Виктор Кондрашин - Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма
О работе комиссии широко оповещалось население через средства массовой информации. Линия на превращение местных работников в главных виновников восстания была закреплена в выступлении Троцкого на объединенном заседании Самарского губисполкома, комитета РКП и представителей профсоюзов 6 апреля 1919 г. В нем председатель РВСР, в частности, отметил: «На верхах и на низах к советской власти прилипли элементы, глубоко чуждые коммунистической политике… Так, мне показывали в Казанской губернии документ относительно Сенгилеевского уезда, где крестьяне подвергались невероятным заущениям [ущемлениям прав. — В. К.] со стороны каких-то маленьких советских чиновников… И когда я эти документы прочитал… Я сказал, что будь я в вашем трибунале, я бы созвал крестьян Сенгилеевского уезда, вызвал бы, с одной стороны, тех подлейших агентов Колчака, которые их подбивали к разрушению ж/д., а с другой — вот этих, будто бы советских, прохвостов, которые, пользуясь именем советской власти, угнетали крестьян — и одним и тем же взводом красноармейцев расстрелял бы и тех и других»{433}.
Однако тот же Троцкий в своем письме в ЦК РКП(б) «О нашей политике по отношению к крестьянству», датированном мартом 1919 г., указал, что причина «циничного (под видом классового) подхода к крестьянству» не только со стороны «новоиспеченных администраторов авантюристского типа», но и «совершенно искренних коммунистов» заключалась в том, что они «не верили в возможность более дружественной политики по отношению к крестьянству». Он сообщил, что объявленная VIII съездом партии линия на союз с середняком «может в известной постановке вызвать нежелательные явления и даже привести к некоторой деморализации в рядах партии». Например, многие местные коммунисты считали, «что это со стороны центра только уловка, пускание пыли в глаза и пр.». А «один из товарищей», видимо, симбирских работников, не соглашаясь с его доводами, упрекнул Троцкого «в неправильных предпосылках», поскольку середняк, как известно, был врагом власти, и поэтому «политика в отношении к нему должна сводиться к подачкам и подкупу и прочее». Именно в силу подобной позиции крестьянство рассматривалось многими местными работниками в качестве «непримиримого классового врага», и тем самым система «бессмысленных нередко расправ» получала свое идеологическое обоснование{434}.
Из приведенного отрывка совершенно очевидно, что Троцкий признал факт враждебного отношения к основной массе крестьян значительного числа местных коммунистов. Почему же они «не верили в возможность более дружественной политики по отношению к крестьянству»? Думается, ответ очевиден — на протяжении всего 1918 г. власти на местах следовали проводимой сверху политике большевистского руководства на социальное расслоение деревни, в соответствии с которой лишь деревенская беднота рассматривалась в качестве социальной опоры советской власти. Все остальные категории крестьянства были зачислены во враждебный социализму кулацкий лагерь. Отсюда и соответствующее поведение властей по отношению к его представителям. Чего особо церемониться с саботажниками и потенциальными союзниками контрреволюции! Избранная установка на поиск «стрелочников» была правильной с точки зрения успокоения крестьянства, но она не соответствовала действительности, поскольку главную ответственность за крестьянские восстания несла все же центральная власть.
Применив крайние меры по отношению к активистам восстания, комиссия ВЦИК и губернское руководство, исходя из решений VIII съезда РКП(б), взяли курс на амнистирование и освобождение из мест заключения рядовых его участников{435}. Массовое освобождение крестьян-«чапанов» началось после публикации в «Известиях ВЦИК» декрета ВЦИК от 25 апреля 1919 г. «Об освобождении из заключения некоторых категорий арестованных и осужденных». Согласно декрету всем губернским ЧК и революционным трибуналам вменялось в обязанность «немедленно освободить от заключения тех замешанных в столкновениях с советской властью рабочих и крестьян, которые примкнули к выступлениям против советской власти вследствие малой сознательности и которым не предъявлено обвинения в организации восстаний против советской власти и руководстве выступлениями против советской власти»{436}.
