Павел Рейфман - Из истории русской, советской и постсоветской цензуры
В самом начале деятельности нового министра издан циркуляр цензорам о строгом следовании уставу, предписаниям и распоряжениям: чтобы разрешенные произведения не только по содержанию, но и по духу не содержали в себе ничего несообразного с цензурными правилами. Требование судить по духу противоречило уставу 1828 г., но это Уварова не смущало. Выступает он и против разрешения дешевых изданий, журналов для народа: они не приносят-де пользы, и даже вредны. Вообще неполное знание вредит, по мысли Уварова, просвещению.
Подобные установки сохранялись до самого конца правления Уварова. 26 мая 1847 г. он направляет циркуляр попечителям учебных округов, о том, как следует понимать истинную народность. В циркуляре ощущается и оттенок противопоставления славянофильскому, т. е. не истинному, пониманию народности: «русская народность» «в чистоте своей должна выражать безусловную приверженность православию и самодержавию», а всё, что выходит из этих пределов, есть примесь чуждых понятий, «игра фантазии или личина, под которой злоумышленные стараются уловить неопытность или увлечь мечтателей» (190). Даже Булгарин нашел такие требования чрезмерными: «Не завидую я месту Уварова в истории! А история живет, видит и пишет на меди! Имя Торкмевады в сравнении с именем Уварова есть то же, что имя Людовика XIV в сравнении с именем Омара! Набросил на всё тень, навел страх и ужас на умы и сердца, истребил мысль и чувство..» (190).
С именем Уварова связано и запрещение журнала Н. А. Полевого «Московский телеграф» (1825–1834. В истории русской журналистики и критики Полевой — явление замечательное. Он открывает новый этап: приход в журналистику человека третьегобсословия. Очень талантлив. Как бы от рождения предназначенный быть журнальным деятелем, летописцем общественной жизни. Родоначальник энциклопедических «толстых журналов», которые в XIX веке определяли облик литературы и журналистики. Не имел систематического образования. Сын купца и сам купец. В Москву послан отцом для устройства там винокуренного завода. Недоброжелатели изображали его журнал в виде винокуренного перегонного куба для производства водки. Самоучка, но не недоучка. В молодости понял несостоятельность своего образования и начал упорно учиться. Целый день простояв за прилавком, садился за учебники. Занимался иностранными языками: немецким, французским, латинским, греческим. Выучивал «по300 вокабул в вечер». Стал человеком всесторонне образованным в самых различных областях. Приобрел качества и знания, необходимые для руководителя хорошего журнала и в 1825 г., при поддержке Вяземского, основал «Московский телеграф». Сделал журналистику своей основной профессией и сумел превратить «Московский телеграф» в лучший журнал своего времени. Он являлся образцом во многих отношениях, начиная с пунктуальности выхода. Два раза в месяц, регулярно, без опозданий, перебоев новая книжка «Московского телеграфа», интересная, полная самых различных сведений, оказывалась в руках подписчиков. Журнал превратился для читателей в настоящий университет. Полевой использовал любую возможность, чтобы пополнить их знания. Так, например, заметку о женских шляпках в разделе мод, он превращал в урок естествознания, рассказывая о птицах, перьями которых украшают шляпки. Свои сведения Полевой черпал из разных источников. В частности, он поддерживал регулярные контакты с парижским литературно-публицистическим журналом «Revue encyclopedique».
По своей литературной позиции Полевой — убежденный романтик, борец со «староверами» — классицистами. Это определяло и содержание «Московского телеграфа», В нем печатались произведения писателей-романтиков, иностранных и русских: переводы из Байрона, Шиллера, Гете, Вальтер-Скотта, Гофмана, Ирвинга, Мицкевича, сочинения Лажечникова, Бестужева-Марлинского, Вельтмана, Даля, самого Полевого.
