Николай Шпанов - Поджигатели. Цепь предательств
- Одно условие: через два часа все должно быть у меня.
Блюмштейн не помнил себя от радости.
- Будет исполнено, господин доктор! Но боюсь, что сегодня я уже не успею получить по вашему чеку, время операции кончается.
- Учтете завтра, - небрежно ответил Винер, пряча глаза, так как знал, что завтра еврею будет не до чека.
От Хальберштока он поехал в аукционный зал и забрал у Лепке все, что заслуживало внимания. Хозяин зала не сразу решился показать Винеру только что привезенное собрание картин Людвига Кирхнера - художника, доведенного фашистами до самоубийства. Винер сморщился.
- Когда-нибудь картины этих самоубийц будут дорого стоить, но теперь с ними ничего, кроме неприятностей, не наживешь.
Он критиковал полотна Кирхнера, чтобы сбить цену. Купил почти все. Чек был выписан на большую сумму и помечен завтрашним днем.
Он вернулся домой к вечеру, когда уже темнело. Доложили, что его спрашивает портной Фельдман.
- К чорту! - заорал Винер.
- Вольфганг, - строго сказала фрау Гертруда, - ты же понимаешь, как ему важен теперь каждый пфенниг.
- Отдай ему деньги, и пусть убирается!
Фрау Винер велела впустить портного. Фельдман вошел в зал, где Винер снимал последние картины, работая наравне с прислугой. В одной жилетке, с растрепанной бородой, он карабкался на стремянку.
Фельдман стоял молча. Винер делал вид, что не замечает его.
- А ну-ка, помогите! - скомандовал он вдруг, снимая со шнура очередную картину.
Фельдман послушно принял из рук Винера полотно и бережно приставил его к стене.
- Господин советник... - Фельдман прижал руки к впалой груди. Он изогнулся, стараясь заглянуть в лицо стоявшему на стремянке Винеру. - Мне нужно сказать вам несколько слов...
Винер нетерпеливо махнул рукой:
- Отложим, давайте отложим. Я знаю, все знаю!
Фельдман с трудом сдерживал дрожь губ.
- Уверены ли вы, господин советник, что это не может случайно коснуться и вашего дома, как дома любого берлинца?
- Моего дома? - произнес Винер и даже притопнул тяжелой ногой. - Вы сошли с ума! Они собираются громить евреев, а не "любых берлинцев".
- В таком случае я прошу вас, доктор... прошу за детей?
- Что за глупости вы там говорите?! - все больше раздражаясь, крикнул Винер.
- Господин советник, вас просит отец. - Голос портного звучал торжественно. - Мне некуда деваться. - Заметив, что Винер с досадой поморщился, Фельдман поднял руку. - Господин доктор!.. Я прошу убежища не для себя!
Винер спустился со стремянки и, расставив ноги, стоял перед портным. Он собрал в кулак бороду и нетерпеливо мотнул головой:
- Покороче - здесь не синагога.
Фельдман снова поднял руку.
- Я прошу за своих детей!
Винер с раздражением дернул себя за бороду.
- Какого чорта вам от меня нужно? - грубо крикнул он.
- Моим детям нужно совсем немножко места в подвале.
- Подвал уже занят, там картины!
- Детей можно спрятать в сыром уголке, куда вы не решитесь поставить картины.
- Не просите, Фельдман, это невозможно!
Фельдман умоляюще протянул к Винеру руки:
- Моих детей!
Винер подбежал к двери и, распахнув ее, крикнул:
- Уходите, сейчас же уходите.
Вошла фрау Гертруда.
- Послушай, Вольфганг, мы должны это сделать.
Винер с изумлением смотрел на жену.
- Но ведь если они узнают, что здесь есть евреи, в доме не пощадят ничего! Ты это понимаешь?
- Я все понимаю, о, я очень хорошо понимаю! Прежде всего я понимаю, что все эти страхи, все эти слухи - ерунда. Немцы никогда не сделают того, в чем вы их подозреваете.
- Но Мюнхен, Мюнхен! - в отчаянии крикнул Фельдман.
Гертруда подняла голову:
- Так ведь это же баварцы!
- Вот, вот, послушайте, - заторопился Фельдман. - Отсюда они повезли штурмовиков в Мюнхен, чтобы они громили баварских евреев. Из Мюнхена они повезли штурмовиков в Дессау. Из Дессау везут сюда. Вот как они это делают.
- Какая бессмыслица! - гневно воскликнула фрау Гертруда. - Но не в этом сейчас дело. Ты должен спрятать его детей, Вольфганг!
- Ага, у Винера есть дом! Почему же им не воспользоваться? Там столько места - истерически закричал Винер. - Но ведь у Винера есть еще и деньги. Может быть, вам нужны и его деньги? - Он выхватил бумажник и размахнулся, как бы намереваясь швырнуть его к ногам Фельдмана, но вместо того снова сунул его в карман. - Убирайтесь, пока я не позвонил в полицию!..
