Хэллоуин: история и традиции - Жан Маркаль
Итак, на современном гэльском «ноябрь» будет Samain, что соответствует галльскому Samonios. Кое-какие отголоски Samain можно найти в названии месяца июня – meitheamh (на галльском – Mehefin, на бретонском, он же армориканский – mezheven), что происходит от древнего medio-samonios («середина лета»). Названия остальных месяцев года являются либо заимствованиями из латыни (январь – Eanair, февраль – Feabhra, март – Marta, апрель – Abran, июль – Iul), либо носят описательный характер, как, например, сентябрь – Mean Fomhair («середина осени»), октябрь – Deire Fomhair («конец осени»), декабрь – Min a Nodlag («месяц Рождества»), либо повторяют названия древних кельтских праздников: Beltaine (май) и Lunasa (август). Очевидно, что в этих названиях нет ни малейшего сходства с теми, что фигурируют в календаре Колиньи, где Riuros означает «январь», Anagantios – «февраль», Ogronios – «март», Cutios – «апрель», Giamonios – «май», Simivisonnos – «июнь», Equos – «июль», Elembivios – «август», Edrinios – «сентябрь», Cantlos – «октябрь», а за месяцем Samonios идет Dumannios – «декабрь».
На современном гэльском слово Samain означает «ноябрь», что, бесспорно, связано с древним друидским праздником, который отмечали в начале лунного месяца, в ближайшее к 1 ноября полнолуние. А вот День всех святых, 1 ноября, называется Lâ Samhna, буквально – «день Самайн». Само это слово, появившееся в эпоху, когда его орфография еще не устоялась, встречается в разных вариантах: Samain, Samhain, Samhuin, даже Samfuin. Однако его значение остается неизменным – это всегда «угасание лета» или «конец лета». На северо-востоке Европы, территории с мягким и влажным океаническим климатом, четко различимы всего два времени года – лето и зима, и этимология этих названий соответствует погодной реальности. Так, в Бретани (древней Арморике) в День всех святых начинается пора «черных месяцев»: ноябрь называется «mis du» (буквально «черный месяц»), а декабрь – «mis kerzu» («очень черный месяц»).
Датировка Самайна отсылает нас к древнейшей истории кельтов и позволяет найти возможное правдоподобное объяснение того, почему для этого праздника был выбран именно такой день. Для начала отметим, что наступление «черных месяцев» влекло за собой резкое изменение привычного хода жизни. Летом, в теплую погоду, стада выгоняли на пастбища, тогда как с приближением первых холодов, когда пастбища оскудевали, скотину приходилось на всю зиму загонять в хлев. Аналогичным образом дело обстояло у всех пастушеских народов, для которых домашний скот составлял главное богатство.
Изучение обильных материалов, относящихся к законам и обычаям кельтских народов, в том числе обычаям раннехристианской Ирландии, позволяет нам сделать вывод о том, что изначально кельтские народы были именно скотоводами. Вначале они вели кочевой образ жизни, потом постепенно перешли к оседлости, особенно на континенте, и занялись обработкой плодородных земель, попутно развивая земледельческие технологии, в частности изобрели железный лемех для плуга и машину, напоминающую современный комбайн, – ее образец выставлен в музее немецкого города Трира. В эпоху Цезаря Галлия, как и Сицилия, была настоящей житницей, а галльский хлеб высоко ценился за его вкусовые качества.
Но если галлы стали земледельцами, вернее говоря, крестьянами, совмещавшими земледелие со скотоводством, то в Ирландии дело обстояло иначе. Еще и сегодня в сельском хозяйстве Ирландии преобладает животноводство. Это объясняется долгой традицией пастушества, проследить которую в социальной структуре тогдашнего общества можно благодаря многочисленным сохранившимся документам юридического или технического содержания, а также литературным источникам на гэльском языке.
