Ф. Дикин - Дело Рихарда Зорге
Но отправка материалов с курьером требовала поездки в Шанхай. В мае 1934 года Зорге ездил сам, передав свой пакет незнакомцу, которого он принял за скандинава. («Я не знаю, чем он занимался и где, да я и не спрашивал».) Следующая поездка, вероятно, состоялась — хотя никакой даты не указано — в разгар лета, в конце июля, вскоре после отставки Кабинета министров, когда адмирал Окада сменил адмирала Саито на посту премьер-министра. Эмиссаром из Токио в данном случае была жена «Бернгарда», встретившаяся со связником (женщиной) в номере «Палас-отеля» в Шанхае. Состоялась и еще одна поездка в Шанхай в тот год, осенью, когда нервный «Бернгард» вез материалы из Японии. Договоренность об этой встрече стала темой одного из нечастых радиосеансов. А в начале 1935 года жена «Бернгарда» совершила еще одну поездку в Китай: похоже, что у нее была та сила характера, которой явно недоставало ее мужу.
Поездка Зорге в Шанхай в конце весны 1934 года была не единственным его путешествием на континент в этом году, поскольку осенью он сопровождал Отта в поездке по Маньчжурии. Однако нет причин предполагать, что в ходе этой поездки, о которой нам мало что известно, Зорге встречался с курьером из Москвы. Вероятно, возможный риск был слишком велик, чтобы его игнорировать. Да и тот факт, что Зорге сопровождает Отта в поездке по Маньчжурии, сам по себе красноречиво свидетельствовал о дружбе, возникшей между ними.
Примерно в это же время, но, вероятно, еще до поездки в Маньчжурию, статус Зорге значительно повысился в связи с получением официального уведомления о принятии его в нацистскую партию.
А тем временем в течении событий наметился поворот, последствия которого могли серьезно повлиять на перспективы для Зорге развернуть эффективную разведдея-тельность. В сентябре 1934 года газета «Асахи» предложила Одзаки перейти в ее токийский штат. Его основным местом работы в Токио должна была стать исследовательская организация, известная как Общество по изучению Восточно-Азиатских проблем (Toa Mondai Chosa-kai). Эта организация только что была создана под покровительством токийского филиала газеты «Асахи» — и в штате ее состояли в основном люди из «Асахи». Главной темой исследований общества были китайские дела, что вполне подходило Одзаки как специалисту по Китаю, ставшему признанным авторитетом и даже опубликовавшим свой перевод книги Агнес Смедди «Дочь земли». В большой степени благодаря своим связям с этим исследовательским обществом (в деятельности которого принимали участие представители вооруженных сил, правительственных департаментов и большого бизнеса) Одзаки после переезда в Токио смог существенно повысить уровень своих личных контактов.
Как только Одзаки обосновался в Токио, они с Зорге стали встречаться регулярно — примерно раз в месяц. Встречи проходили в ресторанах, а время от времени — в высококлассных клубах с гейшами. Одзаки даже назвал некоторые из них следователям — и список его выглядит, как путеводитель Мишелина по Токио 30-х годов. На первых встречах с Зорге Одзаки в общении с персоналом ресторана и гейшами пользовался псевдонимом «Одаке», но вскоре понял, что может создать себе лишние трудности, навлекая на себя то самое подозрение, которого он всячески хотел бы избежать. «И потому в дальнейшем я представлялся как Одзаки из «Асахи».
Постоянно повторяющейся темой бесед Одзаки и Зорге в течение зимы 1934–1935 годов, похоже, был вызывающий все большую тревогу ультранационализм, поскольку он был тесно связан с вопросом отношения Японии к Советской России. Вообще говоря, националистическое движение в Японии до сих пор состояло из двух течений — традиционалистского и радикального. Хотя последнее предпочитало лобовую атаку на бастионы капитализма, оба течения были непримиримо враждебны к коммунизму и считали Советский Союз естественным врагом японского государства. Поскольку армия боролась за обретение абсолютного контроля над судьбами Японии и с этой целью поощряла и использовала фанатичный национализм, отсюда следовало, что изучение обоих проявлений ультранационализма и любых сдерживающих его факторов становилось жизненным интересом для Зорге.
Еще раньше, в июле, на одной из встреч, состоявшейся в промежутке между их первой встречей в парке Нара и переездом Одзаки в Токио, Одзаки дал Зорге подробный отчет о различных кознях и «инцидентах», устроенных правыми и радикалами в предшествующие годы, и особенно об убийстве премьера Инукаи 15 мая 1932 года. Они тогда встретились в храме Хейян в Киото. В знаменитом саду, гуляя среди цветущих лотосов и слушая стрекотание цикад в летнем зное, они могли подробно обсудить все вопросы, не очень боясь быть подслушанными.
