Петр Третьяков - У истоков древнерусской народности
Одним из интереснейших открытый, сделанных в 30—40-х годах в нижнем слое Староладожского городища, являются остатки большого дома с очагом в центре. В. И. Равдоникас рассматривал его как жилище большой славянской патриархальной семьи, что не вызывало каких-либо сомнений. Но в последние десятилетия в области Прикамья на финно-угорских средневековых городищах также были исследованы остатки больших домов, близко напоминающих староладожское жилище.[163] Это послужило поводом, чтобы вопрос о древнейшем населении Старой Ладоги, о том, кто это были — славяне или финно-угры, вновь превратился в предмет дискуссии.[164] Мне думается, однако, что нижний слой Староладожского городища содержит все же остатки прежде всего славяно-русского поселения. И это будет верно даже в том случае, если большой дом, открытый В. И. Равдоникасом, действительно окажется финно-угорским, построенным ижорой, карелой или весью. Старая Ладога составляла вершину, оконечность той узкой полосы славянских поселений, отмеченной сопками, которая протянулась в VII–VIII вв. вдоль Волхова далеко на север, в глубину финно-угорских земель. Население Ладоги не могло быть чисто славяно-русским, точно так же, как им не было в свое время население Ростова или Мурома. Ладога являлась здесь главной опорой славяно-русской колонизации. Среди находок из нижнего слоя действительно нет изделий финно-угорского происхождения. Вещи из Старой Ладоги находят себе аналогии далеко на юге, в Поднепровье. Древнейшие староладожские погребальные памятники— сопки, давшие находки VII–VIII вв., и грунтовый могильник с сожжением этого же или несколько более позднего времени — являются славяно-русскими.[165]
В Южном Приладожье, восточнее Волхова, имеются многочисленные курганы с трупосожжениями конца IX–X в., известные главным образом по раскопкам Н. Е. Брандербурга и В. И. Равдоникаса. По общему облику и по характеру находок эти курганы примыкают к синхроничным славяно-русским древностям, но содержат и некоторые чуждые им элементы. В курганах встречено значительное количество вещей финно-угорских типов, например «шумящие» украшения. Обращает на себя внимание такая деталь погребального ритуала, неизвестная в славяно-русских курганах, как находящиеся под курганом остатки очага с некогда висевшим над ним железным котлом, с лежащей рядом железной лопаточкой-кочергой.[166] Все это имитирует, по-видимому, жилище с очагом. Как уже не раз упоминалось выше (стр. 116, 128), приладожские курганы IX–X вв. принадлежали финно-угорским группам — веси или карелам, уже испытавшим на себе значительное влияние со стороны славяно-русского населения. Немало в этих курганах встречено и вещей скандинавского происхождения, что, впрочем, неудивительно, так как в Ладоге в это время было, вероятно, значительное скандинавское население, более того, в начале XI в. наместниками Ярослава в Ладоге являлись скандинавы Рогнвальд и его сын Эйлиф.[167] О пребывании скандинавов в Ладоге свидетельствует небольшой курганный могильник IX–X вв., исследованный В. И. Равдоникасом в местности Плакун на правом берегу Волхова, напротив Староладожского городища. В курганах открыты остатки сожжений, в том числе совершенных по скандинавскому обряду — в ладьях.[168]
Курганы Южного Приладожья, относящиеся к более позднему времени, содержащие простые захоронения, уже почти ничем не отличаются от одновременных им славяно-русских, известных в пределах Новгородской земли. Но финно-угорские вещи и в это время продолжают здесь встречаться, напоминая о неславянском происхождении местного населения.
Наконец, с вопросом о финно-угорских компонентах связывается в археологии вопрос о жальниках — особых погребальных сооружениях, известных повсеместно в Новгородской и Псковской землях.
Жальник — это небольшая земляная насыпь над могилой, обложенная камнями, которые образуют окружность или прямоугольник. Нередко могила обкладывалась четырьмя большими камнями: один в головах, другой в ногах и два по бокам. Иногда камни лежали только в головах и ногах. Известны жальники XI–XII вв., но основная их масса относится к XIII–XIV вв. На курганных могильниках Северо-Запада жальники занимают обычно окраинное положение, окружая древнейшую часть могильника, состоящую из курганов.
