Геннадий Коваленко - Великий Новгород в иностранных сочинениях. XV — начало XX века
В Чудове деревенская дорога сворачивает в сторону от железной дороги и несколько десятков верст идет прямо на юг. Внезапно, прямо посреди крестьянских угодий, вновь начинается мощенная булыжником дорога. Вдали сверкают золотые купола Новгорода. Одиночный экипаж, более широкий по сравнению с обычными извозчиками, в котором под раскрытым зонтом от солнца сидят две женщины средних лет, одетые по моде 1917 года, является свидетельством того, что старая буржуазия в древнем городе влачит жалкое существование. В центре города — большая площадь с памятником тысячелетию. В городе можно поужинать в кооперативном ресторане под названием «Непо» (в честь новой экономической политики) по доступной цене в 60 эре. После ужина я продолжаю свой путь через двойную городскую стену, через мост, через парк с аттракционами, где в воскресный день молодежь катается на карусели и танцует. Далее прохожу одну или две версты по мощенным булыжником улицам и завершаю мой визит в Новгород.
Печатается по: Brusewitz P. E. Bakom Rysslands järnridå. Рå motorcykel Petrograd — Tiflis. Stockholm, 1923. S. 20–21. Перевод А.М. Галиновой.
1931Роберт Байрон — английский писатель-путешественник, журналист. Учился в Итоне и Оксфорде. В целях расширения кругозора и продолжения образования много путешествовал по Греции, Индии, Афганистану, Тибету, Персии, России, Китаю, Египту. Результатом путешествий были книги, в том числе «Сначала Россия, потом Тибет» (1933). В ней он противопоставляет культуру Тибета, которая, по его мнению, не имела точек соприкосновения с европейской, русской культуре, которая была тесно связана с европейской. Его жизнь трагически оборвалась в 1941 году, когда корабль, на котором он плыл, был торпедирован немцами.
На фоне безумия, организованного и действующего полным ходом в большевистской России, ту гостеприимную и спокойную страну, которую описывали довоенные путешественники, теперь уже не узнать. И все же то тут, то там, в местах, избежавших промышленных и политических потрясений последних пятнадцати лет, сохраняется романтический дух «Святой России». Одним из таких мест, как мне показалось, является Новгород. Даже для человека, увлеченного традициями Константинополя, романтика этого города не представляется чем-то полностью архаичным, не связанным с настоящим. Ведь цивилизация России происходит из византийских традиций и с учетом условий современного мира большевизм — законное продолжение этого рода.
В семь утра, когда я остался на платформе Новгорода, глядя вслед выпускающему клубы пара поезду, который уходил на Псков, было еще темно и стоял пронизывающий до костей холод. Нам нашли сани, и мы неслись галопом по спящим улицам, подпрыгивая на ямах и ухабах, пока на фоне слабо светлеющего неба не вырисовались выстроенные в темную линию зубцы, обозначившие стену кремля. Впереди показался въезд в виде арки. Не снижая галопа, мы свернули вправо, с грохотом от конских копыт пронеслись через узкий туннель и остановились у бывшего дворца архиепископа, который теперь служил домом отдыха для ученых. Напротив дворца я узнал очертания собора Св. Софии. Внутри нас ожидала освещенная лампой комната с роскошным гарнитуром из карельской березы, выполненным в позднем имперском стиле, — на золоченых ножках, обитым шелковой парчой с узорами в виде белых цветов на малиновом фоне. Туалет оказался чистым, в нем была приготовлена горячая вода, чтобы побриться. Одна из моих коллег уже чистила зубы над раковиной. На завтрак нам подали кофе с молоком и сахаром, черный хлеб типа нашего «Ховис», свежее масло и холодный пирог с капустой. По мере того как за окнами медленно наступал рассвет, мы стали различать свинцовые купола в форме луковиц и центральный позолоченный купол-шлем Софийского собора — неподвижные и молчаливые под завесой мягко падающих снежинок. На фоне кремовых стен собора линия низкорослых лишенных листвы деревьев выступала среди девственно чистого снега с какой-то тонкой четкостью, напоминая остовы прижатых к земле папоротников. И в одиннадцатом веке они, наверное, выглядели так же, как и сейчас, в двадцатом. Мне это напомнило мазки белой краски на строгом архитектурном фоне, которые присущи иконам Новгородской школы. Когда я делился этим впечатлением с нашим гидом, вошла хозяйка с регистрационными формами. Мой паспорт? Я его оставил дома. Она сделала вид, что неприятно удивлена. Предвидя возможные споры по этому вопросу, я вручил ей мое английское водительское удостоверение и ушел на прогулку, оставив вопрос решаться самим собой, как и получилось.
