Александр Насибов - Тайник на Эльбе
- Можно устроить так, чтобы распространился слух, будто побег удался? - вдруг спросил он начальника отделения.
Широков был удивлен.
- Ну? - нетерпеливо повторил полковник. - Побег, мол, удался, и арестованный скрылся.
- Полагаю, что можно, - неуверенно ответил Широков.
- Слух должен быть распространен не только среди жителей окрестных домов, но и между работниками отделения. Конечно, не считая тех, которые были здесь во время происшествия. С ними придется поговорить особо. Вы понимаете меня?
- Так точно.
- Тогда действуйте.
Широков вышел. Проводив его взглядом, Азизов встал. Поднялся и Семин. Полковник обнял его за плечи.
- Поехали, Артемий Ильич, ко мне. Я, когда ты звонил, только в дом вошел. Но одним, так сказать, глазом успел стол оглядеть. Поверишь, сыр видел, долму1 видел! А по дороге потолкуем. Есть интересная мысль.
1 Д о л м а - голубцы в виноградных листьях.
- А... работа? - неуверенно проговорил Семин.
- На час едем. На один час. Потом возвращаемся в отдел.
- Едем. - Семин улыбнулся, потер ладони. - Я, брат, знаешь как долму люблю!
Глава третья
1
Обер-ефрейтор Герберт Ланге стоял в офицерском блиндаже и отвечал на вопросы своего ротного командира лейтенанта Шульца.
- Таким образом, вы, Ланге, были дневальным по взводу и дежурили в землянке вторую половину ночи?
- Да, господин лейтенант.
- Никуда не отлучались?
- Нет, господин лейтенант.
- И вы видели, как вернулся с поста ефрейтор Георг Хоманн?
- Так точно. Он сменился в два часа ночи, ввалился в землянку и стал расталкивать солдат, занявших его место на нарах.
- Ну, а дальше? - Лейтенант испытующе оглядел обер-ефрейтора, его квадратное костистое лицо, массивное туловище с прижатыми к бокам длинными, тяжелыми руками. - Что было дальше?
- Дальше? - Ланге чуть шевельнул рукой, шире раскрыл свои большие светлые глаза. - Я не знаю, что вас интересует, господин лейтенант.
- Вы ни о чем с ним не говорили?
Ланге облизнул губы, шумно перевел дыхание.
- Говорил, господин лейтенант.
- О чем же, Ланге?
- Да ведь он, Хоманн, только три дня как из отпуска. А мы с ним из одних и тех же мест...
- Остбург?
- Остбург, господин лейтенант.
- Гм... Так о чем же вы беседовали? Предупреждаю, обер-ефрейчор Ланге, говорить правду, не лгать! Учтите, мне кое-что известно.
- Господин лейтенант в чем-то подозревает меня? - На лице Ланге отразилось удивление, растерянность.
- Нет, нет, - быстро сказал ротный командир.
Шульц имел основания верить Ланге - исполнительному и храброму солдату. Но ни в чем ведь нельзя было упрекнуть и ефрейтора Георга Хоманна. Тот тоже считался лучшим солдатом и, кроме того, недавно спас жизнь ему, Шульцу. А вот полчаса назад выяснилось, что Хоманн исчез, причем не просто исчез, а перебежал к русским!
По требованию лейтенанта Герберт Ланге доложил о своей беседе с Хоманном. В ней не было ничего особенного - ефрейтор Хоманн рассказывал о поездке в Остбург. Там все по-прежнему. Только вот бомбят город здорово. И люди ходят злые.
- Господин лейтенант, - сказал Ланге, заканчивая свой рассказ, при выезде жандармы предупредили Хоманна, чтобы он держал язык за зубами: ни слова о том, что делается в тылу, об очередях, о бомбежках. Поэтому прошу вас...
Лейтенант вздохнул.
- Идите, Ланге, - вяло сказал он. - От вас ничего не добьешься. Идите, мне надо побыть одному.
Отпустив солдата, Шульц расстегнул воротник мундира, задумчиво подсел к столу. Да, все ощутимее признаки того, что дело близится к развязке. Уже первые солдаты перебегают на сторону противника. В германском тылу, который теперь день и ночь бомбят самолеты американцев, англичан и русских, все больше проклинают войну, Гитлера, нацистов. Ну, а дальше? Какова дальнейшая судьба Германии, немецкого народа, судьба самого Шульца?
Лейтенант встал, тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли, неожиданно для самого себя грубо выругался. Он долго ходил по землянке, сильно затягиваясь сигаретой и бормоча проклятия. Затем, несколько успокоившись, подсел к телефону - надо было докладывать об исчезновении Хоманна.
Утром командир батальона майор Гаус зачитал перед строем подразделения приказ. Командир полка объявлял, что ефрейтор Георг Хоманн, как дезертир из германского вермахта и предатель дела фюрера, лишается воинского звания, всех наград и прав. В случае поимки он подлежит расстрелу.
