Ф. Дикин - Дело Рихарда Зорге
На этот раз Одзаки посоветовал ему оставаться в Токио. Каваи, соответственно, чтобы «выполнить указания Одзаки и решить немедля неотложную проблему обеспечения средств к существованию», отправился жить к другу, которого он называл Фуита Исаму и который жил в пригороде Токио. Каваи познакомился с ним на севере Китая. На самом деле Фуита был связан с «Подразделением специальных служб» в Тянцзине. Однако летом 1933 года в Токио он оказался вовлечен в странный, причудливый заговор, известный как «Дело солдат, посланных богом» — предположительно, coup d’6tat (государственный переворот). Солдаты эти, как намекали уже давно, включили в свою программу уничтожение всего японского кабинета одним ударом — бомбардировкой с воздуха. Роль Фуиты во всем этом была второстепенной. Однако «Дело солдат, посланных богом» лишь подчеркнуло тот факт, что друг Каваи был прислужником крайне правых, а это означало, что Каваи попал, можно сказать, на стратегическое место для сбора необходимой группе Зорге текущей информации об ультранационалистическом движении.
И тем не менее Каваи не был в непосредственном контакте с самим Зорге, ему даже не сообщили, что Зорге теперь в Японии. Хотя Одзаки познакомил его с Мияги. Как-то в начале мая 1935 года Одзаки сказал Каваи: «Я полагаю, что тебе, должно быть, скучно и потому хочу познакомить тебя с хорошим парнем. Он только что вернулся из Франции и, поскольку друзей у него нет, он сказал мне, что ему необходим компаньон. Иди и познакомься с ним».
Одзаки устроил обед на троих в ресторане Уено, и на этой первой встрече Каваи и Мияги сразу понравились друг другу. Одзаки уехал домой около полуночи, оставив молодых людей развлекаться дальше. В результате Каваи оказался мертвецки пьян и на следующее утро к своему удивлению обнаружил, что его доставили через весь город на такси к одной из знакомых девушек Мияги. Так началось сотрудничество Мияги и Каваи, продолжавшееся в течение последующих восьми месяцев. Каваи стал субагентом Мияги и начал работать на группу Зорге.
Через семь лет, на допросе у следователя, Мияги утверждал, что Каваи давал мало ценной информации. И не вызывает сомнений, что в качестве источника разведданных Каваи был намного полезнее в Китае, нежели в Японии, ибо в своей собственной стране он утратил все связи. Ему постоянно не хватало денег, и, похоже, в тот период он никак не мог найти себе постоянную работу. Но его тесный контакт с авантюристами типа Фунты не был совсем уж бесполезным, поскольку в июне 1935 года Мияги и Каваи смогли подготовить тщательно сделанную, хотя и грубо начерченную схему-диаграмму, на которой были наглядно изображены руководство, союзники и враги соперничающих фракций в японской армии.
Мияги отдал эту замечательную схему Зорге, и после ареста последнего полиция нашла этот листок в его бумагах. Схема представляла собой точное руководство к запутанной структуре власти в армии. Вооруженный подобными документами Зорге, единственный из всех иностранцев, сумел поразительно точно квалифицировать мятеж, разразившийся в самом сердце Токио в 1936 году.
Вскоре после получения этой схемы от Мияги Зорге подготовил и передал в Москву отчет для 4-го Управления о своей миссии и ее перспективах. «Я сообщил Москве, что хотел бы, чтобы меня вызвали для консультаций и чтобы сменили «Бернгарда» на радиста получше. В мае 1935 года я получил указания из Москвы вернуться домой, не откладывая». Однако сначала Зорге отправил «Бернгарда», который добирался до Москвы через Шанхай и Сибирь. А уж потом, в конце июня и сам отплыл в Америку, скрыв, конечно же, тот факт, что из Америки он намеревался отправиться прямиком в Советский Союз, прихватив с собой внушительный пакет разведматериалов, включая, без сомнения, и схему Мияги. Все эти материалы представляли собой фотокопии подлинников, преимущественно в микрофильмированном виде.
В нашем распоряжении имеется единственное описание Зорге в Америке, написанное женщиной, хорошо знавшей его еще по Берлину 20-х годов:
«Ика (Зорге), которого мы раньше знали как спокойного ученого человека, явно изменился за те годы, что он проработал на Советский Союз. Когда я видела его последний раз в Нью-Йорке в 1935 году — он стал буйным, сильно пьющим человеком. Мало что осталось в нем от обаяния романтически настроенного студента-идеалиста, хотя он по-прежнему оставался необыкновенно привлекательным внешне. Но его холодные голубые, слегка косящие глаза с густыми бровями сохранили способность к самоиронии, даже когда для этого не было причины. Волосы его были по-прежнему каштановыми и густыми, но скулы и печальный рот были впалые, а нос заострился. Он совершенно изменился».
