Вадим Нестеров - Люди, принесшие холод . Книга первая: Лес и Степь

Выхода не было. Никакого выхода не было — куда не кинь, всюду клин. Нету казахам места под высоким небом, нет уголка на земле, где можно хотя бы остановиться, дух перевести и сил набраться. Оставалось либо невесело помирать, либо…

В октябре 1730 года в холодный Петербург прибыло казахское посольство. Батыр Сеиткул Кайдагулов и бий Котлумбет Коштаев доставили императрице Анне Иоанновне письмо от хана Малой орды Абулхаира.

Сын великого казахского законодателя Тауке-хана (он же — Тявка русских летописей), один из популярнейших казахских ханов, герой знаменитой Анракайской битвы просил русскую императрицу принять весь его народ в подданство российское.

Глава 20

Татарин

В августе 1731 года на юг от Уфы через башкирские кочевья к казахским теперь степям двигался невеликий отряд. В его составе были два опытных геодезиста, Алексей Писарев и Михаил Зиновьев, 10 драгунских солдат, 10 уфимских дворян, 10 яицких казаков и 30 знатных башкир во главе с тарханом Алдаром Исянгельдиным. Ну и, конечно, всякая мелочь, что обычно цепляется к любому посольству — возчики, грузчики, повара и прочие приблудные купцы, за мзду малую решившие проскочить опасные места под сенью дружеских штыков.

Возглавлял посольство переводчик Тевкелев или, точнее, Кутлу-Мухаммед Мамеш улы Тевкелев, потому как, во-первых, несмотря на долгие годы службы русскому царю, веры православной татарин так и не принял, оставаясь мусульманином на русской службе. А во-вторых, другая, восточная, ипостась этого царского чиновника сейчас была гораздо важнее приобретенного на службе у русских европейского политеса.

Потому как посольство шло в казахские степи, к хану Абулхаиру.

Тевкелев давно уже не был тем зеленым поручиком, каким мы увидели его в обреченном отряде Бековича. Воды с тех пор утекло немало, и в жизни Тевкелева много чего произошло. После того, как расторопный ангел-хранитель да царская воля спасли молодого татарина от страшной участи отряда Бековича, он беспрепятственно добрался до Астрахани и благополучно снарядился ехать послом в Индию.

Увы, но злой рок, которым Бекович, казалось, заражал всех, кто с ним соприкасался, не дал осечки и на сей раз. До Индии посольство не добралось — когда до места назначения оставалось уже меньше половины пути, на Каспии разыгрался шторм, и судно, на котором плыл Тевкелев, выбросило на берег неподалеку от персидского города Астрабада. Товары и подарки индийскому падишаху бодро разграбили вороватые персы, а сам Тевкелев со своими людьми столь же оперативно оказался в астрабадском зиндане. Там, в земляном мешке, он просидел ни дни, ни недели и даже ни месяцы, а два нескончаемо долгих года, пока в 1718-м ценой неимоверных усилий его не вытащил оттуда посланник при сефевидском дворе Волынский А. П.

Да, да, тот самый Артемий Петрович Волынский, который уже третий раз появляется на страницах нашего романа: сначала послом в Персии, давшим нелестные аттестации «бешеному поручику» Кожину, а потом астраханским губернатором, покровителем «переводчика» Бакунина. Я не буду подробно рассказывать о князе Волынском, как не рассказал в деталях о князе Гагарине — исключительно потому, что, начиная книгу, дал себе зарок.

Я прекрасно понимаю, что нельзя объять необъятное, нельзя рассказать про все — и без того задача, которую я себе поставил, практически неподъемна для одного человека. Поэтому я постоянно выбираю, постоянно бью себя по рукам, и одергиваю себя криками «Заткни фонтан!».

Так вот, про зарок. Я сразу решил, что основное внимание в книге буду уделять «рядовым» Большой игры; людям, работавшим «в поле», тем, кто практически забыт благодарными потомками. И почти не буду трогать политиков высшего эшелона, которые и без меня на невнимание историков не жалуются. Сдержусь и сейчас, хотя очень хочется растечься по листу болтовней — больно уж интересным человеком был князь Волынский, успевший пообщаться практически со всеми героями моей книги. Умолчу, но в компенсацию попрошу вас — почитайте про Волынского, биографии Артемия Петровича хватит на десяток блокбастеров. В этой жизни было все — головокружительные взлеты и военные походы; статус негласного правителя России и ходившая по голове и спине знаменитая дубинка царя Петра; наборный паркет высоких петербуржских кабинетов и степные рейды, где только горячий конь под тобой, да одуряющий запах ковыля вокруг; несусветное казнокрадство и истовое служение России; долгий чужеземный плен в Константинополе; разработанный лично им и осуществившийся несмотря ни на что план разгрома одной из древнейших империй планеты и — финалом — вырезанный в Тайной канцелярии язык, отрубленная на площади Сытного рынка рука и голова, покатившаяся следом с эшафота.

