Сергей Голяков - Рихард Зорге - Подвиг и трагедия разведчика
Зорге понимал, что все эти афоризмы из речей Гитлера и Геббельса выражали, однако и его нравственную суть.
Полковник с удовольствием, растроганно говорил о том, что в Германии создаются отряды "гитлерюгенда":
— Да, воспитание в рыцарском духе должно начинаться для каждого немца с колыбели. Всем членам "гитлерюгенда" вручают кинжалы, на которых выгравировано: "Кровь и честь".
"Мрачные вести, — думал, слушая его, Рихард. — Гитлер хочет заставить всю нацию смотреть на мир через прицел пушек".
Как-то Отт позвал Рихарда в свой кабинет, запер дверь на ключ и кивнул на стол, заваленный бумагами:
— Не успеваю — столько работы. Помоги мне.
Зорге глазам своим не поверил: на столе лежали таблицы сверхсекретного германского кода.
— Что это за чертовщина? — Он небрежно показал на бумаги.
— Сейчас я тебе объясню. Будешь помогать мне составлять и шифровать радиограммы.
…С очередным связным копии германского кода были отправлены в Центр.
С Оттом Рихард был на дружеской ноге, но не строил иллюзий. Он прекрасно понимал, на чем основано расположение к нему военного атташе, да и других сотрудников посольства, представителей германских промышленных кругов в Токио, коллег журналистов. Об этом прямо сказал посол Дирксен: на глубоком знании дальневосточных проблем, на блеске уже знаменитого журналистского имени. Но для того чтобы сохранить этот блеск, надо неутомимо углублять свои знания, очень много работать.
Об этом несколько лет спустя Рихард Зорге писал:
"Я был твердо уверен, что, если мы хотим добиться успешного выполнения наших разведывательных целей в Японии, необходимо хорошо разбираться во всех вопросах, которые имеют хотя бы самое небольшое отношение к нашей миссии. Другими словами, я считал, что нельзя с головой уходить только в техническую и организационную работу, а именно: получив приказ, сообщить его товарищам и послать донесение в Москву. Как руководитель разведывательной группы, действующей за границей, я не мог допустить такого упрощенного понимания своих обязанностей. Безусловно, сбор информации сам по себе является важным делом. Но я считал, что еще более важно развивать способности впитывать в себя эту информацию, разбираться в общей политической обстановке и оценивать ее. Поэтому, естественно, нужно было постоянно глубоко анализировать и изучать проблемы Японии… Вот почему я, как только сошел на берег Японии, сразу посвятил себя всестороннему изучению японских проблем… Для работы в Японии общая подготовка, которую дала мне жизнь, имела ничуть не меньшее значение, чем знания, которые я получил во время учебы в университете. Я разбирался в экономике, истории, политике европейских стран… Уже во время пребывания в Китае я считал, что имею общее представление о Японии, и написал несколько работ об этой стране. В связи с этим я хочу добавить, что, занимаясь вот таким предварительным изучением и накапливанием знаний, я старался подходить ко всем вопросам с точки зрения марксизма… При изучении предмета с марксистской точки зрения необходимо обязательно анализировать основные вопросы во всех областях жизни — в экономике, истории, социологии, политике, идеологии, а так же в культуре. Поэтому я считаю, что, если мы хотим разобраться в основных проблемах какого-либо государства, такой метод исследования, естественно, сильно облегчит нам работу. С осени 1933 года, используя такой метод, я и приступил к детальному изучению проблем Японии. У меня дома было от 800 до 1000 книг… В основном это были книги о Японии. В свою библиотеку я собрал все, что попалось мне в руки из японских книг, изданных в переводе на иностранные языки, наиболее ценные работы иностранцев, посвященные Японии, лучшие переводы основных произведений японской художественной литературы… Я много занимался изучением древней истории Японии… политической истории древнего периода, а так же социальной и экономической истории… Все это я использовал в качестве материала для изучения истории японской экспансии начиная с древнего времени… Одновременно я сделал много переводов, касающихся экономики и политики древней Японии, которые очень пригодились мне в моей исследовательской работе. Изучение вопросов экономики и политики современной Японии без такой подготовки было бессмысленным делом. Я очень подробно изучал аграрную проблему, потом переходил к мелкой промышленности, средней и наконец тяжелой индустрии. Я, конечно, изучал так же общественно-социальное положение японского крестьянина, рабочего и мелкого буржуа… Я использовал по возможности непосредственно японские материалы, в моем распоряжении были экономические журналы и публикации правительственных органов. Я интересовался так же развитием японской культуры и искусства с древних времен… Вдобавок к своей библиотеке я пользовался библиотекой посольства, личной библиотекой посла, библиотекой Восточноазиатского германского общества в Токио, особенно богатой научной литературой. В этом обществе часто устраивались научные конференции и лекции, на которых, как правило, обсуждались вопросы истории Японии. Я сблизился в какой-то степени со своими немецкими знакомыми, проявлявшими интерес к этим проблемам, и обменивался с ними мнениями.
