеву было не более восьми лет. В борьбе за умы и чувства людей самозванец одержал победу над царем. Тот ответил усилением террора.
Взбунтовавшиеся холопы, посадские люди и крестьяне не могли рассчитывать на снисхождение. Дворян и детей боярских, целовавших крест Лжедмитрию под угрозой смерти, Годунов тоже не миловал. Жестокими казнями он старался оградить себя от разрастающегося мятежа. В царствование Бориса власть держала в тайне все, происходящее на Пыточном дворе. Политика умолчаний привела к тому, что по стране ползли жуткие слухи о жестокости Годуновых. Многие были уверены: в Москве и шагу не ступишь без того, чтобы за тобой ни присматривали два-три соглядатая. Говорили, что царские слуги хватают любого, кто хотя бы упоминает имя Дмитрия, и предают его ужасной смерти. Якобы в сыскном ведомстве Степаном Годуновым и его людьми «тайно множество людей были подвергнуты пытке, отправлены в ссылку, отравлены в дороге и бесконечное число утоплены»{86}.
В последние годы жизни царь Борис практически не расставался с сыном, «при каждом случае хотел иметь его у себя перед глазами и крайне неохотно отказывался от его присутствия»{87}. Придворные из числа ученых иноземцев пытались убедить Годунова, что царевичу надо предоставить некоторую свободу в занятиях. Однако монарх отклонял эти советы. В результате к моменту смерти Бориса шестнадцатилетний Федор был совершенно несамостоятелен. Понимая это, отец решил окружить его верными и знающими советниками. Осталось определиться, кого выбрать на эти роли. К концу царствования Бориса в среде московской знати было пять основных боярских кланов. Небольшую, но очень богатую группировку составило поднявшееся за последние двадцать лет семейство Годуновых. Однако царские родственники талантами не блистали. Они годились лишь на то, чтобы обеспечить наследнику большинство в Думе. Рассчитывать на верность двух наиболее влиятельных кланов — Рюриковичей и Гедиминовичей — Борису представлялось верхом легкомыслия. Суздальская и литовская знать считала Годуновых выскочками, недостойными того, чтобы даже думать о престоле. С представителями четвертой группы — старомосковским служилым боярством — царь Борис поссорился, когда под надуманным предлогом расправился с их лидерами, Романовыми.
