Виктор Кондрашин - Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма
О масштабах казней можно судить по следующим фактам. В селе Уссинском задержанные дезертиры — участники восстания были «расстреляны через пятого»{414}. По собранным заведующим историческим отделом Сызранского музея Н. Гурьевым сведениям, за период с 7 по 13 марта 1919 г. в Сызранском узде Симбирской губернии было расстреляно: в Уссинской волости — 125 человек, Шигонской — 77, Старо-Рачейской — 40, Усольской — 29. Кроме того, по его данным, из числа взятых в ходе восстания заложников в Сызрани и уезде было расстреляно 43 человека{415}. В докладной записке Троцкому и Ленину от 17 марта 1919 г. командующий 4-й армии М.В. Фрунзе сообщал, что наряду с 1000 убитых повстанцев в ходе подавления восстания более 600 «главарей и кулаков» было расстреляно по приговорам военно-полевых судов{416}.
Однако эта цифра не последняя. Как уже отмечалось, только 18 марта 1919 г., на следующий день после составления вышеупомянутой записки командарма 4-й армии, Самарский губвоенревком узаконил деятельность военно-полевых судов. И они продолжали активно работать, по крайней мере, до конца марта 1919 г. В одном только Ардатовском уезде Симбирской губернии за период с 21 по 27 марта было расстреляно 150 повстанцев, в то время как потери коммунистов и советских работников составили 18 человек{417}. В докладе президиуму ВЦИК председателя Особой комиссии по ревизии Поволжья П.Г. Смидовича жертвы повстанцев определялись числом «не менее 1000 человек», с советской стороны — «до двухсот человек»{418}. Таким образом, «чапанная война» была подавлена с помощью вооруженной силы самым решительным образом.
В то же время массовый характер движения делал невозможным ставку только на крайние меры. И власть это прекрасно понимала. Решительно уничтожая зачинщиков, разрушая наиболее строптивые селения, она одновременно стремилась внести успокоение в крестьянские массы с помощью других средств. Руководствуясь проверенным лозунгом «разделяй и властвуй», большевики стремились расколоть крестьянство, отделить рядовых участников от активистов восстания. В этой связи заслуживает внимания постановление Сызранского ревкома от 13 марта 1919 г. «О пленных кулаках». Оно предусматривало деление пленных повстанцев по степени виновности на три категории: 1) принимавших активное участие в восстании и подлежащих расстрелу; 2) способствовавших восстанию другим путем и подлежащих отправлению на общественные работы; 3) невиновных, подлежащих освобождению{419}.
Именно подобным образом и поступали карательные органы в зоне восстания. Процент расстрелянных — по сравнению с числом арестованных крестьян — был невелик. Например, в том же Сызранском уезде было расстреляно 8% от общего числа арестованных повстанцев{420}. К большинству из них применялись меры идеологического, воспитательного характера. В сознание крестьян внедрялась мысль о суровой, но справедливой советской власти, которая беспощадна к врагам, но милостива к искренне раскаивающимся гражданам, по своей политической несознательности или под принуждением оказавшимся в стане контрреволюции. Поэтому в ходе подавления широко практиковались сельские сходы во всех селениях, поддержавших восстание, где крестьяне в присутствии представителей карательных органов принимали покаянные резолюции. Наряду со словами раскаяния в них присутствовал главный для власти сюжет: обещание крестьян впредь беспрекословно выполнять все возложенные на них государственные повинности{421}.
В зоне восстания развертывалась активная пропагандистская работа. Крестьянам разъяснялась суть политического момента, указывалась ошибочность их позиции в условиях продолжавшейся Гражданской войны. Именно война называлась главной виновницей народных страданий. И пока она не завершилась, крестьянам следовало терпеть и помогать советской власти побеждать ее врагов, в противном случае они могут потерять все, что дала им революция{422}.
Важнейшим тактическим приемом, который власть стала использовать в 1918 г., стало возложение ответственности на местных работников, которые своими противозаконными действиями якобы спровоцировали народный бунт. В этих целях сверху, по инициативе центра, создавались специальные комиссии, наделенные широкими полномочиями. Их задачей являлся поиск «стрелочников» из числа наиболее ненавистных и известных населению своим произволом работников советских учреждений. Благо, что таких субъектов было немало, особенно в органах милиции и Ч.К. Чтобы придать этой версии большую убедительность, этих работников называли замаскировавшимися белогвардейцами, чуть ли не выполнявшими специальное задание подрывных контрреволюционных организаций. Например, арестованный особым отделом РВС Восточного фронта бывший уполномоченный по сбору продразверстки А.Ф. Белов, спровоцировавший своими насильственными акциями восстание в с. Новодевичье, был объявлен агентом белогвардейцев, поскольку «при чехах был в Новодевичьем судебным приставом»{423}.
