История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I - Михаил Михайлович Бородкин
Истинным организатором обороны Саволакса и Карелии явился Гёран Спренгтпортен. Во время поездки по Финляндии, Густав III посетил его дом и одобрил его планы преобразования саволакских войск. В Саволаксе Г. Спренгтпортен быстро занял первое место. Он приобрел общее уважение и доверие подчиненных. Его нововведения оказались вполне целесообразными и полезными. По повелению короля, он выработал общий план обороны Финляндии против русского нападения, но, за отсутствием денег, он не был осуществлен.
В момент объявления войны, наличное шведское войско не представляло грозной боевой силы. «Офицеры во всех странах радуются войне, здесь же, в Швеции, они были первыми, чуть ли не единственными, которые начали кричать против нее». «Они спрашивали, — говорит Адлерберг, — кто выплатит им аккорды, кто будет заботиться о их женах и детях, в случае они падут. Невоенный дух, который проявился таким образом, был последствием поселенной системы, с её удобствами дворянской жизни в бостелях и аккордной системы, делавшей офицера, ради его семьи, непригодным для лишений войны. Король исключил из состава риксдага 1786 г. военное начальство, на что рыцарский дом подал апелляцию. Распоряжение короля явилось вмешательством в то, что военные считали своей главной привилегией. Со времен короля Карла XI вошло в обычай призывать военных начальников в риксдаг. Какое значение они придавали этому, видно из того, что, когда в 1760 году мощный тогда совет воспретил явку офицеров на риксдаг, большинство пренебрегло запрещением, и, даже в дни военных действий, оставив армию в Померании, явились в Стокгольм. «Я видел, — говорил впоследствии король Густав III, — как эти ослушники целыми шайками являлись в Дротнингсгольм и еще хвастались своим непослушанием; это меня поражало: с тех пор я питал презрение к этим людям, жертвовавшим интересом и честью государства своим личным расчетам».
К этому еще прибавился оппозиционный дух, который всосали старые офицеры в период вольности и заметно влиял на младших во время последнего риксдага. На этот дух воздействовали два распоряжения короля: постановление о свободе слова и печати от 7 декабря 1787 г. и постановление о винокурении, изданное 3-го марта 1788 г., которое было понято, как правонарушение, ибо военных оно лишало возможности винокурения для домашнего употребления, т. е. права, принадлежащего каждому другому гражданину.
Все эти признаки не предвещали ничего хорошего, особенно в военное время.
Большая часть финских войск, согласно военному плану, стянута была первоначально к Гельсингфорсу и Свеаборгу; сюда же доставлены были на шхерной флотилии 15-16 тыс. чел. шведских сухопутных войск. Всего Густав располагал почти 30000 чел., да еще 12000 морского войска, составлявшими экипаж его флотов. В составе войск Густава III находилось около 15000 финской пехоты и кавалерии, да финская шхерная флотилия, состоявшая из двух. шхерных фрегатов, 15 галер и других меньших судов с экипажем в 5000 чел. Следовательно, Финляндия выставила до 17000 войска. Большая часть этой значительной армии предназначена была для высадки в Ораниенбауме, близ Петербурга, под начальством самого короля.
Решив воевать с Россией, королю нужно было поднять общественное настроение финляндцев против русских. Это дело Густав поручил своему любимцу Г. М. Армфельту; который пускал в ход всякие благовидные и неблаговидные предлоги, лишь бы достигнуть цели. Задача его оказалась тем более трудной, что на русской стороне границы приняты были все меры к тому, чтобы не подать повода к ссорам и недоразумениям: воспрещено было носить оружие, сняты были пограничные караулы и пр. Подобные миролюбивые мероприятия на шведской стороне растолковывались, как хитрые попытки русских усыпить бдительность своих врагов. Чтобы раздражить русских, Г. М. Армфельт предложил королю приказать останавливать наших курьеров. Распространен был слух, что финнам придется сражаться с свирепыми татарами и язычниками. У шведов ощущался большой недостаток в деньгах; услужливые клевреты короля объяснили это народу тем, что русский министр в Стокгольме А. К. Разумовский разграбил почту, везшую казенные деньги. Нелепому рассказу поверили и Г. М. Армфельт, радуясь успеху своих измышлений, восклицал: «и это хорошо». «Тысяча глупых рассказов», — пишет барон Г. М. Армфельт своей графине из Элиме, 20 июня 1788 г., — «частью обескуражили, частью раздражили их (шведских солдат); между прочим говорилось, будто бы императрица повелела переодеть 80000 баб, чтобы прогнать их»; они поверили и этой сказке. Разжигая охоту финнов к войне, Г. М. Армфельт с удовольствием доносил королю, что старания его увенчались успехом. Взятую на себя роль в этой «комедии» Г. М. Армфельт исполнял с таким усердием, что не предупредил об истинном положении дела даже своего дядю, барона К. Армфельта, назначенного главнокомандующим.
Густав Армфельт
Но медаль имела, и оборотную сторону. — В Финляндии ощущалась повсеместная нужда, вследствие прошлогоднего голода; это обстоятельство внушало большие опасения, так как известно было, что «с пустым желудком финн добра не сделает».
Рядом с недостатком в провианте и деньгах, обнаружились большие недочеты в вооружении и обмундировании. Артиллерия оказалась в самом жалком состоянии.
Еще печальнее было то, что дух и настроение в войсках оказались не воинственными, особенно в частях, расположенных в Гельсингфорсе и Свеаборге. Общий тон в Гельсингфорсе был таков, что Г. Армфельт запретил своим офицерам посещение города. Из писем Г. М. Армфельта к королю видно, что настроение было явно беспокойное и трусливое. Жены покидали своих мужей и переезжали в Швецию. Особенное малодушие и страх проявил командующий войсками в Финляндии, генерал граф Поссе. Нередко он восклицал: «только религия воспрещает мне пустить себе пулю в лоб».
Письмом (от 11-22 мая 1788 г.) король уведомил Г. М. Армфельта, что он «перешел Рубикон» и скоро начнется война. — Одновременно подобное же уведомление получил гр. Поссе. Происходил какой-то военный совет, когда пришел молодой полковник Нюландского полка Г. М. Армфельт. Поссе плакал, проклинал все и вся, грозил покончить с собой и т. п. Общее поведение присутствовавших представлялось настолько странным, что Г. М. Армфельт, несмотря на свою молодость и неопытность, должен был сказать собравшимся: «Ваше поведение меня удивляет; вам даны определенные приказания и их следует исполнить точно и немедленно. Если вы полагаете, что мы будем разбиты русскими, — тем хуже для вас. Если бы в моем лагере нашелся один солдат с такими мыслями, я прогнал бы