Почитайте, о нем писали многие, начиная с декабриста Кондратия Рылеева. Не монографию историка Дмитрия Корсакова, так хотя бы «Слово и дело» Пикуля почитайте. Несмотря на вольное отношение Валентина Саввича к исторической фактологии, дух того времени он передал здорово.

Но вернемся к Тевкелеву. Освободившись из плена и узнав о гибели экспедиции Бековича, он возвращается в Петербург и переходит на службу в Коллегию иностранных дел. Судьба его здесь была в общем-то предрешена. Как вы уже наверняка поняли, одна из главных забот двинувшейся в начале XVIII века не только к западу, но и к югу России — это выстраивание отношений со своим «кочевым подбрюшьем». И миновать работы «на кочевниках» татарину, прекрасно владевшему всеми тюркскими языками, было никак «не можно».

Но — то ли вследствие усмешки судьбы, то ли из-за всегдашней нашей бюрократии и неразберихи — поехал Тевкелев вовсе не к тюркам, а к единственным нашим кочевникам, у которых все его лингвистические возможности были абсолютно бесполезны. Да, вы правильно догадались — в 1719 г. переводчик Тевкелев решением Коллегии был отправлен в астраханские степи к волжским калмыкам, по документам — для «обучения калмыцкому языку». А, может, и не было никакой ошибки, и все было несколько сложнее.

Помните эпизод, когда Бекович, выйдя с трехтысячным отрядом драгун в поле, отказался, несмотря на все мольбы Аюки, расстрелять возвращающихся с добычей ногайцев? Тот самый, после которого Аюка и воспылал ненавистью к Бековичу? Тогда я еще упомянул, что после этого в личной охране калмыцкого хана появился отряд драгун под началом стольника Дмитрия Бахметева. Так вот, Бахметев был, конечно, не просто охранником, фактически он исполнял должность русского резидента в центре калмыцкого ханства. Вот туда, на самый важный тогда для России калмыцкий «фронт», и перебросили нашего «переводчика». На усиление, как говорили при советской власти.

Что и подтверждает донесение «турского и татарского языка переводчика Мамбет Тевкелева», отправленное в 1719 г. в Коллегию. Там он, помимо прочего, докладывает: «по приказу его Царского Величества отправлен из Санкт Петербурха, ис Колегии иностранных дел на Саратов к стольнику Дмитрею Бахметеву для обучения в калмыцких улусах, в Астрахани калмыцкого языка[93]». Три года спустя он все еще в улусах, про это русским по белому пишет астраханский губернатор Волынский (да-да), который в инструкции от 20 сентября 1722 г. сменщику Бахметева подполковнику Львову наказывает, чтоб «быть при нем для переводу писем и для толмачества Мамет Тефкелеву, который здесь ныне для науки калмыцкого языка обретается».[94]

Думаю, не надо объяснять, почему бестолковый российский переводчик столько лет все учил да учил калмыцкий язык и чем реально занимался наш герой в ойратских улусах. Да, «переводчик» Тевкелев стал Тенью[95] намного раньше переводчика Бакунина. Ремесло разведчика он, судя по всему, знал неплохо и хлеб свой ел недаром. Помните поход калмыков на кумыков, во время которого и взошла звезда Бакунина? На самом деле донесения честолюбивого переводчика (тогда еще без кавычек) Бакунина о самостоятельной игре Аюки не стали для царя Петра неожиданностью. Потому что незадолго до этого «переводчик» Тевкелев доносил в Центр: «…будучи в калмыцких улусах при Аюкае-хане узнал от калмыка Олдоксана, что Аюка-хан, узнав о подходе российского войска к Астрахани, отправил от себя посланца к кумыкскому владельцу, черкаским князьям и Бахтыгирею салтану с такими словами: «российского войска идет множества на низ, может быть на них, и чтобы они о том береглись»[96]».

Впрочем, вскоре после этого Тевкелева отозвали из улусов. Петр I отправлялся в Персидский поход, который все-таки продавил князь Волынский, и вновь, как и много лет назад при Прутском походе, личным переводчиком (или, официально, «старшим переводчиком по секретным делам») при нем состоял заматеревший уже на секретной службе татарин Тевкелев. А оставшиеся на «калмыцком участке» Игроки еще долго сокрушались об отъезде этого разведчика божьей милостью. Сменивший Львова на посту калмыцкого «резидента» Василий Беклемишев (с которым мы тоже уже встречались на этих страницах), тогда еще только начинающий свою карьеру Игрока, в донесении в Коллегию иностранных дел прямо выпрашивал «переводчика» обратно: «…наведование мое не без трудов, говорить калмыцкого и татарского языка не умею. А которые есть при мне толмачи, те больше из калмык и из выходцев из полону от калмык, с которыми калмыки о таких разговорах говорить опасаются и им не верят. … Для вышеписанных секретных разговоров и для переводу писем потребован мне темниковской мурза Мамет Тефкелев, через которого в бытность его в калмыках, калмыки со мною многие секреты говорили такие[97]».