Для расследования причин «чапанной войны» в конце марта — начале апреле 1919 г. в Симбирской губернии работала Особая комиссия ВЦИК по ревизии Поволжья под председательством П.Г. Смидовича. Ее главной задачей было умиротворить крестьянство и локализовать его недовольство в уже очерченных границах{424}.
Наибольшую настойчивость в создании этой комиссии проявил Л.Д. Троцкий. Во время восстания он находился неподалеку от его эпицентра. В частности, его поезд курсировал из Рузаевки в Симбирск, и он имел полное представление о картине крестьянского протеста{425}. Как политик и руководитель Красной армии Троцкий понимал необходимость создания стабильной ситуации в тылу в условиях обострения положения на Восточном фронте. Для этого следовало устранить недостатки, которые оказались присущи местным органам советской власти. Важнейшей тактической задачей было убедить крестьян в непричастности центральной власти к действиям на местах ее отдельных представителей.
«Чапанная война» раскрыла глаза Троцкому на истинное положение крестьянства и заставила его трезво оценить проводившуюся партией большевиков линию на особые отношения с беднотой. 21 марта 1919 г. в своей телеграмме Ленину и Сталину он сообщал, что одной из причин восстаний в Симбирской и соседних губерниях явилась «крайне плохая работа волостных советских и партийных учреждений», в то время как «восставшие в массе своей с уважением и доверием относятся к центральной власти». Он предложил направить «ударную советскую инспекцию» в особый отдел Восточного фронта и главные пункты Поволжья{426}. В следующей телеграмме он определил персональный состав «инспекции» для «успокоения крестьянских элементов» в составе Каменева, Смилги, Гусева{427}. На следующий день, 22 марта 1919 г., в телеграмме Сталину Троцкий конкретизировал основную цель предполагаемой комиссии, которая должна была «поддержать веру в поволжском крестьянстве в центральную советскую власть, устранить наиболее кричащие непорядки на местах и наказать наиболее виновных представителей советской власти, собрать жалобы и материал, который мог бы лечь в основу демонстративных декретов в пользу середняков»{428}. Чтобы деятельность комиссии получила нужный резонанс в крестьянской среде, Троцкий в своем послании Сталину от 24 марта 1919 г. предложил организовать «разглашение» постановления ЦИК о назначении ревизии в Поволжских губерниях в советской печати{429}.
Особая комиссия ВЦИК по прибытии в Симбирск 2 апреля 1919 г. провела экстренное заседание Симбирского губисполкома, на котором рассмотрела вопрос «О сенгилеевских событиях». Принятое постановление предусматривало: 1) предать губревтрибуналу всех работников, против которых имеются обвинения; 2) делегировать в прибывшую комиссию ВЦИК члена губисолкома А. Измайлова{430}. 6 апреля 1919 г. Особый ревтрибунал при комиссии ВЦИК рассмотрел дело ряда бывших руководящих работников Сенгилеевской милиции и ЧК, арестованных за несанкционированные расстрелы и избиения крестьян. Он приговорил к расстрелу начальника Сенгилеевской милиции Я.Ю. Блюма за то, что он, «обладая большою опытностью и сознательностью, не останавливал преступную работу своих товарищей и подчиненных ему лиц и сам в наибольшей мере участвовал в указанных выше преступлениях». Бывшие председатель Сенгилеевской ЧК Саблин и председатель местной организации РКП(б) Мач были приговорены 10 годам принудительных работ. Их не расстреляли в силу того, что Саблин — «старый рабочий», «по своей политической безграмотности не мог играть в ЧК руководящую роль и не мог понимать того вреда для революции, который наносился ей работой ЧК в Сенгилее», а Мач — «по своему юному возрасту и неопытности не мог учесть неизбежные контрреволюционные результаты своей работы»{431}. 7 апреля 1919 г. три местных сотрудника были осуждены: один — на три года: двое — в рабочие батальоны для тыловых работ соответственно на 6 и 4 года{432}.
