Нина Соротокина - Канцлер (Гардемарины, вперед - 3)
- Канцлеру передай, что другое у меня было на уме! - крикнул он фальцетом и сник, спесь, как вино из дырявого бурдюка, вытекла из него разом. - В князя ядро попало! Как прикажете его обыскивать? А братскую могилу никто открывать не будет, сам понимаешь. Родственники, если презентовались тайной перепиской, с этим письмом в Тайную канцелярию не побегут. - Он вдруг поднял пухлый, украшенный толстым кольцом с рубином палец- - Тихо!..
Далеко, в конце гулкого коридора, раздавались невнятные звуки, хлопанье дверей, бряканье шпор, а может, и оружия. Звук этот явно приближался. Белов бросился было к окну, но Апраксин схватил его за руку.
- Что за мальчишество! Пока я еще генерал-кригс-комиссар, - он указал Белову на соседнюю комнату. - Иди туда. Потом продолжим разговор.
Белов зашел в соседнее помещение, там было темно, пахло мышами, залежалой мукой, неустроенностью. Он отдернул штору. К счастью, луна уже взошла, и в ее свете можно было различить большую кровать, стол, в углу были свалены в огромном количестве непонятные деревяшки, которые Александр принял за черенки для лопат. Как потом выяснилось, это были древки для знамен.
- Почему мне не подают ужин? У меня гость, - услышал Александр раздраженный голос Апраксина. - Ах, вот оно что... - добавил кригс-комиссар вдруг с новой, испуганной интонацией.
- Посыльный от Их Императорского Величества, ваше высокопревосходительство! - раздался высокий звонкий голос. - Ординарец лейбкампании вице-капрал Суворов, - выкрикнутые чин и фамилия так и взвились вверх птицей.
Дальнейшее Александр наблюдал в замочную скважину, а затем и вовсе в щель, благо дверь не скрипела.
Вице-капрал Суворов был юн, мал ростом, но очень боек, так и ходил гоголем перед Апраксиным. Он совершил, оказывается, тяжелый переезд, пятнадцать часов в седле, но задание окрылило его, потому что он вез высочайшее "обнадеживание" Монаршей милостью.
"Обнадеживание" заключалось в тощем пакете, украшенном красной лентой с гербом. Ножки у Суворова были маленькие, аккуратные, он незаметно притопывал ими по стертому паркету, словно ему не стоялось. Дверь вдруг отворилась и ба... что бы, вы думали, в кабинет вошел генерал-поручик Зобин собственной персоной, гроза кирасирских, пехотных и артиллерийских полков, крикун, матерщинник и старый недруг Белова. Зобин был вояка, службист, большой охотник до плаца, фрунта и экзерциции, а Белов казался ему (и не без причины) светским шаркуном и баловнем судьбы. Изюминка ситуации состояла еще в том, что после Гросс-Егерсдорфа Зобин стал непосредственным начальником Белова.
В кабинет принесли еще свечей в грубых, оловянных шандалах, стало светло, как днем. Суворов приступил, как скоро выяснилось, к важнейшей части своего визита.
- Именем Их Величества государыни, граф, отдайте все письма, - сказал он негромко.
- Какие письма? - не понял Апраксин.
- Всю вашу личную переписку.
У Белова, что называется, мурашки пробежали по телу, подобное предложение можно было назвать одним коротким словом "обыск". Генералпоручик Зобин шумно вздохнул. По его виду нельзя было понять, случайным было его появление здесь или он явился "по вызову" бойкого капрала. Рыжие, под стать волосам, кустистые брови его совершенно закрывали опущенные в пол глаза, веснушчатая рожа имела сомнительное выражение. Оно еще усугублялось тем, что Апраксин опустился на стул и закрыл лицо руками. Потом раздался неопределенный пыхтящий звук, который можно было принять за плач... Однако Апраксин не плакал, он задыхался.
- Чем вызвана подобная немилость государыни? - выдохнул он наконец.
- Не могу знать..
Откуда же было знать вице-капралу Суворову, что предъявленные Апраксину обвинения зависели от болтливости саксонского посланника Прассе.
Потрясенный Апраксин, что-то бормоча, вдруг стал шарить по карманам, генерал-поручик Зобин упорно смотрел в пол, и Вице-капрал решил действовать самостоятельно. Он выразительно кивнул адъютанту на дверь в соседнюю комнату. Последний, решив, что его приглашают к обыску, тоже угодливо кивнул, рывком распахнул дверь и нос к носу столкнулся с Беловым
- Это еще что? - закричал адъютант, отступая на шаг.
- Вы?.. Здесь?.. - к Зобину вернулись его решительность, грубые солдатские манеры, и он с удовольствием выместил на Александре свое унижение от навязанной ему ситуации. - Какого черта вы здесь делаете? По чьему приказу болтаетесь, словно дерьмо, неизвестно где?
