Леси Коллинсон-Морлей - История династии Сфорца
Но именно на службе у Моро он создал свой главный художественный шедевр. «Тайная вечеря», которой время причинило великий урон, была названа величайшей картиной в мире — «гениальным синтезом всех искусств и всех наук, в которой душа Ломбардии и Италии чувствует отзвук своего величия и своих бедствий» (Солми). Она написана на стене трапезной в церкви Санта Мария делле Грацие, с которой навсегда связаны имена Моро и Беатриче, и тот факт, что Леонардо написал ее не более чем за один год, в 1496 или 1497 году, показывает, насколько художник был увлечен работой над ней. Оставленное Банделло описание великого мастера за работой заслуживает того, чтобы процитировать его еще раз: «Он имел обыкновение, как я много раз видел и наблюдал, рано утром влезать на помост и от восхода солнца до сумерек не выпускать кисти из рук и, забывая о еде и питье, беспрерывно писать. Однако затем могло пройти два, три и четыре дня, в течение которых он не брался за работу или проводил около картины один, два или три часа, но только созерцал, рассматривая и внутренне обсуждая и оценивая ее фигуры. Я видел также, как в соответствии с тем, что подсказывал ему его произвол, он уходил в полдень, когда солнце находится в созвездии Льва, из Корте Веккио, где он делал из глины своего удивительного коня, и шел к монастырю делла Грацие. Там он влезал на помост, брал кисть, делал один или два мазка по какой-нибудь из фигур и сразу же затем спускался оттуда, и уходил и шел в другое место»[37].
Из письма герцога к Маркезино Станья от 29 июня 1497 года следует, что к этой дате работа над картиной близилась к завершению. Герцог намеревался дать Леонардо другое важное поручение. «Кроме того, попросить флорентийца Леонардо завершить начатую им работу в трапезной церкви Ле Грацие для того, чтобы расписать другую стену в трапезной, и должен быть составлен и подписан им контракт, который обяжет его закончить работу в обговоренное время».
Мы знаем также, что Леонардо было поручено несколько комнат в замке, но теперь в нем уже невозможно идентифицировать какую-либо из его работ.
В 1498 году Моро подарил Леонардо сад площадью в шестьдесят перчей[38], продемонстрировав тем самым свою признательность великому живописцу, имя которого придает неповторимый блеск его правлению и которому в его искусстве не было равных ни среди древних, ни среди современных мастеров. Сад располагался за Порта Верчеллина. Когда разразилась война с французским королем Людовиком XII, Леонардо получил должность «придворного инженера». После падения Людовико он покинул Милан. Людовик XII с радостью бы перевез во Францию всю стену из трапезной в Санта Мария делле Грацие, если бы это было возможно.
Глава Х
Придворная жизнь в Милане при Людовико и Беатриче
После свадьбы Людовико и Беатриче стали вполне очевидными два факта: во-первых, герцог Бари был очарован молодостью и жизнерадостностью своей невесты; во-вторых, две герцогини не имели никаких шансов ужиться друг с другом. С самого начала Беатриче затаила ненависть к опередившей ее кузине, и вражда между ними вскоре стала столь ожесточенной, что, как писал Корио, любая мелочь могла привести к окончательному разрыву. Вскоре после этой свадьбы герцогиня Милана родила мальчика. Эта новость не могла вызвать радость у четы Бари. Хотя Изабелла по праву обладала более высоким статусом, Тротти понимал, насколько зависимым было в действительности ее положение. Тот факт, что они были кузинами и с раннего детства близко знали друг друга, еще более осложнял ситуацию. Тротти записал (12 мая 1491 года) слова Изабеллы о том, что она хотела бы, чтобы с ней обращались точно так же, как с герцогиней Бари, и была бы довольна, если бы синьор Людовико вел себя так, словно у него две жены или две дочери, и не делал между ними различия. Она не желает иметь ни на грош больше, чем герцогиня Бари, но далее она сожалеет обо всем, что Людовико подарил своей жене из своей сокровищницы. Людовико владел знаменитыми драгоценностями, среди которых был красный корунд Спино стоимостью 25 тысяч дукатов, большой рубин весом в 22 карата и жемчужина в 29 карат, также оцениваемая в 25 тысяч дукатов.
