Александр Костин - Убийство Сталина. Все версии и ещё одна
Внешней политикой раньше Берии не приходилось заниматься, тем не менее, он и здесь успел выступить с серьезными инициативами.
Болевыми точками в отношениях СССР с соцстранами были Югославия и ГДР, хотя и по разным причинам. Оба государства были странами, где у власти находились коммунисты, но несколько другой ориентации, чем того хотелось бы Сталину. Отношения с Югославией находились на точке замерзания, и термин «фашиствующая клика Тито», по-прежнему не сходил со страниц советских газет и был «прописан» в советских энциклопедиях и политических словарях.
Когда в СССР сменилась власть, маршал Тито заявил в интервью: «Мы в Югославии были бы счастливы, если бы наступил такой день, когда они признали, что допустили ошибку в отношении нашей страны. Нас бы это обрадовало. Мы будем ждать, мы посмотрим…»[90] Берия сыграл значительную роль в перемене курса в отношении Югославии. Он направил в Белград своего представителя полковника Федосеева и написал письмо югославскому министру внутренних дел Александру Ранковичу с предложением негласной встречи. Позднее, на Пленуме ЦК, на котором был развенчан Берия, это письмо фигурировало в качестве улики о закулисной сепаратисткой деятельности его автора. Тем не менее, б июня 1953 года Совет Министров СССР и Президиум ЦК КПСС предложили югославскому руководству обменяться послами, начали постепенно снимать ограничения на передвижение персонала посольства Югославии, заговорили о возобновлении экономических и культурных связей с этой страной.
Особенно серьезной была проблема с Восточной Германией (ГДР), но уже по другой причине. Руководитель ГДР Вальтер Ульбрихт стал в ускоренном темпе и жестко проводить курс на построение социализма по образу и подобию СССР. Начал с репрессий, провел силовыми способами коллективизацию и завершил приоритетным развитием предприятий группы «А» (тяжелая промышленность) в ущерб развитию предприятий группы «Б» (предметы потребления). В довершение всего 28 мая 1953 года правительство ГДР объявило о повышении норм выработки, в результате чего упала заработная плата рабочих. Начались массовые забастовки и массовый исход жителей ГДР в Западную Германию. Только за четыре месяца 1953 года из ГДР бежало свыше 120 тысяч человек, а с января 1951 года по апрель 1953 года — 447 тысяч.
Таким образом, слепо копируя опыт построения социализма в Советском Союзе, ГДР столкнулась с тем, что Маленков позже назвал «опасностью внутренней катастрофы». Положение в ГДР не раз обсуждалось на заседаниях, как Президиума ЦК КПСС, так и Президиума Совмина. 27 мая на заседании Президиума Совмина Берия представил проект решения по Восточной Германии. Была создана комиссия в составе Маленкова, Молотова, Берии, Хрущева и Булганина, которой предстояло в трехдневный срок обсудить и доработать проект, исходя из того, что «основной причиной неблагополучного положения в ГДР является ошибочный в нынешних условиях курс на строительство социализма».
В ходе обсуждения проекта правительственного постановления Берия решительно выступил за ликвидацию ГДР и объединение немецкого народа в единое государство, в частности он говорил: «ГДР! Да что такое эта ГДР?! Даже не настоящее государство. Держится только на советских штыках, хоть и называется Германской Демократической Республикой». Берия был категорически против предложения Молотова добавить к вышеприведенным словам «строительство социализма» слово «ускоренное» и тем самым коренным образом изменить смысл постановления. Молотов настаивал: «Почему так! Ведь это означало бы конец социализма в Германии как такового!» «Потому, — ответил якобы Берия, — что нам нужна только мирная Германия, а будет там социализм или нет, нам все равно»[91].
Интересно отметить, что хотя поправка Молотова была учтена, но б пунктом Постановления по ГДР предусмотрено: «Учитывая, что в настоящее время главной задачей является борьба за объединение Германии на демократических и миролюбивых началах…», однако именно это будет поставлено в вину Берии 26 июня, когда он был арестован, что именно он ратовал за объединенную Германию и против построения социализма в ГДР.
Таким образом, внешнеполитические инициативы Берии были «революционными», однако лавры «миротворца» по отношению к Югославии в 1955 году получил Хрущев, а честь «лучшего друга немецкого народа» за содействие объединению ГДР и ФРГ в единое государство досталась через 35 лет Михаилу Сергеевичу Горбачеву.
