Славное дело. Американская революция 1763-1789 - Роберт Миддлкауф
В «Истории парламента», где эта речь была напечатана, сказано, что после выступления Питта последовала «продолжительная пауза». Понятно, что членам палаты не хотелось соглашаться с Питтом, но министр Конвей все-таки собрался с духом и признал его правоту, хотя на самом деле имел несколько иное мнение по некоторым вопросам, не связанным с конституционным спором[195]. Палата не желала слушать Конвэя, и он, несомненно, знал об этом. Все ждали Гренвиля, который поднялся, чтобы ответить Питту.
Ответ Гренвиля был блестящим с риторической точки зрения и во многом точно отражал сомнения и недовольство палаты. Он начал с осуждения кабинета министров за запоздалое сообщение о восстании в Америке, а затем стал пророчить, что если «доктрина» Питта получит поддержку, то восстание превратится в революцию. После этого он заявил, что «не видит разницы между внешними и внутренними налогами»[196]. Также он не мог понять и разницы между законодательством и налогообложением. Налогообложение, утверждал он, являлось частью суверенной власти и «одной из ветвей законодательства». Более того, налогами облагались и многие из тех, кто не имел своего представительства, например крупные промышленные города. Что же касается Америки, то ни один член палаты не высказался против права парламента взимать налоги с колоний, когда Акт о гербовом сборе был предложен.
До этого момента Гренвиль держал свой гнев под контролем, теперь же он начал открыто обвинять неблагодарных американцев, которым империя предоставила военную защиту и экономические привилегии.
Защита и подчинение взаимосвязаны. Великобритания защищает Америку; Америка обязана подчиняться. Если это не так, то скажите мне, когда это американцы получили свободу? Когда им нужна защита этого королевства, они без колебаний просят о ней.
Мы всегда предоставляли им эту защиту в самой полной мере. Государство взяло на себя огромные долги, чтобы обеспечить им эту защиту, и теперь мы просим у них небольшую плату для покрытия государственных расходов, которые были направлены на них самих, а они отвергают вашу власть, оскорбляют ваших служащих и поднимают, можно сказать, открытое восстание[197].
Гренвиль говорил еще, но именно эти несколько слов задели Питта, который поднялся, едва только Гренвиль закончил. Теперь Питт говорил с небывалым красноречием, чем, вероятно, смог увлечь за собой многих парламентариев, по крайней мере на некоторое время. Однако кое в чем он только усложнил задачу кабинета министров. Питт превозносил американское сопротивление: «Я рад тому, что Америка начала сопротивление. Три миллиона людей, забывших о свободе и добровольно согласившиеся на рабство, стали бы идеальным орудием для того, чтобы превратить в рабов всех остальных». Он также повторно заявил о том, что парламент имеет всю полноту власти для издания законов для колоний. Англия и ее колонии были связаны, и «один неизбежно должен править; больший должен управлять меньшим; но править так, чтобы не нарушать общих для них обоих фундаментальных принципов»[198].
На вопрос Гренвиля «Когда это колонии получили свободу?», Питт кратко ответил: «А мне интересно знать, когда они стали рабами?» Этот ответ развеял всю риторику и ударил точно в цель, которой был главный вопрос о свободе в рамках конституционного строя. Конечно, вооруженные силы могут сокрушить американцев, заметил Питт, но опасности, последующие за их поражением, будут огромны. «Если Америка падет, то падет она, как настоящий боец. Она ухватится за самые столпы государства и рухнет только вместе с конституцией»[199].
Красноречие Питта до такой степени поразило нескольких его слушателей, что в итоге они не вполне поняли, о чем он говорил. Один парламентарий так описал свое впечатление от речи Питта:
Похоже, мы все заблуждались насчет конституции, так как мистер Питт утверждает, что наша страна не имеет никакого права облагать внутренним налогом колонии; что они никак не представлены, а следовательно, не подпадают под нашу юрисдикцию в этом вопросе. Однако как метрополия мы можем взимать налоги и регулировать их торговлю, запрещать или ограничивать их производства и делать все, за исключением Акта о гербовом сборе. В своей представительской функции мы взимаем налоги внутри страны, и в своей законодательной функции мы осуществляем все остальные акты власти. Если вы понимаете разницу между представительской и законодательной функцией, то вы разбираетесь в этом лучше меня, но я уверяю вас, то, что я услышал, звучало очень убедительно[200].
Возможно, многих Питт привел в замешательство, а некоторые и оскорбились его одобрительным высказыванием в отношении сопротивления колонистов. Рокингем никак не попытался развеять замешательство, но поспешил перевести внимание палаты с зыбучих песков конституционной теории на твердую почву экономики. Между 17 и 27 января были представлены и зачитаны петиции от купцов со всего королевства. В этих петициях приводились экономические доводы против Акта о гербовом сборе: в них описывался упадок торговли, неспособность купцов востребовать долги в Америке; трудности, коснувшиеся всех сословий в Британии, а в некоторых содержались намеки на то, что купцы могут бежать с островов, если добиться отмены не удастся[201].
С этого момента кабинет министров усилил нажим на палату общин. Прежде всего 28 января он убедил ее действовать как комитет всей палаты для обсуждения предложений, которые бы легли в основу программы по противодействию кризису. Эта программа не предполагала никаких уступок Питту, которые бы касались права парламента взимать налоги с колоний. Об этом следовало заявить в первую очередь, если кабинет надеялся добиться отмены акта. По этой причине 3 февраля 1766 года Конвей выдвинул резолюцию, в которой объявлялось, что парламент обладает необходимой полнотой власти для принятия законов, связывающих колонии «тем или иным образом»[202]. Во вступлении к эФой резолюции (которая стала основой для Акта о верховенстве) Конвей объяснял, что хотя право на налогообложение очевидно, в его целесообразности есть сомнения. Имела ли эта резолюция какое-либо значение, учитывая намерение кабинета предложить отмену гербового сбора для Америки? Этот вопрос задал член парламента Ханс Стэнли. Другие явно разделяли его сомнения: декларация, казалось, шла вразрез с идеей об отмене закона. Генеральный атторней Йорк защищал кабинет министров, как только мог, доказывая, что резолюция имеет смысл. В результате она была успешно принята на следующий же день, причем против проголосовали только Питт, который в этих дебатах проявил себя на удивление нерешительно, и еще три или четыре парламентария.