Феррарский двор был, разумеется, весьма обеспокоен таким положением дел в Милане. В письме от 6 февраля Тротти уверял их, что синьор Людовико думает лишь о том, как угодить своей жене и развлечь ее. Каждый день он говорит о том, как любит ее. Но Галлерани по-прежнему оставалась опасной соперницей. Четырнадцатого февраля Тротти явился в замок, и Людовико, который доверялся ему во всем, сообщил ему «на ухо», что идет поразвлечься к Цецилии и что его жена не возражает против этого. Тем не менее сама Беатриче думала иначе. Она прямо отказалась надеть платье из золотой ткани, которое было похоже на то, что герцог подарил своей любовнице. Двадцать первого марта 1492 года, когда Галлерани носила его ребенка, Людовико сообщал Тротти, что после родов он разорвет с ней связь. Двадцать седьмого марта Тротти пишет, что Людовико совершенно предан своей супруге. Он говорит, что герцог в полном восторге от ее очаровательных манер и веселого нрава, добавляя, что, будучи жизнерадостной по своей натуре, она, кроме того, «molto piacevolino е non mancho modesta» (весьма милая девушка и скромна без изъяна). Двадцать седьмого апреля он сообщает, что две герцогини играли друг с другом a la braze — в кулачном бою — «и супруга герцога Бари повергла свою соперницу». В этом состязании, к сожалению, было слишком много символического. Беатриче, бойкий, взбалмошный и избалованный шестнадцатилетний ребенок, вовсе не была склонна проявлять такт по отношению к своей кузине. Вполне можно доверять рассказам о том, что на придворных церемониях она выставляла Изабеллу на посмешище.
Когда Галлерани родила мальчика, Людовико сказал своей жене, что прервал отношения со своей любовницей, и он сдержал свое слово. Вскоре после этого, в 1493 году, Цецилия вышла замуж за графа Бергамини. В 1497 году Людовико действительно намеревался провести рожденного ею сына Чезаре на вакантное место архиепископа Милана, что вызвало немалое возмущение в среде духовенства. И только когда приор церкви Санта Мария делле Грацие, его личный друг, которого Моро высоко ценил, настойчиво попросил его не делать этого, поскольку мальчик еще слишком юн, он отказался от этого назначения. Галлерани, достойно жившая в браке, поэтесса, гуманист и гостеприимная хозяйка, вскоре снова появилась при дворе. Известно, что в 1497–1498 годах она принимала участие в обедах вместе с Беатриче и ее малолетним сыном Франческо.
Приближенные дамы Беатриче писали в том же тоне, что и Тротти. Полиссена д'Эсте сообщает Изабелле д'Эсте, что у нее есть приятные новости, что Беатриче окружена вниманием и совершенно счастлива. Ее супруг заботится о ней, устраивает празднества в ее честь и угождает ей всеми возможными способами. Ей известно, что он испытывает к ней «сердечную любовь и благожелательность; дай Бог, чтобы это продолжалось долго». Согласно Галеаццо да Сансеверино, «между ними возникла такая любовь, что мне кажется, едва ли два человека могут любить друг друга сильнее».
Неожиданным следствием их брака стала искренняя дружба, завязавшаяся между Людовико и Изабеллой д'Эсте, маркизой Мантуанской, которая по своему характеру гораздо лучше соответствовала роли его спутницы и доверенного лица, чем ее сестра. Она была «более утонченна, лучше образованна, более глубокомысленна, нежели Беатриче», пишет Малагуцци-Валери, «и ей было суждено внести больший личный вклад в итальянскую политику». Многие исследователи задавались вопросом о том, насколько бы изменилась судьба Людовико, если бы она была с ним и имела на него влияние.
Изабелла д'Эсте, где бы она ни появлялась, производила то же неизгладимое впечатление, которое и сейчас может испытать читатель ее писем. В списке ее друзей значились также Галеаццо Сансеверино и Галеаццо Висконти. Древний эпос «Короли Франции» и сейчас столь же популярен и вызывает столь же серьезные дискуссии, как и во времена Аттендоло-Сфорца. Боярдо и Ариосто[39], два великих придворных поэта Феррары, способствовали превращению или же сами превратили историю их дружбы в бессмертное эпическое повествование, являющееся идеализированным отражением придворной жизни и рыцарства той эпохи. Дамы д'Эсте и Галеаццо Висконти представляли противоположные стороны в споре о достоинствах паладинов. Висконти выступал защитником французского рыцаря Роланда, в то время как Изабелла и Беатриче встали на сторону Ринальдо[40]. То ли Галеаццо проявил такую настойчивость, то ли его противники оказались столь тактичными, но им пришлось объявить о своем поражении. Однако Изабелла быстро вернулась к своей прежней любви и по возвращении в Мантую продолжила дискуссию в письме. Возможно, для нее это был лишь удобный повод попросить у Боярдо рукопись следующих частей его поэмы.