Общий итог действий Берии в эти «сто дней», несомненно, производит впечатление, и нельзя не задаться вопросом, а что же было бы впереди, останься Берия в живых? Интересно на него отвечает Е. Прудникова: «Берия погиб, когда ему едва исполнилось 54 года. Сталину 54 года было в 1933 году, и он едва приступил к свершениям, за которые впоследствии был признан Великим. Впереди была беспрецедентная индустриализация, большая часть возрождения страны, впереди была победа над Гитлером.
Что было впереди у Берии, какой бы была страна, останься он жив, и каков был бы весь мир — про это не может сказать никто.»[92] И далее: «…Человеку, который задумывал и начинал реабилитацию невинно репрессированных, боролся за подлинные национальные автономии, за демократические принципы в международной политике, — этому человеку достались пуля и всемирный позор»[93].
В то же время бурная деятельность Берии в эти «сто дней» стала началом его конца. «Друзья»-соперники воочию убедились, кто реально является лидером в этой «Четверке» (Берия, Молотов, Маленков, Хрущев) и что будет с ними, когда он взойдет на вершину власти. Само число инициатив, многие из которых выходили за рамки его служебной компетенции, ясно указывает на презрение Берии к его коллегам. Так, в одной записке, обращенной к Хрущеву, Берия не «просит рассмотреть» свое предложение, а открыто требует его «утвердить». Есть свидетельства о том, как он грубо распекал по телефону Маленкова, Хрущева и Булганина. В первые дни после смерти Сталина коллеги Берии, растерянные и подавленные, возможно, заслуживали такого обращения, поскольку кто-то же должен был владеть собой и управлять ситуацией. Однако когда шоковое состояние покинуло его коллег, нескрываемое высокомерие Берии заставило их собраться с духом, а представление о безрадостных перспективах, наверняка ожидавших их в самое ближайшее время, дало им в руки оружие против него — оружие, которым все они прекрасно владели, пройдя «школу» 1937 года. Оружие — это заговор, клевета и внесудебная расправа с обязательным смертным исходом.
Что же переполнило чашу терпения партаппаратной элиты? Как утверждает А. Бушков, основной причиной смерти Берия были его громогласные заявления о том же, что о чем говорил и Сталин на Октябрьском Пленуме 1952 года:»… все хозяйственные вопросы следует решать в Совете Министров, а партия должна ведать лишь пропагандой и кадрами, причем, исключительно своими собственными!
Как и Сталин, Лаврентий Павлович просто не мог после таких заявлений остаться в живых…»[94]
Главную роль в организации заговора играл Хрущев, который своим крестьянским, житейским умом раньше всех понял, что их ожидает. Как вспоминает Петр Демичев: «В конечном счете, Хрущев выступил против Берии из страха — страха, что иначе тот нападет первым»[95]. Однако сложилось мнение, что главную роль в заговоре играл Маленков, который и на заседании Президиума ЦК 26 июня 1953 года и на Пленуме ЦК КПСС 2 июля делал доклады по этому вопросу. Но Молотов, одинаково ненавидящий и Хрущева, и Маленкова и Микоян, прекрасно ладивший с обоими, впоследствии однозначно отдавали «первенство» Хрущеву. Молотов вспоминает: «Все-таки Хрущев тут был очень активным и хорошим организатором. В его руках была инициатива. Маленков же занимал несамостоятельную позицию. Слабоват был насчет воли, слабоват. Я считаю и до сих пор не жалею, наоборот, считал и считаю это заслугой Хрущева»[96].
Скорее всего, так оно и было, поскольку Маленков не мог быть лидером заговора по двум причинам: во-первых, его, как никого другого, связывали с Берией многолетние дружеские отношения, а во-вторых, у него не было амбициозных планов, подобных планам Берии и Хрущева — взойти на вершину власти. А докладчиком он выступил вовсе не как инициатор расправы с Берией, а как Председатель Совмина, заместителем которого был Берия. Ему поручили — он доложил.
Другое дело Хрущев. Безусловно, был у него компонент страха перед Берией, который присутствовал при возложении им на себя роли застрельщика заговора. Да, он об этом совершенно открыто заявлял впоследствии в своих мемуарах, тщательно скрывая основную, затаенную причину своей активности — низвержение с пьедестала самого Сталина. После смерти вождя он понял, что пришла пора не только отомстить Сталину за все свои обиды, но и занять освободившееся место диктатора, предварительно развенчав его культ. На пути к этой заветной цели главным препятствием был Берия.