Обычно появление жальников рассматривается как результат эволюции курганов. Средневековые курганы на Северо-Западе нередко обкладывались камнями по всей поверхности или чаще по окружности. С уменьшением насыпи такой курган превращался в круглый жальник, затем в ходе дальнейшей модификации — в прямоугольный жальник, предшественник обычной могилы.[169]
Но почему-то такая эволюция средневековых погребальных сооружений имела место только на Северо-Западе. Нигде в других районах Древней Руси жальники не известны. Они распространились в пределах только тех земель, где славяно-русскому населению предшествовали прибалтийские финно-угры, прежде всего племена води. И так как у этих племен в древности, возможно, были распространены могильники с каменной кладкой, подобные могильникам древних эстов, очень вероятно, что жальники возникли и распространились на Северо-Западе как прямое наследие местного финно-угорского субстрата.
Таким образом, изучение жальников может открыть дополнительные возможности при освещении русско-финно-угорских отношений на Северо-Западе. Но работа над этой темой станет результативной лишь тогда, когда отыщутся и будут исследованы погребальные памятники води I тыс. н. э. Упомянутые выше два могильника с каменной кладкой на поверхности, исследованные некогда Н. К. Рерихом, вопроса не решают, тем более что и время их осталось невыясненным.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Картина формирования древнерусской народности, обрисованная в этой книге, в значительной мере основана на результатах археологических исследований, проведенных за последние три-четыре десятилетия. До этих исследований в пределах древнерусской территории — в Среднем и Верхнем Поднепровье и по его широкой периферии — были известны лишь отдельные малоизученные группы древностей. Их хронология, пределы распространения, этническая характеристика и отношение друг к другу оставались далеко не ясными. В частности, за малыми исключениями, не были выявлены археологические памятники основного компонента древнерусской народности — восточнославянских племен I тыс. н. э.
Конечно, и в настоящее время в пределах необъятной древнерусской территории археологам предстоит решить еще немало сложных задач. Наряду с местностями, подвергшимися более или менее систематическим исследованиям, здесь имеются значительные пространства, изученные далеко не достаточно или же совсем не затронутые археологическими работами. Но основные категории древностей I тыс. до н. э. и I тыс. н. э., имеющие то или иное отношение к истории восточных славян и Руси, несомненно уже выявлены, и здесь вряд ли следует ожидать каких-либо неожиданных новых открытий, которые могли бы привести к радикальному пересмотру основных положений этой книги.
Одним из таких положений является представление о главном компоненте древнерусской народности — восточных славянах как одной из древних этнических группировок на Восточно-Европейской равнине. Правда, славяне не жили испокон веков в пределах всей раннесредневековой древнерусской территории. Восточным группировкам древнейших славянских племен принадлежали земли лишь в лесостепной зоне междуречья Верхнего Днестра и Среднего Днепра. Северная и восточная части Поднепровья и смежные с ними области были заселены первоначально неславянскими племенами, прежде всего восточными балтами. Но и в эти отдаленные местности славяне стали проникать очень рано — еще на рубеже и в начале нашей эры. Шаг за шагом они продвигались сначала вверх по Днепру и его притокам, особенно по Десне, а позднее, уже во второй половине I тыс. н. э., появились на берегах рек и озер юго-восточной части бассейна Балтийского моря и на Северо-Востоке — в глубинных областях Волго-Окского междуречья, где коренным населением были финно-угорские племена.
Другим основным положением, обоснованным в этой книге, является оценка восточнобалтийских племен Верхнего Поднепровья в качестве существенного слагаемого древнерусских летописных группировок и древнерусской народности в целом. Это было результатом того, что при расселении славян вверх по Днепру местное балтийское население в массе оставалось на своих старых землях, веками жило чересполосно с пришельцами-славянами и мало-помалу смешалось с ними. Во второй четверти I тыс. н э., когда страны Северного Причерноморья, включая Поднестровье, Нижнее и Среднее Поднепровье, были охвачены «великим переселением народов», в область Верхнего Поднепровья переместился один из важнейших центров восточнославянской жизни. При последующем расселении восточных славян, завершившимся созданием этногеографической картины, известной по «Повести временных лет», из Верхнего Поднепровья в северном, северо-восточном и южном направлениях, в частности в поречье Среднего Днепра, двигались отнюдь не «чистые» славяне, а население, имевшее в своем составе ассимилированные восточнобалтийские группировки.