Город назван Великим Новгородом, чтобы отличать его от выскочки Нижнего Новгорода. В далекие времена эту столицу одного из первых городов-государств почитали настолько, что школьников учили говорить «Господин Великий Новгород». В России осталось сравнительно мало городов, которые восходят к времени до монгольского нашествия тринадцатого века и сохраняют что-то из своего первоначального облика. Среди них главным является Новгород. По своему размеру и очарованию он напоминает такой кафедральный английский город, как Солсбери. Являясь центром большого сельскохозяйственного района, город построен вокруг кремля, а не вокруг территории главного собора. Эту передышку от нервного напряжения, которое мы испытали в Москве и Ленинграде, от этого пугающего политического путешествия, в которое отправился весь народ, и куда этот путь приведет, не может предвидеть ни один из пассажиров, воспоминания об этих двух днях, проведенных в осмотре древнейших русских церквей, воспринимаются как месячный отпуск после года, полного забот. Когда я спросил нашего извозчика, к какой молодежной организации он относится, к комсомольцам (скаутам) или пионерам, и он презрительно ответил: «Ни к какой!», я испытал чувство удовлетворения. Я встретил человека, равнодушно относящегося к своему собственному духовному возрождению, и мир снова стал казаться реальным. Официальные лица, ответственные за сохранение памятников архитектуры и искусства, были, очевидно, рады возможности показать иностранцу, какой научной заботой окружены эти памятники. Иностранцев приезжает так мало — два-три человека в год. Мне было достаточно только сказать, что я хочу увидеть, и все объекты сразу же предоставлялись моему вниманию. Это оказалось приятной переменой после бесконечных ограничений и формальностей, которые так раздражают путешественника во всех других местах.
Сначала я посетил собор Св. Софии, построенный в период между 1045 и 1052 годом в стиле, заимствованном из Константинополя. Однако этот собор больше устремлен ввысь и значительно усилен массивными пилястрами вместо тонких колонн, обычно применяемых греками. Фрески внутри храма были выполнены в следующем столетии, но затем дважды реставрировались, в 1838 и 1893 годах, поэтому от первоначальных росписей остался лишь неяркий фрагмент композиции Константина и Елены. Наиболее известным украшением церкви являются бронзовые врата, которые предположительно датируются двенадцатым веком. Первая пара створок с узорчатой и очень хорошо отполированной поверхностью напоминает византийские ворота этого периода времени, хотя двойные кресты, поднимающиеся из цветочного базового орнамента, могут указывать на армянское влияние. На других вратах, которые, говорят, были привезены из Херсона, изображена серия рельефов, по своей иконографии и стилю выполненных в немецком духе. На этих створках имеются надписи на латыни. Мое внимание также привлекли стены алтаря, украшенные узорами из цветного камня и фаянса и расположенные в манере opus alexandrinum[20]. Было обнаружено несколько встроенных в стены больших глиняных кувшинов, которые предназначались для усиления резонанса церковного пения.
По темной витой лестнице, через анфиладу из семи дверей, запор каждой из которых потребовал значительных усилий, споров и много сожженных свечей, мы проследовали в сокровищницу храма. Там моему вниманию предоставили основные объекты показа, которые специально для этого вынули из стеклянных витрин. Первым экспонатом оказалась украшенная куполом дарохранительница из позолоченного серебра, восемнадцати дюймов высотой без учета креста, который был добавлен в семнадцатом веке. Купол поддерживают шесть черненых колонн. Каждая из образованных таким образом арок закрывается на двустворчатые двери, на которых имеются рельефы двенадцати апостолов. Тонкая работа этих рельефных изображений указывает на прямое влияние византийских художников, так же как и шесть медальонов на куполе. Однако надписи, хотя и сделаны на греческом языке, написаны неграмотно, а филигранные панели над вратами имеют восточное происхождение, очевидно армянское или кавказское. Затем последовала пара массивных ваз из позолоченного серебра высотой примерно десять дюймов, украшенных фигурами и мавританским виноградным орнаментом на более грубом рельефе. По словам хранителя музея, эти вазы являются наиболее ранними сохранившимися образцами чисто русской работы по металлу. Они были сделаны в Новгороде в двенадцатом веке под влиянием греческого искусства. По ободку каждой из ваз идет цитата из Библии, вокруг основы сосудов — легенды, согласно которым одна из ваз принадлежала «Петрову и его жене Варваре», а другая — «Петрову и его жене Марье». Надписи сделаны на славянском языке. Был показан также изящный византийский крест высотой примерно в два дюйма. Крест облицован серебряным золочением в виде шевронного узора. Медальоны на трех перекладинах и в местах их стыков были добавлены в семнадцатом веке, вероятно, вместо прежних, сделанных из эмали. И наконец, была продемонстрирована янтарная шкатулка, выполненная в то же время, в том же стиле, с теми же фризами из розочек и панелями с танцующими купидонами, что и шкатулка из Вероли, которая хранится в музее Южного Кенсингтона. Я уже начал размышлять, не подверглись ли вышеописанные вазы такому же влиянию, когда мое внимание привлек огромный золотой замбк с монограммой некоего великого герцога Голштинского. Это великий герцог получил престол благодаря императрице Елизавете, и предполагается, что он вручил ей этот замок на встрече в Финляндии, а она на обратном пути в столицу России оставила его в Новгороде. Поэтому этого экспоната не было в соборе среди других византийских сокровищ до середины восемнадцатого века.
