Петер Гостони - Битва за Берлин. В воспоминаниях очевидцев. 1944-1945
– Я должен сказать вам нечто очень важное, – сообщил ему Брэдли, – и я не хотел бы делать это по телефону.
Брэдли ожидал Симпсона на аэродроме. «Мы поздоровались, – вспоминает Симпсон, – и Брэд тотчас выложил свою новость». Он сказал:
– Вы должны остановиться на Эльбе. Вам не разрешается продолжать наступление в направлении Берлина. Мне очень жаль, Симп, но ничего не поделаешь.
– От кого, черт побери, исходит этот приказ? – раздраженно спросил Симпсон.
– От Айка, – ответил Брэдли.
Симпсон был потрясен до такой степени, что «не понял и половины из того, что сказал Брэдли. Я только помню, что был разочарован до глубины души и снова сел в самолет в полнейшем оцепенении. Лишь одна мысль не давала мне покоя: «Как я скажу об этом своему штабу, своим командирам и своим войскам? Прежде всего, своим войскам?»
Из своего штаба Симпсон проинформировал сначала своих командиров корпусов. Потом он направился к Эльбе. Генерал Хиндс, который встретил Симпсона в штабе
2-й танковой дивизии, сразу заметил, что что-то не в порядке. «Сначала я подумал, что он недоволен тем, как мы форсировали Эльбу, – вспоминал Хиндс. – Он спросил меня, как мы продвигаемся вперед». На что я ответил:
– Довольно хорошо, генерал. В двух местах нам пришлось отступить. Но все прошло наилучшим образом, не было ни хаоса, ни паники. В районе городка Барби все идет по плану.
– Хорошо, – сказал Симпсон. – Если хотите, можете оставить кого-нибудь из ваших людей на восточном берегу. Но вам запрещается продолжать наступление.
И он посмотрел в глаза Хиндса.
– Сид, – сказал он, – мы не наступаем дальше.
Хиндс был настолько ошарашен, что возразил.
– Нет, сэр, – сказал он. – Этого не может быть. Мы же наступаем на Берлин.
Симпсон с трудом сдерживал себя. На какое-то время в комнате воцарилось тягостное молчание. Потом Симпсон сказал тихим, глухим голосом:
– Мы больше не наступаем на Берлин, Сид. Для нас война закончилась».
19 апреля 1945 года телеграфное агентство Иксчеиндж сообщило: «Как сообщил на состоявшейся пресс-конференции генерал Брэдли, американские войска завершили первую фазу наступления в глубь Германии и теперь нуждаются в коротком отдыхе, прежде чем войска 12-й американской группы армий, которой командует Брэдли, смогут начать вторую фазу наступления. Тем самым в ближайшие дни вряд ли стоит рассчитывать на продолжение быстрого наступления. Брэдли заявил, что после форсирования Рейна в плен взято 842 864 пленных».
Газета «Нойе цюрихер цайтунг» писала 19 апреля: «Как заявил компетентный источник, военное командование западных союзников и Советского Союза установило по взаимному согласию демаркационную линию на территории Германии, которую не должна пересекать ни одна из договаривающихся сторон. Предположительно, взятие Берлина является задачей русской армии».
Осенью 1961 года в связи с сооружением стены в Берлине американская общественность задалась вопросом, почему в апреле 1945 года бывшая столица германского рейха не была занята американскими войсками. Государственный департамент Соединенных Штатов Америки отвечает:
«Принимая во внимание важные военные причины, на заключительном этапе войны западные армии не предприняли наступление на Берлин, так как уже была достигнута договоренность о послевоенном разделении его на зоны оккупации. Их главная задача скорее заключалась в том, чтобы в основном разгромить вооруженные силы Германии и как можно быстрее победоносно завершить войну.
По этой причине к моменту капитуляции Третьего рейха западные армии заняли значительно большую часть Германии, чем им было предназначено согласно Соглашению об оккупации Германии, заключенному в сентябре 1944 года.
После того как британские и американские войска были допущены в Берлин, они покинули те районы Германии, которые согласно достигнутому в 1944 году межсоюзническому Соглашению входили в советскую зону оккупации».
19 апреля 1945 года газета «Нойе цюрихер цайтунг» публикует интересное короткое сообщение из Москвы: «Радиостанция в Кёниге-Вустерхаузене неожиданно попрощалась со слушателями и прекратила свои передачи. Москва лишь кратко сообщила: прекращение радиопередач могло быть вызвано действиями войск Конева».
Действительно, «прекращение радиопередач» произошло из-за прорыва танковых клиньев 1-го Украинского фронта. Конев вспоминает:
«Наши танковые войска днем и ночью продолжали свое наступление. Они подавляли любые очаги вражеского сопротивления и продвигались все дальше вперед через леса и болота, которые так характерны для окрестностей Берлина.
