Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)
трудными для излечения, так и в теле Республики внутренния зла несравненно опаснее
внешних. В этом столько раз уже удостоверялось наше отечество, когда от неуплаты
жолнерам жолду появлялись вредоносные заговоры, и военное своевольство причиняло
Речи Посполитой больше вреда, нежели самый могущественный неприятель. А теперь
особенно кто из нас не испытал этого бедствия? Теперь от них пострадали не только
духовные и государственные имущества, но и шляхетские. Вопли убогих людей и
стоны бедных наверное прошибли небеса и, должно быть, они-то привели за собой и
божеское мщение. От незаплаченного жолнера едва ли не в большей опасности была
Речь Посполитая, нежели от самого неприятеля. То м.'.и с и л с т i е кт роми его
ми'лги'тп и трѵлг.и пппов коммпссаоов (' '; гу.т ци.:
и удо-,""Т'г:гг йг~з) гс? это
усигс.коплп*.
.
155
Сознаваясь в государственной несостоятельности своей, правительство ставило
вольному Шляхетскому Народу на вид, что ему предстоит борьба не с далеко
находящимся неприятелем, а е таким, который пребывает в границах государства и
может наступить недели через две. Оно умоляло своих граждан не делать больше так,
как на прошлом сейме, что некоторые воеводства не согласились на налоги, а другие,
еогласясь, не представили ихъ".
В это время Потоцкий сообщил королю свой взгляд на политику Хмельницкого, и
король разослал дополнение инструкции, в котором вопиял к шляхте:
„Пришли к нам обстоятельные и несомненные известия о непрестанных кознях
завзятого и заклятого врага Речи Посполитой. Извещаем о них всех писанием нашим.
Заключенная Хмельницким дружба с Татарами так нерасторжима, что не только
совещаются между собой весьма интимно и с великою тайною, но и мановения друг
друга взаимно исполняют. Речь Посполитая уже претерпела от этого много
непоправимого вреда (irreparabili damno); но вот новое доказательство (их козней).
Распустив слух, будто хочет идти на Москву, Хмельницкий, под предлогом непрочного
мира, бросился на доброжелательного Речи Посполитой волошского господаря, с
намерением свергнуть его с престола, а потом, подавив и других соседей своею силою
и окружив нас со всех сторон, довести Речь Посполитую до последней пагубы (in
ultimum extreminium). Легко привел бы он в исполнение свои злостные замыслы, когда
бы Татары, взявши добрый окуп от волошского господаря и нахватав множество ясыру
(opima praeda oblowiwszy si§), не вернулись в свои жилища. Вслед за этим скоплением
козацкого войска, и взбунтованная им чернь начала неистовствовать (furere coepit), и
несколько десятков шляхетских домов, которые, обеспечась миром, возвратились в
свои жилища, истребила с женщинами и детьми, Не высидела бы в обозе горсть
нашего войска, на которое он покушался (na ktore si§ оп kaszat), и наверное не
выдержала бы такой силы, когда бы Татары, с таким изобильным (obfitym) полоном, не
повредили его замысламъ".
Этими словами инструкция снимала с короля ответственность за повеление „не
обгонять чужого проса".
„Но предательский во всех поступках неприятель, не довольствуясь одной этой
нерасторжимой лигой, ищет все новых и новых способов к увеличению силы своей (ad
augendam potentiam suam) на угнетение Республики. Огдался под протекцию Турецкаго
156
.
цесаря, и сам хвалился этим (cum suo applausu), приняв турецких послов при наших
послах, а там держит своих резидентов для взаимных сношений (ad communicata
consilia). Но еще и в том не меньшее доказательство его предательских замыслов, что,
по выходе Татар из Волошины, сам опять напал на волошского господаря, и оружием
принудил обещать свою дочь за его сына. Если это придет в исполнение, то каждый
легко может судить, какие опасности угрожают Речи Посполитий. Прибавим еще то,
что недавно татарский хан послал в Швецию своих послов, которые проехали чрез
наше государство, а с чем ехали, не хотели сказать; но не можем иначе думать, как так,
что—для возбуждения Шведов против Речи 11 осполитой но внушению Хмельницкого,
дабы тем удобнее напасть на развлеченную таким образом со всех сторон от разных
неприятелей Республику, и потом придавать. Из всего этого следует, что к весне
надобно ждать неизбежной козацкой войны".