21
Эгон заехал домой проститься с матерью и неожиданно застал там отца. Генерал не хотел показать, что приехал раньше обычного ради сына. Сидя в будуаре жены, он молча слушал ее жалобы на покинувших ее детей. Даже Эрни, ее маленький Эрни, совсем забыл свою старую мать!.. При воспоминании о любимце нос Эммы покраснел.
Это выглядело слишком глупо, чтобы сердиться.
Не обращая внимания на жену, генерал увел Эгона в кабинет и стал расспрашивать о работе.
Он слушал Эгона с нескрываемым интересом. Сегодня он гордился сыном. Настоящее швереровское семя. Молодец, молодец Эгон!
Генерал не мог усидеть на месте. Он вскочил и пробежался по кабинету. Он и себя-то почувствовал бодрее, моложе!
- Молодец, малыш! Брось бредни о покое и прочей чепухе! - Маленький, подтянутый генерал остановился перед Эгоном и хлопнул его по плечу. - Твоя машина - не последний козырь в колоде, которой будет играть Германия! Кое-кто будет кричать, что колода крапленая. Нас будут обвинять в нечистой игре. Но пусть кричат! Мы доведем игру до конца. До конца! - Он рассмеялся. - Значит, и ты, наконец, понял, что Германия должна стать Европой? В нее должно собраться все. И тебе перепадет оттуда кое-что!..
Раздражение Эгона поднялось сразу. Он хотел уехать из Германии, оставив ее родной и любимой, а тут ему говорят бог знает что!
- Ты помнишь условие? - спросил Эгон. - В обмен на машину - свобода.
- Да, да! Ты будешь богат и сможешь жить в любом месте Германии.
- Басня о соловье в золотой клетке, - раздраженно сказал Эгон.
Сухие старческие пальцы Шверера впились в плечо Эгона. В голосе старика послышалась страстность, которой Эгон еще никогда не слышал.
- Ты хочешь сказать, что намерен уйти за пределы родной страны? Ты единственный Шверер!
Генерал порывисто привлек его к себе и, поднявшись на цыпочки, поцеловал. Он не мог достать до лба Эгона - мокрый старческий поцелуй пришелся в переносицу.
Эгон стоял молчаливый и угрюмый. Ему хотелось вытереть влажную переносицу. Он чувствовал, как рвется нить, связывавшая его с отцом, со всем, что его окружало, с этим домом.
Первый раз в жизни они переменились ролями: Эгон указал отцу на стрелку часов, напоминая об отъезде.
Генерал опустил голову, сгорбился.
Он стоял маленький, старый. Совсем старый и жалкий.
Так прошло несколько мгновений. Наконец Шверер поднял голову, выпрямился и, посмотрев сыну в глаза, протянул ему руку.
Эгон с облегчением переступил порог отцовского кабинета. Как казалось ему - навсегда.
Он велел позвать Лемке.
Франц пришел подтянутый и строгий.
- Прощайте, Франц. Может быть, мы никогда не увидимся.
Лемке огляделся.
- Здесь не место торчать шоферу. Вытребуйте меня у генерала на час раньше. Автомобиль - самое подходящее место для разговоров.
- Отец, наверно, и не подозревает, что его автомобиль превратился в конспиративную квартиру на колесах.
- К счастью, нет!
Через четверть часа они сидели в автомобиле. Вместо того чтобы ехать на вокзал, Лемке кружил по городу.
- Выкиньте из головы ваши сомнения! Где бы вы ни были, оставайтесь сыном своего народа.
- Мне надоело, - резко сказал Эгон. - Все твердят на разные лады: служи Германии, будь немцем!
- Нет, доктор, все мы говорим о разном. Просто "быть немцем" - это вовсе не то, чего я от вас хочу. Быть честным - вот что нужно.
- То-есть... быть с вами?
- Да!.. А то, что мы все говорим о Германии, должно вам доказать, что она не перестала существовать, хотя каждый из нас и вкладывает свой смысл в слово "Германия".
- Той Германии, о которой говорите вы, Франц, больше не существует. Они перекраивают ее на свой лад. Теперь, когда между Гитлером и генералитетом нет разногласий, наци крепче, чем когда-либо.
- А вы уверены, что между ними все ладно? Рейхсвер снес это тухлое яйцо - Гитлера. А такая курица, как рейхсвер, не сможет примириться с тем, что ею командует ее же цыпленок. Генералы хотят стоять на горе и командовать. А там стоит ефрейтор с шайкой штатских купцов.
- Вы - моя совесть, Франц, - грустно сказал Эгон, - а от совести-то я и хочу скрыться.
Лемке вынул из кармана конверт.
- Передайте Цихауэру, - сказал он.
- Сумка снова пригодилась? - улыбнулся Эгон.
Автомобиль остановился перед вокзалом.
В подъезде вокзала Эгона ждали Бельц и Винер.