Танковая армия генерала Рыбалко заняла 20 апреля город Барут на шоссе, ведущем в Берлин, где находился важный опорный пункт немцев. В этот же день танки продвинулись до Цоссена. Этот город не только относился к Берлинскому оборонительному району, но имел также и своеобразное символическое значение: в центре укрепрайона Цоссен уже давно находился штаб главного командования сухопутных войск Германии. Именно здесь планировались многие операции Второй мировой войны, и отсюда осуществлялось руководство всеми военными действиями. И вот сейчас, когда наши танки рвались к своей конечной цели, к Берлину, наши войска заняли и Цоссен».
Ротмистр Герхард Больдт, помощник начальника Генерального штаба, описывает, как немцы потеряли Цоссен:
«19 апреля… русские наступают между Губеном и Форетом на северо-запад и к вечеру уже выходят в район Шпреевальд. В ответ на это главное командование сухопутных войск высылает навстречу противнику в район Луккау, в 25 километрах южнее Цоссена, свой последний личный боевой резерв, состоящий из хорошо вооруженного эскадрона численностью около 250 человек. Итак, 250 бойцов против сотен русских танков и самолетов. На следующий день в 6 часов утра меня разбудил телефонный звонок командира этого эскадрона обер-лейтенанта Кренкеля. Он был сам у аппарата: «Мимо нас проследовало около четырехсот русских танков. В 7.00 я атакую».
Это был самый опасный удар для нашего штаба и для Берлина. Резервов больше не было. Венк [командующий 12-й армией] стоял на Эльбе и сражался с американцами. В 9 часов утра еще один звонок от Кренкеля: «Наша атака при больших потерях с нашей стороны потерпела неудачу. Наша танковая разведка докладывает о дальнейшем продвижении вражеских танков на север».
Итак, русские движутся на Берлин, а следовательно, и на Цоссен. Начальник Генерального штаба немедленно передал это сообщение дальше наверх в рейхсканцелярию. Теперь, наконец, должно быть принято решение о переводе штаба в другое место. Однако Гитлер все еще колебался.
Вскоре после этого к нам поступило сообщение, что русские прорвались севернее Берлина и заняли Ораниенбург. Такие новости распространяются с быстротой молнии. Я не успевал класть телефонную трубку на рычаг, постоянно звучал один и тот же вопрос: «Состоится ли сегодня обсуждение положения на фронте?» Я отвечал всем одно и то же: «Обсуждение положения, как обычно, в 11.00». Однако вопреки приказу шефа я распорядился, чтобы все было готово к спешному выступлению [эвакуации].
Незадолго до начала обсуждения мой кабинет стал похожим на пчелиный улей. Постоянно входили и выходили посыльные, писари и адъютанты. Генералы и полковники беседовали так громко, что я был вынужден несколько раз просить тишины, чтобы разобрать, что мне говорят в этот момент по телефону. За несколько минут до одиннадцати в кабинете стало вдруг так тихо, что можно было бы услышать, как пролетит муха. Теперь были отчетливо слышны хриплые, лающие звуки выстрелов. Кто хоть раз побывал на фронте, тот знает эти звуки слишком хорошо. Мы переглянулись, потом кто-то нарушил тишину:– Это русские танки под Барутом.
Им осталось пройти всего лишь десять или двенадцать километров, думаю я. Кто-то с тревогой в голосе сказал:
– Через полчаса они вполне могут быть здесь.
Из дверей своего кабинета вышел генерал Кребс:
– Господа офицеры, прошу входить!
В Генеральном штабе главного командования сухопутных войск (ОКХ) началось последнее обсуждение положения на фронте. Меня вызывают с совещания. В приемной стоит Кренкель, измученный, весь в грязи. Несколько бронетранспортеров и 20 бойцов – это все, что осталось от его эскадрона. Барут взят русскими, там у нас занимали позиции всего лишь две зенитки и каких-нибудь два десятка бойцов и фольксштурмовцев. Русские пока остановились. В заключение он спросил, есть ли у меня для него еще какие-нибудь приказы.
– Да, – говорю я, – оставайтесь здесь вместе с вашими людьми и бронетранспортерами в полной боевой готовности.
Потом я снова возвратился в комнату для совещаний и доложил генералу [Кребсу]. Он приказал немедленно связать его с Гитлером, чтобы еще раз настоятельно просить его разрешить перенести штаб ОКХ в другое место. Гитлер ответил отказом. На лицах прощающихся офицеров можно легко прочесть одну мысль: итак, русский плен!