Комиссия ВЦИК попыталась отменить явно невыполнимые распоряжения правительства, а также найти рациональное решение ряда вопросов, обусловивших крестьянских протест. Так, 19 апреля 1919 г. член комиссии С.В. Малышев направил телеграмму председателю СНК Ленину, в которой «для укрепления наблюдаемого хорошего отношения крестьянства» попросил его «спешно поручить наркомпроду по возможности отменить реквизицию убойного скота Симбирской, Самарской губерний, ибо там в некоторых волостях не осталось и по одной корове домохозяину». Кроме того, он предложил «по возможности, приостановить реквизицию лошадей, наличие коих теперь там ничтожное, пересмотреть разверстку хлеба, которая создана по посевной площади при плохом обследовании самого урожая, разница в котором теперь иногда встречается 50% и предписать губерниям Самарской, Симбирской немедленно же продвинуть крестьянам имеющийся там товар для распределения». Данное предложение не было принято. На телеграмме оказалась лишь одна ленинская пометка — «В архив»{437}.
Комиссия также указала местным советским работникам на необходимость более гибкого подхода к крестьянам при проведении в жизнь политики большевиков по отделению церкви от государства и школы. В частности, иконы из волостей и школ согласно циркуляру Наркомпроса от 22 августа 1918 г. «Об освобождении помещений из-под домовых церквей при учебных заведениях и о ликвидации имуществ этих церквей» следовало убирать «постановлениями Совета, а не комиссарами»{438}.
Комиссия проконтролировала проведение на местах перевыборов Советов в соответствии с 65 статьей Конституции РСФСР, принятой V всероссийским съездом Советов 10 июля 1918 г. Как известно, эта статья гласила: «Не избирают и не могут быть избранными, хотя бы они входили в одну из вышеперечисленных категорий: а) лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли; б) лица, живущие на нетрудовой доход, как-то: проценты с капитала, доходы с предприятий, поступления с имущества и т. п.; в) частные торговцы, торговые и коммерческие посредники; г) монахи и духовные служители церквей и религиозных культов; д) служащие и агенты бывшей полиции, особого корпуса жандармов и охранных отделений, а также члены царствовавшего в России дома; е) лица, признанные в установленном порядке душевно-больными или умалишенными, а равно лица, состоящие под опекой; ж) лица, осужденные за корыстные и порочащие преступления на срок, установленный законом или судебным приговором»{439}. Руководствуясь данной статьей, в бывшей зоне «чапанной войны» заменили состав уездных, волостных и сельских Советов. При этом характерной была одна деталь, приведенная 22 апреля 1919 г. в докладе президиуму ВЦИК председателем Особой комиссии по ревизии Поволжья П.Г. Смидовичем: во время перевыборов Совета в г. Ставрополе, бывшего руководящего центра восстания из числа избирателей оказались исключены как нетрудовые элементы около 500 человек, почти 30% от общего числа избирателей. А в самих выборах участвовало не более 15–20% имеющих право голоса. В результате были избраны 21 коммунист и 9 беспартийных. Точно такая же ситуация наблюдалась в волостях, где крестьян заставляли избирать угодных властям лиц, не считаясь при этом с их мнением{440}.
§ 2. «Вилочное восстание»
Другим мощным крестьянским восстанием в регионе, выделенным нами в особый период, явилось восстание «Черного орла» («вилочное восстание») в феврале-марте 1920 г. [«Черный орел-земледелец» — название штаба повстанцев, «вилочным» оно названо по одному из видов оружия повстанцев. — В. К.]
Как нами уже указывалось, география крестьянского движения и его эпицентров в 1919 — начале 1920 гг., была напрямую обусловлена характером и результатами военного противоборства в регионе советской власти и противостоящих ей сил. Если во второй половине 1918 г. эпицентры крестьянского движения находились на контролируемой Советским правительством территории региона, а в 1919 г. в районах, освобожденных осенью 1918 г. от власти Самарского Комуча, то в 1920 г. они переместились в Самарскую, Казанскую и Уфимскую губернии, перешедших под контроль советской власти после провала весеннего, 1919 г. наступления армии Колчака и успешных наступательных действий Красной армии в последующие месяцы. В 1920 г., так же как и в случае с «чапанной войной», именно освобожденная территория становится зоной масштабного «вилочного восстания», поскольку она оказалась под сильнейшим прессом реквизиционно-мобилизационной политики большевиков.