Ирландия, никогда не входившая в состав Римской империи и долгое время остававшаяся в стороне от бурных событий, сотрясавших Европейский континент, представляет собой идеальный образец сохранности аутентичных традиций и обычаев, уходящих в глубину веков. На ее территории существовали небольшие независимые царства, точнее говоря, «племена» (tuatha) – наследники древних кочевых скотоводов, перемещавшихся по стране в поисках новых тучных пастбищ и постоянно рисковавших столкнуться с такими же племенами, кочевавшими с той же целью. Этим объясняется, почему на всем протяжении Средних веков в Ирландии не прекращались кровавые войны и почему все народы кельтского происхождения отличаются отсутствием стремления к сплочению. Подобная «анархия» привела к порабощению кельтов противниками, сумевшими объединиться, такими как римляне, викинги, англосаксы, а затем англонормандцы. Можно сказать, что эта «родовая черта» обусловила слабость кельтов, но она же служит свидетельством уникальной попытки создания более справедливого, ответственного и равноправного общества[7].
Не вдаваясь в подробности, напомним в общих чертах бытовавший у кельтов совершенно особый взгляд на отношения между коллективом и индивидуумом. Судя по всему, эти отношения в отличие от тех, что распространились в постиндустриальных обществах, сформировавшихся после XIX века, никогда не были конфликтными и основывались на признании прав и обязанностей каждого индивидуума в составе коллектива, на взаимном уважении, а главное – на осознании того, что человек может одновременно быть отдельной личностью и полноправным членом сообщества[8].
У них не существовало индивидуальной собственности, только коллективная. Ничего похожего не было в Риме, где pater familias[9] являлся единственным владельцем всего семейного имущества. По мнению кельтов, владение землей – нонсенс. Старая ирландская пословица гласит, что «королевство заканчивается там, где останавливается взгляд короля». На практике это означало, что земли принадлежат той группе, которая на них живет. Король при этом брал на себя роль «балансира», служил гарантом соблюдения договоренностей и справедливого распределения всех благ между членами общины, обязался защищать пастбищные угодья, необходимые для поддержания и увеличения поголовья стада – единственной основы благоденствия племени.
Пределы королевства или территории племени ограничиваются пространством, которое способен держать под контролем король (или предводитель клана, чтобы не употреблять слово «царек»), и последнему приходится противостоять другим «королям», вступающим с ним в борьбу ради выживания собственного племени. Но король (или царек, или предводитель клана) не всесилен. Поэтому часть своих полномочий он делегирует тем, кого считает достойными возложенной на них миссии исходя из их компетенций и личных качеств. Это не означает, что «доверенное лицо» становится владельцем стада или пастбища; на самом деле этот человек – всего лишь управляющий и потому обязан отчитываться в своих действиях перед другими членами общины и перед самим королем, отвечающим за согласие внутри коллектива.
Таким образом в древней Ирландии сложилась система, близкая к «договору найма»: король поручает одному из членов племени заботу о стаде и контроль над справедливым распределением имеющегося продукта между соплеменниками. Разумеется, в архаичном кельтском обществе существовали, если верить сохранившимся гэльским текстам, и другие формы договоров, касающиеся кузнецов, ответственных за выплавку железа и технический прогресс; воинов, без участия которых король не смог бы отразить набеги соперничающих племен; свинарей, следивших на стадом свиней, так как основу мясного рациона кельтов составляла свинина; сборщиков ячменя – злака, использовавшегося в приготовлении пива, а впоследствии и виски; пасечников, державших ульи и поставлявших общине мед, необходимый для изготовления медового напитка, считавшегося эликсиром бессмертия; на его основе также пекли хлеб и пироги и варили кашу – другой растительной пищи в то время кельты не употребляли.
Следует добавить, что основу пищевого рациона ирландских кельтов составляло молоко и его производные, но не в форме сыра (современные технологии производства сыра кельтам были неизвестны, да они и не смогли бы их применить в условиях слишком влажного климата), а в форме простокваши (сквашенного естественным образом молока), творога и, конечно, масла. Когда корова переставала доиться, ее забивали, а мясо употребляли в пищу, но не в жареном, а в вареном
