Морис Самюэл - Кровавый навет (Странная история дела Бейлиса)
Андрюшино тело было перевезено в морг и во вторник, 22-го марта, полицейский врач Карпинский произвел вскрытие трупа. Он сдал доклад о своем заключении 24-го марта, и оно появилось на другое утро в газетах. Второе вскрытие было произведено проф. Оболонским совместно с Туфановым, прозектором при киевском университете 26-го марта. Однако, рапорт обоих профессоров появился официально только 25-го апреля, т.е. на 30 дней позже. (Впоследствии, когда нам это понадобится, мы обсудим значение этого промедления).
Похороны Андрюши состоялись в воскресение 27-го марта. Верхняя часть его черепа Vertex cranii была заменена, т.к. эта часть его черепа, внутренности и сердце, были вырезаны и сохранены для дальнейшего исследования и как вещественные улики.
Андрюшу одели для похорон в новую черную пару, с зеленоватого цвета лакированной кожи кушаком, синюю ситцевую рубашку и новые, бумажной материи, носки, завязанные синей лентой. На грудь ему положили кипарисовый крест, а в карман его штанов десять копеечных монет.
(15) Вдоль всей похоронной процессии раздавали отпечатанные листовки. Они гласили:
"Православные! Жиды замучили Андрюшу Ющинского на смерть! Каждый год перед своей Пасхой, они убивают несколько десятков христианских детей, чтобы смешать христианскую кровь с их мацой. Это они таким образом празднуют смерть нашего Спасителя, которого они распяли на кресте. Врачи городской службы установили, что перед тем как его заколоть на смерть, жиды раздели Андрюшу, связали его и стали прокалывать ему главные вены, чтобы получить как можно больше его крови; они прокололи его в пятидесяти местах.
Православные! - Если вам дороги ваши дети, бейте жидов! Бейте их до тех пор, пока не останется в России ни одного жида. Пожалейте ваших детей! Отомстите за несчастную жертву! Настало время! Настало время!".*
2.
Молодость жертвы и зверство этого преступления вызвало в Киеве возмущение, которое распространилось на всю страну; однако, народ не реагировал на обвинение в ритуальном убийстве и погромов не было. Евреи не испугались, или вернее, их привычное состояние тревоги и неуверенности оставалось на том же уровне.
Распространение листовок, призывающих к погрому и обвиняющих евреев в ритуальных убийствах, обыкновенно совпадало с Пасхальными праздниками, и было обычным явлением, исходящим из правых кругов; ребенок ли пропадал** на несколько часов, или христианская девушка-прислуга ссорилась со своими хозяевами-евреями, или найдено было тело христианина в квартале со смешанным населением - немедленно собирались кучки людей во всяких темных углах, и из углов этих расползались пришепетывания, а то и крики: "Жиды-кровопийцы" и раздавались разжигающие страсти листовки. Все это возбуждение утихало, когда находили пропавшего ребенка, когда служанка была поподробней расспрошена или когда ловили настоящего убийцу.
Не было никаких оснований предполагать, что и этот инцидент окончится иначе.
(16) Ко времени убийства Андрюши Ющинского правительство не провоцировало погромов и поэтому их и не было. Последняя волна погромов, продержавшаяся от 1903 до 1906 гг. привлекла к себе слишком много внимания заграницей, а также вызвала возмущение в общественных кругах России, включая и некоторые антисемитские слои. Большинство антисемитов стояли за незаметную, не бросающуюся в глаза, но действенную политику репрессий.
Один антисемитский орган выразился таким образом:
"Евреи должны быть поставлены в такие условия, при которых они постепенно будут вымирать; и правительство и лучшие сыны отечества должны стремиться к этой цели".*
То, что эта программа в течении последних пяти лет не проводилась в жизнь, объясняется рядом обстоятельств, при которых Киевская и правительственная администрации были соединены с крайними реакционными организациями.
Тут мы должны пояснить, что слово "администрация" нужно понимать в нашем рассказе в двух смыслах: во-первых, и чаще всего, оно будет относиться к высшему чиновничеству Петербурга и Киева, возглавляющего и суд, и полицию, т.е. администрацию, облеченную силой. Все эти высшие чиновники были антисемитами, крайними националистами, реакционерами, жаждущими власти; будучи уверены, что от них зависит будущее России, они были полны решимости пресечь все требования равноправия для евреев; они также стремились нанести окончательный удар всем либеральным попыткам, связанным с такими требованиями.
Во втором своем значении слово "администрация" относится к чиновничеству в целом, т.е. к чиновникам судебного и полицейского ведомства, которые не принадлежали к вышеуказанной клике и даже боролись с ней. Мы надеемся, что в каждом отдельном случае будет ясно, в каком значении слово "администрация" будет употребляться.