2
Хоманн благополучно переполз минное поле, прикрывавшее позиции германских войск, и теперь двигался по "ничьей" земле. Была ночь. Со стороны немцев то и дело взвивались в небо осветительные ракеты, заливая землю холодным голубоватым светом. Свет был таким ярким, что проникал в каждую выбоинку и щель. Повисев в воздухе, ракеты устремлялись вниз, и тогда от деревьев и камней бежали резкие, черные тени.
При каждой вспышке Хоманн распластывался на земле и ждал спасительной темноты, чтобы потом, изо всех сил работая коленями и локтями, продвинуться еще на десяток метров.
Было морозно, но он не чувствовал холода. От его спины валил пар, с висков стекали струйки пота, заливая глаза и мешая глядеть. Хоманн продавил ладонью ледок во встретившейся на пути луже, поранил пальцы, но не заметил и этого. Он думал лишь об одном - быстрее миновать открытый и насквозь простреливаемый участок.
Впереди послышался шорох. Перебежчик замер. Шорох повторился. На бугре мелькнула тень, за ней - другая, третья.
Хоманн тяжело задышал.
- Геноссе! - позвал он хриплым шепотом.
Тени перестали двигаться, шорох оборвался. Потом послышался металлический щелчок - будто взвели курок.
Мозг перебежчика лихорадочно работал. Сейчас, если он ничего не предпримет, наступит конец. Русские разведчики - а в том, что это именно они, Хоманн не сомневался - вот-вот прошьют его автоматной очередью или угостят ударом ножа. Неужели же придется погибнуть, когда цель так близка? Скорее сделать что-то такое, что остановило бы советских разведчиков! Но - что?
Все решали секунды. И Хоманн вдруг запел "Интернационал". Он пел торопясь и волнуясь, с трудом переводя дыхание, захлебываясь и нещадно фальшивя, так что мелодию едва можно было узнать.
Прошло с полминуты. Он оборвал пение, прислушался.
- Ком хер! - негромко сказали из-за бугра. И добавили: - Хенде хох!
- Яволь, яволь, - торопливо зашептал ефрейтор. - Их комме!
Он отбросил в сторону автомат, двинулся вперед. Вот и бугор. Теперь Хоманн видел тех, к кому полз. Их было трое, в пятнистых халатах. Перебежчик уперся грудью в землю и попытался поднять вверх руки с растопыренными пальцами. Люди в халатах метнулись к нему.
Через час старший тройки разведчиков докладывал о перебежчике своему командиру.
- Говорите, окликнул вас? - переспросил офицер, делая запись в блокноте.
- Первым окликнул, товарищ старший лейтенант!
- И - "Интернационал"?
- Пел, товарищ старший лейтенант. Поет, а сам, чувствую, дрожит.
- Тут задрожишь. - Офицер усмехнулся.
Хоманна ввели в землянку. Остановившись у двери, он вскинул голову, изо всех сил стукнул каблуками.
- Не хватает только "Хайль Гитлер"! - пробурчал старший лейтенант. - Кто вы? - спросил он по-немецки.
Хоманн назвал себя, сообщил номер полка и дивизии, где проходил службу.
- Так, - лениво сказал офицер. - А зачем пожаловали?
У Хоманна дрогнули губы. Он как-то обмяк, ссутулился.
Офицер подумал, что слишком уж грубо задал вопрос.
- Садитесь, - сказал он.
Хоманн грузно опустился на табурет. Командир разведчиков перехватил его взгляд, брошенный на пачку папирос.
Встряхнув пачку, он протянул ее Хоманну.
Перебежчик поблагодарил кивком, но папиросы не взял. Он полез в карман, извлек деревянный портсигар, достал сигарету и закурил.
- Так зачем все-таки пожаловали? - повторил вопрос офицер. Воевать не хочется?
Хоманн выпрямился.
- Нет, - сказал он. - Я еще повоюю!
Офицер поглядел на него с любопытством.
- Я коммунист, господ... простите, товарищ обер-лейтенант! Хоманн сделал паузу и закончил: - И думаю, что пригожусь.
Офицер насторожился. Он знал, что агенты, которых гитлеровцы забрасывают в тыл советских войск под видом перебежчиков, иной раз снабжаются даже документами членов Коммунистической партии Германии.
- Коммунист? - сказал он, недобро усмехнувшись. - И документ имеете?
Хоманн встал.
- Конечно, я понимаю и ваш тон и ваше недоверие, - тихо произнес он, не поднимая глаз от дымившейся в руке сигареты. - Все это понятно, тут ничего не поделаешь. Но я прошу: проводите меня к вашему начальнику. - Хоманн поглядел офицеру в глаза, нервно повел плечом. К вашему самому большому начальнику. Я должен сообщить нечто важное.
- Хорошо, - кивнул офицер. - Хорошо, вы будете говорить с начальником. Но это завтра. А пока садитесь и пишите: кто вы, откуда, зачем перешли на сторону советских войск, и все, что еще найдете нужным. Вот бумага, ручка, чернила. Не торопитесь. Вам не будут мешать.