Вся подобная информация, включая и чисто историческую, не подлежащую передаче в Москву, добавлялась к тому капиталу специализированных знаний, которые Зорге усердно приобретал, и потому эти беседы имели для него огромную ценность не только как основа для выводов, которые он мог сделать как журналист и шпион, но также как средство, позволяющее произвести впечатление на германское посольство своей проницательностью и точным анализом событий в стране.
Потребность в дальнейших сведениях о крайне националистических течениях заставила Одзаки еще раз прибегнуть к услугам — на этот раз в самой Японии — своего старого сотрудника Каваи Текичи. Последний питал искреннее уважение к Одзаки, на которого он смотрел как на патрона. Каваи в мае 1932 года провел три недели в застенках японской полиции в Шанхае, после чего в июле этого же года вернулся в Японию и, не теряя времени, разыскал Одзаки, чтобы попросить у него совета и, без сомнения, заверить, что полиции в Шанхае не удалось напасть на след группы «Джонсона». Одзаки посоветовал ему на время «лечь на дно», но в конце 1932 года одобрил решение Каваи вернуться на континент, на север Китая, чтобы там работать на китайских коммунистов.
Одзаки сам сопровождал Каваи в Пекин, где пробыл два или три дня и где вновь встретился с Агнес Смедли, чтобы обсудить будущую миссию Каваи в этом районе. Каваи должен был с определенным интервалом времени выходить на связь с некоторыми китайцами (их имена не установлены), информируя последних о деятельности японской армии и отношении к ней местных китайских лидеров. Потом Одзаки вернулся в Японию — якобы из отпуска.
На деньги, полученные от китайского связника, Каваи открыл в Тянцзине книжный магазин — как раз напротив помещения, где располагалось «Подразделение специальных служб» японской армии в Тянцзине. «Подразделение специальных служб» — организация, отвечавшая за политические операции и разведку и потому имевшая отношение ко все делам — как законным, так и не очень, затрагивавшим японские интересы на континенте.
История жизни Каваи включает недолгую активную работу, когда он был еще совсем молодым человеком, в двух сугубо националистических обществах, поддерживаемых консервативной партией Сейукаи в японском парламенте. После своей первой поездки в Китай в качестве журналиста в начале 1928 года он стал известен, как «китайский ронин» — несущий эмоциональную нагрузку термин, означающий для одних патриотически настроенного японца, всегда готового любой ценой способствовать росту влияния своей страны в Китае, а для других этот термин звучал пренебрежительно, означая, на их взгляд, типичных ушлых «саквояжников». Обстоятельства жизни Каваи как в Японии, так и в Китае способствовали его тесному общению с различными правыми авантюристами, и сам он не стремился оборвать эти связи после своего обращения в коммунизм. Хотя «обращение», вероятно, слишком сильное слово в случае с Каваи, чтобы охарактеризовать процесс его мышления, поскольку он, похоже, не имел сколько-нибудь определенных идеологических убеждений, хотя и был искренним в своих симпатиях к китайским коммунистам. Скорее всего, вскоре после его первой поездки в Китай Каваи просто осознал, что они были предвестниками будущего. Но его услуги Одзаки как в Китае, так и позднее в Японии были мотивированы скорее чувством личной преданности, нежели побуждениями твердо убежденного в чем-то человека. Каваи не был интеллектуалом и, тем не менее, сохранял стойкие моральные обязательства перед Одзаки. Очевидно, что Зорге и иногда Мияги считали Каваи не более, чем безмозглым приживальщиком — вердикт, игнорирующий понятие о человеческом мужестве. Ведь Каваи пережил жестокие допросы, находясь под арестом в полиции Шанхая, а вскоре ему пришлось пережить куда более мучительные испытания.
Книжный магазин Каваи в Тянцзине бьи удачно расположен, поскольку репутация его хозяина и его связи бывшего правого активиста и «китайского ронина» сделали Каваи persona grata в «Подразделении специальных служб», размещавшемся как раз через дорогу от магазина, что, в свою очередь, давало возможность собирать массу информации, ценной для китайских коммунистов. Однако отношения Каваи с китайскими связниками все более обострялись, пока окончательно не прекратились. После чего он снова вернулся в Японию, чтобы встретиться с Одзаки и «выяснить, — как он писал, — что делать дальше». Было это в феврале 1934 года. Одзаки велел ему отправиться на север Китая, где и оставаться, пока с ним не установят «какого-нибудь рода связь». Но уже через год — в марте 1935 — Каваи вернулся в Японию, нашел Одзаки в его токийской квартире и вновь попросил указаний.