В Киеве, как и в большинстве других городов, существовали филиальные отделения "Союза Русского Народа" и "Союза Архангела Михаила"; была там также местная организация "Двуглавого Орла". Члены всех этих организаций были монархистами, неистовыми реакционерами и антисемитами.
(17) Граф Витте, выдающийся государственный деятель начала 20-го века, который мог бы спасти Россию, если бы последний из царствующих Романовых, Николай II не был тем, кем он был, описывает в своих записках членов "Союза Русского Народа", и та же самая характеристика относится ко всем ее братским организациям.
Он о них говорит:
"Они воплощают в себе лжепатриотизм, вскормленный на обмане, клевете и лжи; и еще в равной степени на безрассудном страхе и трусливом отчаянии; вожаки этих организаций, негодяи, по которым плачет виселица".
И, потом, Витте добавляет: "а несчастный, обманутый ими царь, еще надеется, с помощью этих же людей, вернуть величие России".
3.
Николай Павлович, человек, который раздавал листовки на Андрюшиных похоронах, был арестован за нарушение общественного порядка. Он был членом и "Союза Русского Народа" и "Двуглавого Орла". Мы упоминаем о нем только потому, что ответ на его арест стал первым выстрелом начавшейся кампании, вылившейся впоследствии в дело Бейлиса.
Студент киевского университета, Владимир Голубев, сделал этот первый выстрел; он тоже был членом обоих союзов: Русского Народа и Двуглавого Орла, но к тому же он еще был и прирожденным вождем; Павлович вождем не был.
Голубев был красивым, девятнадцатилетним, неуравновешенным молодым человеком; он истерически верил в совершаемые евреями ритуальные убийства. Ему покровительствовал известный антисемит, демагог и депутат Думы, Замысловский один из обвинителей на суде Бейлиса.
Эти взаимоотношения Голубева и Замысловского очень важны, так как Замысловский был persona grata при министерстве юстиции в Петербурге, а министром юстиции был Щегловитов, имевший влияние на императора.
Благодаря этим высоким связям в столице, и также благодаря поддержке обоих союзов, членом которых он состоял, с их хулиганским прихвостнем - Черной Сотней - студент (18) Голубев, несмотря на свою молодость, был влиятельным лицом при киевской администрации.
Можно с уверенностью сказать, что Голубев был зачинщиком дела Бейлиса; однако обстоятельства, сделавшие это дело возможным, созданы были не им.
Арест Павловича немедленно вызвал протест Голубева - он созвал совет Союза Русского Народа и обратился с жалобой в Петербург.
Вначале все казалось, да и на самом деле было, бурей в стакане воды; никто не мог предположить, что центральная администрация вдруг вмешается в такой незначительный и ординарный местный инцидент.
Но так именно и случилось. Что же касается властного характера этого вмешательства, то о нем можно судить по той быстроте, с которой киевская администрация реагировала.
15-го апреля - в день, когда собрался совет Союза Русского Народа Павлович был освобожден. Киевская жандармерия,* ветвью которой является политическая полиция - Охрана - совместно с канцелярией прокурора, сообщили в Петербург, в департамент полиции и, одновременно, в министерство юстиции, что дело против Павловича прекращено.
Ничего особенно важного все еще не произошло; студент Голубев только показал киевской администрации кто он такой и что с ним надо считаться. Его организации продолжали свои обвинения в ритуальном убийстве. Однако судебное дело, связанное с таким обвинением, пока все еще являлось только фантазией кучки умалишенных.
4.
Мищук, глава киевской сыскной полиции (уголовной, не политической - не надо ее смешивать с жандармерией и Охраной) сразу же лично приступил к расследованию убийства Ющинского. Тогда листовки с обвинением в ритуальном убийстве еще не были распространены, и, во всяком случае, он никак не мог предвидеть, что эти листовки, вместе с (19) правительственной диверсией и обструкцией, повлекут за собой, для него, такие тяжелые неприятности.
Некоторые выводы Мищук мог бы и даже должен был сделать из своего разговора с Чаплинским, обер-прокурором киевской судебной палаты за несколько дней до неожиданного освобождения Павловича. Чаплинский, один из самых важных, власть имущих местных чиновников, предупредил Мищука, отвечая на его вопрос, будут ли Павлович и организация Двуглавого Орла привлечены к ответственности: "Всякий, кто столкнется с Черной Сотней, навлекает на себя неприятности: лучше сохранять с ними хорошие отношения - примите это к сведению".*