Важным новшеством «Московского телеграфа» стала литературная критика и библиография. Они и ранее публиковались в периодических изданиях, но Полевой первый сделал их постоянной и важной частью своего издания. Они во многом стали первостепенными, определяющими направление. О своей роли в создания журнальной критики Полевою с гордостью писал: «Никто не оспорит у меня чести, что первый я сделал из критики постоянную часть журнала русского, первый собрал критику на все важнейшие современные предметы». Статьи Полевого о Державине, Жуковском, «Борисе Годунове» Пушкина, о Викторе Гюго, подробные, объемные, развернутые, полные нетривиальных мыслей тоже были новостью для русской литературы. Роль отрицателя, раскрывающего несостоятельность привычных авторитетов. Но и утверждение новых литературных ценностей. Высокая оценка Державина, Пушкина, которого Полевой называет «великим поэтом» и «гениальным человеком». В статьях Полевого всегда ощущается самостоятельная мысль, живая эмоциональность. И как характерную особенность, определяющую значение писателя, Полевой называет народность.
Заслугой Полевого является и литературная проницательность, открытие новых талантов, связанных с романтическим направлением. А вот Гоголя — реалиста он не оценил. «Ревизора» воспринял как «фарс», видел в «Мертвых душах» лишь «уродство содержания». По словам Белинского, такое отношение закономерно: Полевой остался верным своим убеждениям, которые с течением времени устарели и изжили себя.
Значительное место в «Московском телеграфе» занимала библиография, подробные обзоры всех выходящих русских книг и выборочные иностранных (причем не только европейских, но и китайских, арабских). Подлинная энциклопедия. Вел «Телеграф» и резкую, иногда грубую, полемику. В разное время разную: со сторонниками классицизма, с Булгариным и Гречем, с «литературными аристократами» — писателями пушкинского круга.
Политика в журнале не затрагивалась. Она не входила в программу «Телеграфа». Кроме того Полевой был принципиальным противником участия обычного человека в политической деятельности. Политика — дело правительства, которое знает, как ему нужно поступать. Полевой — сторонник монархии, существующего в России государственного устройства, что не помешало ему сочувственно откликнуться на европейские революционные события 1830 года (статья «Нынешнее состояние драматического искусства во Франции»). Независимость мнений. Поэтому имел репутацию радикала. В III отделение поступило несколько доносов на «Телеграф», в которых его редактора называли «карбонарием». В статьях «О купеческом звании», «О вещественном и невещественном капитале», особенно в предисловии к роману «Клятва при гробе Господнем» Полевой довольно отчетливо излагает свою систему взглядов на жизненное развитие и роль в нем отдельных людей. Неучастие в политике, по мнению Полевого, вовсе не означает безразличия к происходящему. Говорится о значительной роли «частных и честных людей» (имеются в виду, в первую очередь, люди «третьего сословия», купцы), которые своей деятельностью формируют вещественный (финансы, экономика, промышленность, торговля) и невещественный (литература, искусство, культура) капитал и тем помогают правительству создавать русское просвещение, образованность.
Рассуждает Полевой в упомянутых статьях о подлинном и мнимом патриотизме. Вероятно, именно эти рассуждения и стали главной причиной восприятия Полевого как радикала, чуть ли не как революционера. Полевой резко осуждает мнимый патриотизм, «квасной патриотизм» тех людей, которые кричат о своей любви к Родине, не видят в ней ни малейшего изъяна, повторяют громкие слова об её величии. Именно такие люди, по словам Полевого, обвиняют его в отсутствии любви к России.
На самом деле для Полевого важно всё русское, национальное. Не случайно он автор книг «История русского народа», «История Петра Великого», «История Суворова». Его привлекают имена русской славы. И в то же время, согласно точке зрения Полевого, подлинный патриот тот, кто сознает свои (своей страны) несовершенства, кто видит преимущества чужих (европейских) стран, готов заимствовать у них всё хорошее, отвергать всё плохое, чтобы догнать, а затем и перегнать их. Для этого нужно учиться самостоятельно мыслить, думать и других учить мыслить. Любите то, что любо. Не любите того, что не любо. Пора отучаться от точки зрения, что Россия только «задним умом» сильна.
Ничего антиправительственного в таких заявлениях не скрывалось. Но объективно они противоречили и словам царя, поставленных в название главы, и высказыванию Бенкендорфа о том, как должна изображаться история России, и теории «официальною народности», сформулированной вскоре Уваровым. Они видели в мысли опасность, Полевой же призывал и учил мыслить. Знаменательно, что многие положения Полевого, в частности о подлинном патриотизме, об отношении к Западу послужили позднее основой для выводов Белинского, вложившего в них революционный смысл, о чем редактор «Московского телеграфа» и не помышлял.