Изобразив грозное положение дел, дополнительная инструкция отклоняла
посполптое рушение по вытекающим из него неудобствам (incommoditates г niego sami
to uwrizyc шоиесие), u предпочитала составить регулярное войско в количестве,
достаточном для отражения неприятеля.
Глава XXV.
Польша перестает быть государством светским.—Партизанская' война в начале
весны 1651 года.—Неудачные покушения Козаков на Подольский Каменецъ
Между тем как Польша была поставлена правительственным сообщением в
известность о грозе, облегавшей её горизонт со всех сторон, Николай Потоцкий донес
королю* из Каменца, что Хмельницкий в Подольском воеводстве, за козацкой линией,
записал не малое число селян в козаки, по мнению Потоцкого, для того, чтобы
возбудить приверженность к себе в черни (concitandae plebis gratia) в видах
предстоящего нашествия на панов.
Войско было сведено с ноля 2!) октября, но его так трудно было разместить по
зимним квартирам, что Потоцкий, по его словам, предпочел бы дать несколько битв.
Край был разорен; везде голод и дороговизна, а жолнерам нечем было уплатить жолду.
Часть войска расположил Потоцкий вдали от козацкой линии, в близких в увраинным
воеводствах, а верхния воеводства откупились от постоя платою.
Но в это самое время кто-то писал к кому-то из Бара о козацвих замыслах, то есть о
ходячих в народе толках, страхах и ужасах. Была де у Хмельницкого рада, на которой
козаки совещались: не оторваться ли им совсем от Польши? и что делать, если панское
войско не уйдет в Польшу? Было де решено выдержать и вытерпеть всю зиму, а весной
выступить вместе с Татарами и Ляхами потужно в Московщину и, доведя Ляхов до
московской границы, взять их между себя (wzhjsc mi?dzy si§), да и вырезать до ноги,
так чтобы не ушел ниодин Лях (aby i jednego Laelia nogi nie upuscic), а потом запустить
глубоко в Польшу Татар. „Когда же после Татаръ" (говорили козаки) „добьем Ляхов
(wybiwszy te Lachy ро Tatarach), тогда уже наша земля счистшпся, и мы будем пановать
в мире".—„Но Господь Богъ" (утешать себя
158
,
писавший), „может быть, скорее счистит их моровым поветрием: уже они там
страшно валятся, и лежат, как дрова, на Подеестрии около Шаргорода и далее к
Брацлаву. Но мужики наши твердят, что у них что-то злое на уме: ибо наказано имъ—
через две недели иметь в готовности лошадей и сухари. Хмельницкий еще в Брацлаве,
а Татары стоят всюду около Странъ
Между тем козацкие послы прибыли в Варшаву, но современной переписке, „в
одной своре с татарскими", а литовский канцлер заметил в дневнике, что они даже
заняли общую квартиру.
Татары (говорит корреспондент), в качестве посредников и прокураторов, находили
Хмельницкого (точно наши историки) вовсе невиновным в том, что он ходил в
Волощину. Не согрешил он, по татарскому воззрению, и тем, что такое множество
шляхты перебито; что посылал к турецкому султану послов и отдался ему в
подданство. Татары настаивали на исполнении со стороны панов Зборовского договора.
А козаки приехали свидетельствовать свое верноподданство (продолжает
корреспондент), на все же укоры отвечали отрицанием и незнанием. Все дело было
отложено до сейма.
Но мы прочтем так названные покорные petila Хмельницкого.
Уверяя короля, „Божия помазанника",, в своем верноподданстве, Хмельницкий
писал: „Посылаем наших послов только через эти petita, потому что мы, яко простаки,
не умеем ходатайствовать изустно (domowic sie nie inozemy). Мы просим о том, что
наилучше утвердило бы мир. Пускай этим не оскорбляется маестаг вашей королевской
милости и освещенный еенагь.
„Самый прочный и вечный мир всей Речи Посиолитой в панстве вашей королевской
милости был бы тогда, когда бы был утвержден присягою их милостей ксендза
архиепископа гнезненского, ксендза архиепископа Львовского, ксендза бнекупа
краковского, его милости пана Лянцкоронского, воеводы брацлавского, и его малости
подканцлера коронного (Иеронима Радзеёвского), а в залог просим нам дать: князя его
милость Вишневецкого, когорый не желает замешательства и милостиво (laskawie), с
давнишних времен обходится с Запорожским Войском и с подданными, его милость
пана хорунжого коронного, который, прибыв на свои староства, привез намъ'
стародавния привилегии на Чигирнн, чтобы здегь резидовать; . его милость старосту