В Нью-Йорке «связник коммунистической партии» передал ему фальшивый паспорт. («Я не хотел, чтобы в моем подлинном паспорте стояла отметка, что я был в Советской России».) Это был старый паспорт, слегка подправленный для того, чтобы подойти своему новому владельцу. В него была вклеена фотография Зорге и описание его внешности. В графе «национальность» стояло «австриец», а имя было «длинным и диковинным».
Из Америки Зорге отплыл во Францию, хотя его отъезд чуть было не отложили в последний момент — Зорге забыл уплатить выездную пошлину, что и обнаружил таможенный офицер на борту корабля, как раз в тот момент, когда судно уже готовилось покинуть док Нью-Йорка. «Казалось, он собирается ссадить меня на берег, но я сунул ему пятьдесят долларов, и вопрос был тут же улажен. Вопросы в Соединенных Штатах решаются очень гибко».
Прибыв во Францию, он отправился в Россию через Австрию, Чехословакию и Польшу. В советском консульстве в Париже он получил въездную визу, пройдя через обычную процедуру, «как и любой другой путешественник». («Я не воспользовался никакими особыми привилегиями».)
И так долгим, окольным путем он на поезде достиг, наконец, места своего назначения — Москвы.
Но дома Зорге пробыл всего лишь три недели, и это был его последний приезд.
Глава 9. ИНТЕРЛЮДИЯ В МОСКВЕ
Когда в июле 1935 года Зорге вернулся в Москву, он сразу явился с докладом непосредственно к новому начальнику 4-го Управления генералу Семену Петровичу
Урицкому, которого Зорге описывает как «не очень сильно интересовавшегося чисто военными проблемами».
Генерал Урицкий родился в 1895 году — в тот же год, что и Зорге. Карьера его поразительно напоминала карьеру Берзина, и действительно, оба они проработали в тесном сотрудничестве в течение нескольких лет. В августе 1919 года Урицкий был «начальником оперативного штаба разведки Красной Армии», а позднее стал командиром кавалерийской бригады. Военную репутацию себе он создал, возглавив в марте 1921 года штурм мятежного форта Кронштадт. И вся его последующая карьера была как у любого старшего офицера Красной Армии, пока, наконец, он не сменил Берзина, став в 1935 году во главе 4-го Управления. Назначение это было одобрено «Центральным Комитетом партии и руководством Народного Комиссариата обороны»[64].
В разговоре с Урицким Зорге мог с уверенностью утверждать с позиций своих знаний и связей, что организация шпионской работы в Японии была делом вполне возможным, что должно было оказаться приятной новостью для его начальства, поскольку, если верить Уиттакеру Чамберсу, другая шпионская коммунистическая группа в Японии, возглавляемая американцем, вообще не достигла никаких результатов. Американец «мог-де доложить лишь об одном единственном успехе — он выиграл чемпионат Японии по бейсболу в Токио[65].
Зорге добивался и получил согласие своего начальства на признание Одзаки полноправным членом своей группы, а также потребовал заменить пугливого радиста «Бернгарда» Клаузеном или Вейнгартеном.
В то же время он попросил предоставить ему «абсолютную свободу» в развитии любых отношений, какие он сочтет нужным, с германским посольством в Токио. Что значили слова «абсолютная свобода» можно понять из следующих показаний, данных им японским следователям:
«В ходе моего визита в Москву в 1935 году я получил разрешение снабжать посольство определенным количеством информации, с тем чтобы укрепить свои позиции. Причем решение вопроса, какую именно информацию передавать и когда, было оставлено на мое усмотрение. Но я обещал Москве, что ограничу подобную информацию до минимума».
Как писал Зорге, простейшими способами вести шпионскую работу внутри германского посольства были «обсуждения, консультации и изучение, а также обмен второстепенной информации на информацию первостепенной важности — другими словами, использовать шпроту, чтобы поймать макрель».
Во время пребывания Зорге в Москве там собрался Седьмой конгресс Коминтерна, на котором Зорге очень хотел побывать, однако ему категорически запретили это делать. И запрет этот имел смысл, поскольку его вполне могли опознать какие-нибудь иностранные делегаты или наблюдатели, присутствующие на конгрессе, и факт этот мог просочиться в Германию или Японию.
