Советская ведомственность - Коллектив авторов
Антропология советского директорского корпуса разработана в исторической науке в недостаточной степени. Современные исследования акцентированы в основном на персональных стратегиях, инкорпорированности хозяйственников в патрон-клиентские сети и решении директорами социальных вопросов[496]. Система смыслов и категорий экономического мышления, понимание директорами того, как вообще функционирует экономика, находится в теневой зоне науки. При этом остается много вопросов относительно роли руководителей предприятий в системе отношений с министерствами-учредителями, в том числе как выглядела идеальная модель сотрудничества для самих директоров.
Под «ведомствами» в данной главе будут пониматься органы, имевшие административные, а не производственные функции и выступавшие в качестве учредителей предприятий. В реалиях второй половины 1950‑х годов это министерства, главки внутри министерств, а затем совнархозы. Ведомство – это институция, непосредственно определяющая для директора ресурсы, плановые показатели и требующая отчетность. Такое понимание исключает общесоюзные органы, вроде Совета министров или Госплана, а также производственные объединения высшего порядка, например тресты. Подобное ограничение списка «ведомств» связано с экономическим дискурсом 1950‑х годов, где, как будет показано далее, ведомственность ассоциировалась с частными интересами отраслевых министерств, которые мешали реализации задач, сформулированных партией и высшими государственными органами. Насколько такое понимание ведомственности совпадало с видением директоров, предстоит ответить в ходе данного исследования.
Наибольшую известность среди исследователей советского директорского корпуса получили две объяснительные модели, предложенные «чистыми» экономистами – Джозефом Берлинером в 1950‑х и Яношем Корнаи в 1970‑х годах. В случае обеих моделей примечательно, что категория «ведомственность» в них не используется, хотя существенные аспекты данного явления оба автора описали.
В 1952 году Джозеф Берлинер на основе тридцати двух интервью, взятых у советских мигрантов в рамках Гарвардского проекта, опубликовал прорывное исследование «Неформальная организация советского предприятия»[497], где попытался структурировать доминанты экономического поведения хозяйственной номенклатуры. Эти доминанты он разделил на явления субъектного характера (желание получить премию, продемонстрировать прибыль предприятия и обеспечить себе «спокойную жизнь»), а также институциональные особенности советской экономики (подстраховка, очковтирательство и блат), которым Д. Берлинер затруднился подыскать точные синонимы в английском языке.
В более поздней монографии 1957 года автор предметно коснулся вопроса отношений предприятий и министерств. Понятие «ведомственность» или аналогичные ему Д. Берлинер по-прежнему не использовал, за исключением цитат респондентов, где упоминались узковедомственные интересы («narrow-minded departmentalistic tendencies»)[498]. Вместе с тем различные проявления данного феномена исследователь описал довольно точно и нащупал важное противоречие. С одной стороны, и министерские работники, и директора стремились сформировать «семейный круг», «паутину взаимной вовлеченности»[499]. В таком случае появление ведомственности было связано с желанием решать все проблемы внутри министерства на неформальном уровне. С другой стороны, директора были убеждены в том, что министерства и главки «не часть государства, и подчиняются они тем же силам, что и сами предприятия», они воспринимались такими же агентами экономической системы, как и сами предприятия, и их стратегии были подобны. Появление узковедомственных интересов определялось перестраховкой и желанием сохранять излишки ресурсов в руках министерства[500]. В этой ипостаси ведомства решали задачи собственной «спокойной жизни» и ситуативно выбирали наказать директора за проступок, закрыть глаза на него или даже помочь совершить экономическое нарушение. Если министерству по какой-то причине было выгодно наказать директора, то сеть неформальных связей, как правило, не спасала. Как образно заметил Д. Берлинер, «неопределенность следует за советским менеджером по пятам»[501].
Янош Корнаи около двадцати лет изучал совершенствование системы планирования в Венгрии и в итоге разочаровался в плановом хозяйстве как таковом. В работах Я. Корнаи ведомственность не концептуализируется и не упоминается, но из наблюдений исследователя можно сделать вывод, что явление порождалось стремлением министерств концентрировать ресурсы в ситуации их тотального дефицита. Так, невозможность эффективной государственной экономики Корнаи увязывал с поведением ключевых игроков. В ситуации, когда предприятию нет нужды ориентироваться на рынок и цены, а возможность банкротства исключена в принципе, единственной целью существования становилось выполнение плана. При этом из‑за ошибок планирования и халатности всегда возникали проблемы со снабжением и получением сырья надлежащего качества. Как следствие, предприятия старались накапливать резервы сырья и полуфабрикатов, а также запрашивали чрезмерное финансирование у государства[502]. Распределитель (министерство) также был заинтересован в расширении финансовых вливаний в подотчетные предприятия, поскольку руководители всех уровней полагали, что «их власть и престиж растут пропорционально расширению их ведомства»[503]. Кроме того, бюрократы рассматривали дополнительные инвестиции как универсальное лекарство от всех производственных проблем. При этом не было никакой гарантии, что инвестиции могли быть направлены данному конкретному предприятию. Таким образом, модель Корнаи подразумевала конкуренцию между предприятиями одного ведомства. В итоге промышленность потребляла ресурсов в разы больше, чем ей требовалось, и во всех звеньях возникал дефицит.
Система отношений директора и министерства в концепции Я. Корнаи, как и у Д. Берлинера, не описывается лишь одним механизмом. Прежде всего, эта система была насквозь патерналистская, где вышестоящий уровень убежден в том, что лучше знает, как решать проблемы нижестоящего уровня. Однако патернализм не стоит путать с диктатурой, «отцовский контроль может быть бременем и часто оскорблением достоинства фирмы, но она знает, что этот контроль также обеспечивает безопасность»[504]. То есть патернализм подразумевал и ответственность министерства в отношении тонущего предприятия. Второй механизм Корнаи называл «вертикальный торг», когда министерство и директор обсуждают плановые показатели и финансирование на очередной период. При этом директора всеми возможными средствами пытались преувеличить свои проблемы и скрыть реальный размер резервов, чтобы получить более легкий план[505]. Вся система функционировала в ситуации сокрытия реальной информации.
Обе модели признают, что директор и министерство не являлись однозначно союзниками или врагами. В основе поведения как чиновников, так и руководителей предприятий лежали представления (часто нерациональные) о том, как функционирует экономика, что и позволяет говорить об этих моделях как об антропологических. Также в обеих моделях директора не являлись безропотными подчиненными в командной системе: их действия и статус в неформальных сетях напрямую определяли линию министерства в отношении предприятия.
Оба автора были сосредоточены на взаимоотношениях директора и министерства, подобная оптика привела к исчезновению из их моделей ведомственности как явления, требующего категоризации. Однако и Берлинер, и Корнаи многократно фиксировали наличие у министерств собственных «узких» интересов и межведомственную конкуренцию. Продолжая логику авторов, можно определить ведомственность как инструмент подстраховки и концентрации ресурсов в неэффективном плановом хозяйстве. Однако в моделях исследователей имелись важные различия. У Берлинера
