Нина Соротокина - Канцлер (Гардемарины, вперед - 3)
- Тем необходимее мне следовать во всем желанию вашего высочества... - и подумал: "Господи, когда же она о деле-то начнет?.."
- Я буду откровенна, - сказала Екатерина таким тоном, словно это не само собой разумелось при подобном разговоре, а являлось милостью, - на правах дружбы, - и добавила: - Я знаю, что вы едете в Нарву.
- Я еду в армию, - поправил Александр.
- Но ведь вы увидите Апраксина. Фельдмаршал мой старый друг. Мы переписывались... раньше. Все эти записки мало меня волнуют, но одно мое письмо... Я не хотела, чтобы оно попало в чужие руки. Понимаете?
- Как не понять, - и подумал: "Да она слово в слово повторяет приказ Бестужева!"
- Я послала это письмо с князем Репнинским, - Екатерина вдруг страшно взволновалась. - Запомните эту фамилию. Князь Репнинский погиб в битве при Гросс-Егерсдорфе. А сейчас я хочу знать - получил ли его фельдмаршал и где оно теперь. - Великая княгиня сделала над собой усилие и добавила твердо: - Я просила Апраксина выслать мое письмо назад вместе с ответом.
- Насколько я понимаю, о нашем разговоре не надо ставить в известность канцлера? Она вдруг кокетливо улыбнулась.
- А это идет вразрез с вашими моральными " принципами?
- Ни Боже мой... Только параллельно моим принципам. Но я должен знать и понимать.
- Судя по вашему вопросу, вы все поняли, и поняли правильно. Однако, если об этом узнает Бестужев, большой беды не будет. Просто я не хочу отягощать канцлера моими заботами. У Алексея Петровича своих через край...
Нарва
Место обильно политое кровью. Кто не знает этой песни: "Мы похоронены где-то под Нарвой, под Нарвой... (и еще раз!) под Нарвой..." Однако после любой баталии или целой войны город этот возрождался почти молниеносно, поражая неспешных русских, что испокон веков жили на левом берегу, чистотой улиц, добротностью только что отстроенных домов, аккуратностью бордюрного камня на площади и густотой травы на газонах. Стремительная речка Нарова делит город на Нарву- его интерландскую часть (левый берег) и Иван-город с русской крепостью и православными церквями.
Надо сказать, что выглядит это весьма живописно. Словно два рыцаря стоят против друг друга, один в кульчуге и похожем на луковку шлеме, другойзакованный в латы и металлические башмаки с длинными носами, на лице железная маска, через прорезь в забрале смотрят на восток резкие, умные, ненавидящие глаза... Европа.
Немецкая хроника утверждает, что Нарва основана датчанами в 1223 году. Новгородские летописи придвинули этот срок на тридцать три года. Они пишут, что Нарва основана Дидрихом фон Кивилем в 1256 году на левом берегу. Через сорок лет датский город был сожжен новгородцами, после чего Ругодив, как называли русские Нарву, был перенесен на правый берег, где существует и поныне.
Все эти по сути своей совершенно ненужные сведения сообщил Александру перед его отъездом Никита, выудив их прямо на глазах из плотно стоящих на полках фолиантов. Это у него почти привычкой стало, уныривать во время разговора в какие-то книги за знаниями и потом долго держать человека за пуговицу, заставляя слушать разнообразную энциклопедическую муть.
- Нарва- черное пятно нашей истории, наш грех, - горько заметил Никита в конце своей импровизированной лекции. - Я знаю, ты не любишь, когда я ругаю всеми вами обожаемого Петра... Великий! А сколько он в 1700 году под стенами этой Нарвы людей положил- и все зря!..
Александр неожиданно рассмеялся.
- Алешки на тебя нет! Он бы тебе все доходчиво объяснил, вплоть до легкого синяка под глазом, так сказать, в пылу спора. Поскольку Петр наша гордость и слава, а Нарва суть наша слава и гордость. Ну прощай. Через три дня вернусь. А может, и задержусь... Шут его знает!
Последнее его замечание оказалось пророческим. Белов уже третий день торчал в Нарве, но попасть к Апраксину не мог. Тот никого не принимал, ссылаясь на нездоровье. Незнакомый адъютант был словоохотлив, почти с удовольствием рассказывал про хвори бывшего фельдмаршала - и подагра разыгралась, и радикулы воспалились, а еще, помимо простудной лихорадки, понос с кровью и флюс. "Не... не примет! - убежденно говорил ему адъютант. - Вы мне расскажите, какое у вас дело к бывшему фельдмаршалу". Саша задумчиво молчал, словно не расслышав предложения, и опять уходил бродить по узким улицам, пялиться на бастионы замка, добротные дома бюргеров, полковые казармы, навесные флюгера на узких шпицах, часах на фронтоне ратуши и размышлять о странности окружающей его жизни. В наборе болезней эксфельдмаршала угадывалась нарочитость почти комедийная. "Ну, что их превосходительство? Вы докладывали обо мне? Может, они забыли мою фамилию?" - спрашивал Александр какой раз адъютанта. "Да нет... вроде помнят, заверял адъютант, - но ведь больны, страдают очень!"- и опять шло перечисление болезней.
