Повседневная жизнь, досуг и традиции казацкой элиты Украинского гетманства - Татьяна Геннадьевна Таирова-Яковлева
Для справедливости отметим, что прослезиться было принято и в Речи Посполитой. Польские короли, магнаты и шляхты плакали по поводу и без него. Ян Собесский, согласно легенде, плакал на львовском рынке, когда подписывал Вечный мир, по которому Польша отказывалась от Левобережной Украины.
Зато явным отличием от западной или даже польской традиций было нераспространение в Украинском гетманстве поединков[638]. Источники не донесли до нас ни единого свидетельства собственно дуэли среди казацкой элиты. Конечно, не сохранились судебные дела XVII века территорий, входивших в Украинское гетманство (они просто погибли вместе с архивами генеральных канцелярий). Но в документах XVIII в. тоже ничего подобного не встречается, а если поединки на Украине все-таки происходили, они должны были иметь место и позднее.
Если брать времена Киевской Руси, то считается, что традиция поединков была заимствована от норманнов. Упоминания об участниках поединков встречаются в «Русской Правде» и в «Повести временных лет» (поединщик = разбойник). В позднее средневековье и в ранний период Великого княжества Литовского получает распространение понятие судебных поединков (поле или рубеж)[639], но чаще всего они запрещались – даже если русина вызывал на бой «немец», т.е. западный рыцарь. В 1410 г. киевский митрополит Фотий предписывал не допускать к причастию и крестному целованию участника поединка, «подобно псу», а священник, нарушивший это правило, лишался своего сана. Человеку, убившему в поединке, запрещалось 4 года входить в церковь и 18 лет причащаться. Чуть раньше аналогичные шаги были предприняты католической церковью, когда в 1373 г. судебные поединки были запрещены папой Григорием XI[640]. Но, видимо, увещевания церкви не слишком действовали, и в грамотах князей Великого княжества Литовского того же 1410 года идет речь о решении судебных споров путем поединка[641].
В Речи Посполитой (как в Короне, так и в Великом княжестве Литовском) поединки происходили по поводу и без повода. Попытки ограничить дуэли на время военных походов тоже не слишком помогали, так как вольная шляхта расценивала такой приказ как ограничение своих прав. По решению сейма 1609 г.[642] даже вызов на поединок, сделанный военным, карался смертью. Но, как свидетельствуют источники, это правило, как и многие другие, в Речи Посполитой не работало[643].
Один из польских дневников времен восстания Б. Хмельницкого ярко живописует повседневность польской шляхты на войне. Некий шляхтич польский (история не донесла нам его имени) как-то раз пошел на пьянку к своим приятелям – коллегам по полку (хоругви). Приняв изрядную дозу, один из собутыльников счел себя оскорбленным нашим героем и начал кричать: «Бейся со мной!». Благоразумный, хотя и подвыпивший шляхтич отвечал, что сразу биться не может, приводя при этом веские причины: «Одна, что тут обоз, вторая, что нет у меня сабли, т.к. пришел к своему товарищу на посиделки, а не на войну, но если не может быть иначе, то завтра утром и за обозом, а не в обозе». Увещевания не действовали и шляхтич «вынужден был вынести саблю». Тут его противник «на меня прыгнет, кричит “сгинешь”, а я отвечаю: “Это как Господь Бог рассудит”. После второй или третьей атаки дотянулся до его пальцев и говорю: “Видишь, нашел что искал!” Думал, что он тем довольствуется, но он либо не чувствовал рану, будучи пьяным, или хотел отомстить, бросился снова на меня, махнул раз, другой, а у него уже кровь на губах брызжет…» Забияка только и успел прошептать: «Господь Бог видит мою невинность, встретимся мы с тобой», как «и рука и сабля упали». «Хозяин прибежал, кричит мне: “А, изменник! Покусал мне брата, в землю пойдешь!” Отвечаю: “Чего искали, то и нашли”». Шляхтич на страницах своего дневника признавался, что на самом деле «просто боялся его, т.к. он на глазах всей хоругви несколько недель назад Павла Касовского изрубил, нашего товарища»[644]. Поединок закончился без жертв и к чести героя повествования.
Одним из самых известных эпизодов несостоявшихся поединков с участием казацкого старши́ны является рассказ польского шляхтича, писателя и забияки Я. Пасека о своей ссоре с И. Мазепой, будущим знаменитым украинским гетманом.
Произошло это в «последнем покое, перед тем, где был король», т.е. в приемной польского короля Яна Казимира. Пасек, придя к королю, увидел там юного Мазепу (тот был «покоевым»). Поляк, по собственному выражению, был «хорошо выпивший» и сразу обменялся с Мазепой несколькими острыми фразами, а затем ударил его по лицу. Иван схватился за саблю, Пасек тоже. Придворные бросились к ним, крича: «Стой, стой! Король здесь за дверью»[645]. Поединок, разумеется, не состоялся, а впоследствии король заставил поссорившихся помириться.
Таких эпизодов, когда казацкие старшины хватались за сабли, но поединок так и не имел место, история сохранила довольно много. В трагический для Б. Хмельницкого момент лета 1653 г., когда его старший сын Тимош находился в смертельной опасности, осажденный в молдавском городе Сучава, казацкие полковники в ответ на приказ идти ему на помощь заявили: «Непотребно де нам чюжой земли оборонять, а свою без остереганья метать…». Хмельницкий взбеленился, выхватил саблю и рубанул Черкасского полковника по руке. Но затем, успокоившись, Богдан прибег к своей обычной уловке, играя в панибратство с казаками: «И придя к казакам гетман поклонился трижды в землю, и велел дать им бочку меда, и говорил им: детки де мои, напейтесь и меня не бросайте. И казаки де гетману сказали: пан гетман, твоя воля, а быть мы с тобою все готовы»[646].
В 1656 г. Б. Хмельницкий, поссорившись со своим ближайшим сподвижником и генеральным писарем (аналог канцлера), как описывал очевидец, «напал на Выговского и уже наполовину обнажил саблю, приговаривая: “хочешь быть гетманом!” Кровь все же не пролилась, оба поехали в Чигирин, гетман слез с коня у дома Выговского и там они начали ругаться». Закончилось все тем, что гетман сел на коня и поехал домой»[647].
В 1672 г. гетман Демьян Многогрешный, правда, находясь под воздействием алкоголя, «полковника Дмитряшку изрубил саблею у себя в светлице»[648].
На официальных банкетах у старшины тоже бывало доходило до открытых оскорблений, когда полковники хватались за сабли и не стеснялись в выражениях. Так племянник И. Мазепы И.
