История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I - Михаил Михайлович Бородкин
Настал июль (1788 г.), но Нейшлот не сдавался. Стедингк решил, что «это место может быть взято только деньгами или голодом». Но сам же прибавляет что «золото на нашего коменданта не подействует, а разве огонь и железо» (24 июля — 4 августа).
Король (18-26 июля) сообщил Стедингку, что шведские дела «в довольно хорошем состоянии. Армфельт уже всего в двух верстах от Фридрихсгама и овладел Кюменским дефиле... Мы перебили множество казаков». «Мой план состоялся бы в том, чтобы вы шли прямо на Кексгольм, собрав ваши разбросанные войска. Если вам удастся взять эту крепость врасплох, тем лучше, тогда дорога будет вам открыта. Прибыв в Кексгольм, вы можете решить свои действия согласно с известиями, которые вы получите из финляндской армии. Если к тому времени она овладеет Фридрихсгамом и Вильманстрандом, от вас будет зависеть, соединиться с нею, чтобы идти на Выборг, или обойти эту крепость».
В это время на море неприятельские флоты встретились у Гогланда. Первые донесения королю были благоприятны, но он не смел «слишком легковерно предаться этой надежде» и это тем более, что кроме официального донесения он получил вполне правдивое описание от Толля, которое скрыл даже от Г. М. Армфельта. «У вас теперь есть пушки, — продолжал король, — ... и я почти уверен, что Нейшлот уже взят».
Король предписал держаться около Нейшлота. Но было уже поздно. Аньяльский мятеж быстро охватил шведскую армию, и он не мог, конечно, не повлиять на отряд, осаждавший Нейшлот. Сюда прибыли депутаты от аньяльцев и стали уговаривать офицеров и солдат положить оружие. — Стедингк, отметив при этом «страстную любовь каждого финляндского солдата к своей избе», высказал опасение, что солдаты оставят нас (шведов). «Ваше Величество бессовестно преданы своими советниками, которые представляли вам состояние армии и флота в ином виде, чем оно является на деле; в настоящее время, — сообщал Стедингк 5-16 авг. 1788 г., — Вас предает ваша финская армия... Командиры финских полков прислали сюда одного офицера, чтобы сообщить нам принятое ими решение — не переходить границы, — и чтобы предложить нам присоединиться к ним... Не знаю, ошибаюсь ли я или нет, но мне кажется, что между русскими генералами и некоторыми финляндскими офицерами уже начаты тайные переговоры. Посольство, присланное к нам Гюнцелем, подтверждает это. В тоже время наша маленькая армия теряет бодрость... Она мнит себя покинутой в неприятельской стране и обреченной на верную гибель... Здесь и в Карелии к нам поступают подонки человечества и совершенно нагими. Русские дают или обещают по 20 р., а мы — 2 риксдалера... Из финских войск Ваше Величество не извлечете более никакой выгоды, разве только для защиты их собственного очага».
Нейшлот
«После приезда аньяльских депутатов, — сообщал Стедингк, — нам угрожали и секира палача, и меч неприятеля... Я не мог противодействовать, ибо я не умею говорить по-фински»...
Барон Гастфер оказался доступным увещаниям изменника Спренгтпортена и его единомышленников. 10-21 августа шведы отступили от Нейшлота. Перед их уходом губернатор «получил от командующего под Нейшлотом финскими войсками письмо, в коем тот просит, чтобы с Нейшлота, когда он отступать станет, не производил бы пальбы; посему от г. Пушкина Нейшлотскому коменданту и послан ордер, чтобы не палить».
В 1765 г. Екатерина назначила смотр Балтийскому флоту. Флот — любимое детище Петра — предстал пред её глазами в самом жалком виде: корабли наезжали друг на друга, ломали снасти, не могли выстроиться в линию, при стрельбе не попадали в цель. Екатерина, окончив смотр, сказала, что этот флот «годится разве только для ловли сельдей».
Со времен Петра Великого комплект для шхерного флота неизменно оставался сто судов. Но теперь из дряхлых галер едва набрали 20 годных. Галеры — плоскодонные гребные суда, со съемными мачтами и латинскими парусами.
Ланжерон указывает на недостаток в матросах, который объясняется отсутствием торгового флота. «Матросы русского флота, — говорит он, — вовсе не моряки; сделавшись матросами, они лишь в первый раз видят море». Что касается до казнокрадства и злоупотреблений, то все это во флоте было, — по отзыву Ланжерона, — гораздо хуже нежели в сухопутной армии. Из дерева, назначенного для постройки судов, строились дома для офицеров; контроль оказывался ничтожным. Екатерина философски снисходительно относилась к слабостям служащих, говоря: «меня обкрадывают... это хороший знак, он показывает, что есть, что украсть». «Администрация, флота, — пишет Ланжерон, — состоит из мошенников. Я об этом могу судить, как очевидец». Даже в отношении храбрости русские моряки, — по мнению Ланжерона, принимавшего участие в морских битвах в Финском заливе и около Очакова, — стояли гораздо ниже солдат и офицеров сухопутного войска. Многочисленность заболеваний, ужасающая смертность среди нижних чинов считались делом неисправимым.
Из сообщения секретаря Саксонского посольства надо заключить, что морские силы России не смогут устоять не только против Франции или Англии, но даже и против Дании. Прусский посланник, граф Келлер, особенно порицал вооружение судов Балтийского флота.
Флот строился небрежно, из леса свежей заготовки, почему наши суда выслуживали в море только 8 и много 9 лет, тогда как у шведов они выдерживали от 30 до 40 лет; по той же причине суда шведов лучше переносили последствия сражения и были легче на ходу. Вместо сквозных болтов, корабельные члены скреплялись гвоздями или даже деревянными нагелями.
Со времени C. К. Грейга наши суда обшивались медью.
Суда вооружались поспешно и неумело. Большинство орудий оставались старые, они нередко разрывались во время стрельбы, а станки от ветхости ломались. Во время