Нет, не может быть, чтобы опальный Апраксин вот так, за здорово живешь, отказывался от встречи с посыльным Бестужева! Решение пришло вечером. Уже темнело, когда Белов опять пришел под окна так называемого Персидского двора, где находились апартаменты Апраксина. Экзотическим названием здание было обязано тому, что Петр I намеревался устроить там склад персидских товаров. Сейчас здесь размещались казармы, Апраксин жил на втором этаже. Третье окно справа, занавешенное желтой шторой, осторожно светилось. Вполне может быть, что за этой шторой сидит арестованный фельдмаршал и пишет жалобное письмо в Петербург к государыне. А... была не была! Если бы Александр не продрог до полуобморочного состояния, то, может быть, еще подумал, прежде чем взобраться по узкой металлической лестнице на галерею, идущую вдоль второго этажа. А в такой холод ему хотелось одного двигаться. И уж совсем невозможной казалась мысль об очередном бесславном возвращении в гостиницу!
На галерею выходило с десяток окон и одна наглухо закрытая дверь, видно, что ею давно, а может быть никогда, не пользовались. Теперь следовало отыскать окно с ненадежным, разболтанным шпингалетом и открыть его лезвием ножа... если пролезет, конечно. В конце концов можно просто разбить стекло, только звону будет на весь город. Вечерами здесь так тихо, что слышно, как звезды по небу двигаются, как собака в будке хвостом машет.
Дальнейшее случилось так просто, словно Александра вело за руку провидение. Проходя мимо окна с желтой шторой, Белов, неожиданно для себя, тихонько в него постучал. Каково же было его удивление, когда окно отворилось и он увидел Апраксина в очках, с пером в руке, полное лицо его было напряжено, даже, пожалуй, испугано.
- Господи, это ты... Белов? - проговорил он, наконец, видно не без труда вспомнив Сашину фамилию. - Влезай скорей. А я подумал, что это шутки моей охраны. Они тут, ядовитые жуки, развлекаясь, пугать меня вздумали.
Александр поспешно влез в комнату. Спрашивать, как здесь пугают фельдмаршала, он не решился, да и времени для этого не было.
- Ваше превосходительство, я с депешей из Петербурга!
Апраксин быстро прочитал письмо и оборотил поверх очков на гостя грустный, расстроенный взгляд, словно говоря - и стоило из-за такой безделицы в Нарву ехать да еще в окно влезать. Вид у Апраксина был жалкий, обстановка желтой комнаты более чем убогая, и будь на месте Белова другой посыльный, он наверняка, сочувствуя экс-маршалу, стал интересоваться его здоровьем, заверять в своей верности и не уложился бы в те пять минут, которые отпустила ему фортуна. Однако Белов был сызмальства одарен качеством, которое условно можно назвать отсутствием сентиментальности.
- Пославший меня граф Бестужев имеет сделать вам устно следующий вопрос...
Поддавшись точности формулировки и крайне деловитому тону, Апраксин собрался, сосредоточился и, правда, витиевато, но вполне толково все объяснил. Да, был князь Репнинский с письмом от великой княгини. Ответ, собственноручно написанный им самим, был отдан вышеозначенному Репнинскому. Письмо самой великой княгини уничтожено не было, поскольку князь-посыльный изъявил волю великой княгини - вернуть письмо ввиду его важности в собственные руки, дабы оно не могло стать достоянием чьей-либо нескромности, а еще того хуже - коварства.
- Где же эти письма? Они не пришли по назначению.
- Я полагаю, в братской могиле вместе с князем, - Апраксин тяжело вздохнул.
- А если князь держал письма не в карманах, а где-нибудь в своих вещах?
- Маловероятно, чтобы он доверил столь важные документы дорожному сундуку. Помолчали...
- А где его сундук? - опять решил вернуться к разговору дотошный Белов.
- У родственников, видимо... Интендантская контора высылает вещи погибших офицеров детям или родителям.
- Что же вы, ваше превосходительство, сразу-то не нашли вещи Репнинского? - Александр позволил себе удивиться и чуть подпустил в голос медь.
Спросил и тут же пожалел об этом. Апраксин вдруг покраснел, даже пятнами пошел, мягкий подбородок его вскинулся.