- Я не уполномочен отвечать вам, ваше высокопревосходительство. Белов скрипнул зубами, он не переносил хамства.
- А ну повтори! - переходя на "ты", громоподобно заорал Зобин. - А ты чего смотрел? - повернулся он к адъютанту.
- Они проникли самовольно, Я не пускал. Отлучился всего, считай, на минуту, по нужде, - адъютант здорово перепугался, иначе он не стал бы молоть эту чушь.
- То-то я смотрю, что у тебя нужда полдня на толчке сидеть. Можно ведь и поспособствовать!
Беда была в том, что Зобин говорил адъютанту, но смотрел при этом на Белова, и Александру ничего не оставалось, как принять обидные слова на свой счет.
- Потрудитесь объясниться, ваше превосходительство, - прорычал Александр, на щеках у него вздулись желваки.
- Заткнись! Самовольно в Петербург отбыл? Самовольно прибыл. Вы бросили армию, подполковник Белов.
- Это я послал Белова в Петербург с депешей в Конференцию, - негромко сказал Апраксин.
Зобин мельком глянул на экс-фельдмаршала и продолжал, словно не слышал его последней фразы:
- И не смотрите, что мы на зимних квартирах. Мы, подполковник Белов, находимся в состоянии войны, - в голосе Зобина слышалась явная издевка, и только последнюю фразу он выкрикнул серьезно и грозно: - Вы дезертир! А потому арестованы!
- Да как вы смеете? Я прибыл сюда по поручению канцлера с депешей...
- А вот мы это и проверим, - злорадно сказал Зобин. - Адъютант, зови караул. Шпагу, Белов!
Во время этой безобразной сцены вице-капрал, безмолвно стоя у стены, внимательно вслушивался в перепалку. На какой-то момент у Александра возникло ощущение, что сейчас главная опасность для него не крикливый Зобин, а тихий вице-капрал; хамоватый генерал-поручик, сажая на губу, скорее защищает, а может, спасает его от большей напасти. Но мысль эта только сверкнула зарницей и тут же потухла. Белов даже представить не мог, что Зобин совершит что-то достойное благодарности. Зобина хотелось треснуть чемнибудь тяжелым по башке, треснуть не смертельно, все-таки свой, русский, но чтоб очень больно.
- Приступайте, капрал, - бросил Злобин Суворову.
И тут Апраксин вдруг встал во весь рост, сжал пухлый кулак и что есть силы ударил по столу, на котором давеча писал. Чернильница подпрыгнула, разметав фонтан черных брызг.
- Молчать! - крикнул Апраксин. - Покуда я тут хозяин! Государыня светлая просит у меня переписку, и я отдам все до листочка, с поклоном отдам, но не вам, червякам, меня обыскивать! Не вам в моих бумагах рыться!
В комнату вошли три солдата. Белов, не сопротивляясь, последовал за ними. Вслед летел гневный голос Апраксина, Конца этой сцены Александр не увидел.
Разрешение от бремени
Срочность, а может и сама надобность, в новом манифесте о престолонаследии отпала. Елизавета уже встала, однако Бестужев не мог просто так бросить работу, которая занимала все его мысли. Вместе с верным Пуговишниковым - членом коллегии иностранных дел, он без конца переписывал манифест. В каждом новом варианте канцлер отказывался от какой-либо привилегии для себя, но выброшенный балласт был столь незначителен, что подтопленный корабль его мечты никак не мог подняться до ватерлинии. Екатерина твердила: "Это не подойдет", "из этого ничего не получится".
Великую княгиню можно было понять, ей было не до манифеста. Польский король неожиданно прислал отзывную грамоту для Понятовского. Екатерина забросала канцлера записками, которые передавала через верных людей, с просьбой сделать все, дабы удержать сокола в Петербурге. Ясно было, что все это интриги вице-канцлера Воронцова и Шуваловых - этого разбойного гнезда. Бестужеву пришлось отложить проект о престолонаследии до лучших времен и заняться вплотную делами Понятовского.
Неделя ушла на то, чтобы раздобыть отзывные грамоты. Бестужев "поработал" над ними и вернул их назад, обратив внимание польского короля на несоблюдение формальностей, необходимых в дипломатической работе. Понятовского оставили в покое.
Но тут новая неприятность подкралась к канцлеру лисьей походкой. Посылая Белова в Нарву, он ни в коем случае не хотел его подставлять. Просто тайное известие о поездке капрала Суворова достигло канцлера раньше, чем запрос из Нарвы об арестованном посыльном. Бестужев ничего не мог узнать об улове капрала (в изъятой у Апраксина переписке могло оказаться и то, главное письмо Екатерины), поэтому он на всякий случай решил отречься как от Белова, так и от великой княгини. Екатерина, словно угадывая его мысли, не подавала о себе вестей. Бестужеву казалось, что она его избегает.