Вскоре после прибытия в Японию я поручил перевести несколько книг по истории этого государства… Кроме того, я поручал делать переводы статей из различных журналов… Но мое изучение Японии базировалось не только на материалах, появлявшихся в книгах и журналах. Прежде всего, я должен упомянуть встречи с Одзаки и Мияги…".
Эти встречи были нужны Рихарду. Они помогали ему узнать душу народа то, что обычно остается для иностранца за семью печатями, особенно в такой сугубо своеобразной стране, к которой неприложимы мерки европейской жизни.
Ходзуми Одзаки не раз говорил Рихарду о том, какую роль в осуществлении государственной политики играет официальная религия синтоизм.
— Синто — "путь богов" — пришло к нам от верований первобытных народов, обожествлявших все сущее на земле, — рассказывал он, когда они прогуливались по аллеям парка Мэйдзи, где стоит один из крупнейших синтоистских храмов, а их в Японии более ста пятидесяти тысяч. — Главное наше божество — Аматэрасу "великое сияющее божество неба". Синтоизм требует почитания явлений природы, лесов и гор, рек и животных. Он требует сыновней почтительности к природе. Казалось бы, куда уж лучше! Но его постулаты: подчинение слабого сильному, нижестоящего — вышестоящему. А в основе религии — миф о божественном происхождении императора, который якобы прямой потомок богини солнца Аматэрасу. И отсюда совсем несообразный вывод: Япония — божественная страна, призванная управлять всем миром. А венчает этот миф кодекс "самурайской чести" — "бусидо", кодекс тех, кто с оружием в руках верно служит императору. Тут вам и проповедь насилия, жестокости и войны. На этакой почве идеолог японского фашизма генерал Араки сеял свои мысли: "Японский народ выше других народов на земле. Мы заявляем всему миру, что мы — нация милитаристов!"
Такие воинственные зaявлeния Рихард уже слышал и в Берлине, и во Франкфурте, и от пьяного комиссара, приставленного к газете, и совсем недавно — от военного атташе Отта. Только речь в них шла о великой миссии немцев. Здесь то же говорят о себе японцы, и дух один.
— Культ императора в Японии принял самые фантастические формы, продолжал Одзаки. — Его фанатики с искренней убежденностью утверждают: если не было бы императора, то не было бы и японской нации, а наше отечество перестало бы существовать.
Все ослеплены этим культом. Доходит до комичного. На приеме у императора дипломат одной из стран чихнул. Это расценили так: "начхать нам на императора и Японию". С трудом удалось избежать разрыва дипломатических отношений с этой страной.
В другой раз Одзаки дал Рихарду прочесть в школьном учебнике такую притчу: юноша купался в реке и начал тонуть; испуганно он звал на помощь. Мимо проходил японец. Он услышал отчаянные крики, бросился в воду. Юноша поблагодарил своего спасителя, а когда тот отошел — догнал его и убил.
— Как ты думаешь: зачем помещено это в школьном учебнике?
— Как зачем? — удивился Рихард. — Чтобы показать дикую подлость такого поступка.
— Ты ошибаешься. Убийца превозносится как праведник. Он убил своего спасителя для того, чтобы не осталось свидетеля его трусости и малодушия, и тем сохранил свою честь…
Как-то в середине лета Рихард стал свидетелем непонятных событий в День поминовения усопших ("О-бон"). С утра люди стали заполнять улицы, процессия двинулась к берегу залива. Собравшиеся били в барабаны, в кастрюли и сковороды, в картонные коробки — во все, что попадалось под руку. Молодые люди несли в руках сделанные из дерева и бумаги кораблики, украшенные фонариками, в которых горели свечи. Парусами этим корабликам служили листы бумаги с иероглифами. "Кораблики" разные: и совсем маленькие, и такие огромные, что их с трудом тащили несколько человек. Шли целыми семьями, матери несли малышей. Но что удивительно: все были принаряжены, как на праздник, со всех сторон неслись музыка и смех. Процессия приблизилась к заливу. Там кораблики спустили на воду, а потом подожгли. Огонь заполыхал на воде. Пламя бесчинствовало и в небе: ночной мрак разгонял фейерверк.
