Александр Костин - Убийство Сталина. Все версии и ещё одна
Что было потом? Потом соратники вышли из кабинета и что-то сказали охране. Что именно? А вот это вопрос. Скорее всего, что-то вроде: «Ничего особенного, товарищ Сталин выпил лишнего, он просто спит, не будите его». Его и не будили, пока, ближе к вечеру, не возникло подозрение, что странный это сон, да и обслуга не начала волноваться, вынудив охранников звонить Игнатьеву опять»[81].
То есть, Е. Прудникова выстраивает свою версию убийства Сталина в строгом соответствии с версией Ю. Мухина «от противного», даже врача, которого прихватил с собой спешащий на Ближнюю дачу министр Игнатьев, она «позаимствовала» у Ю. Мухина — это опять все тот же домашний доктор Смирнов. А ведь для оригинальности своей версии можно было «привлечь» к этому делу, скажем, Кулинича, как это сделал И. Чигирин, а еще лучше бы доктора Захарову. Оригинально бы получилось: даешь в женской версии убийства вождя в качестве активного участника женщину-врача!
Так кто же, и когда приезжал на ближнюю дачу в воскресенье 1 марта 1953 года? В отличие от Ю. Мухина, который согласно своей версии к основной «Тройке» (Игнатьев, Хрущев и доктор Смирнов) неуверенно «подключает» еще и Маленкова, Е. Прудникова к этой «Тройке» весьма уверенно «подключает» Н. А. Булганина. Почему? Здесь она опирается на воспоминания Н. С. Хрущева, который, якобы «… по своим собственным воспоминаниям, вместе с Булганиным приехали, потолкались в помещении охраны и уехали восвояси»[82].
Тут одно из двух: либо вообще не верить воспоминаниям Хрущева, поскольку об Игнатьеве и враче в составе «Тройки», приехавшей первой ближнюю дачу, у него ни слова, либо воспроизводить его воспоминания добросовестно. Где это Хрущев говорит, что он приехал на дачу с Булганиным? Приходится вновь возвращаться к «подлиннику» и процитировать Хрущева, хотя и в сокращенном варианте:
«Вдруг звонит мне Маленков:… Надо будет срочно выехать туда. Я звоню тебе, и известил уже Берию и Булганина. Отправляйся прямо туда»… Мы условились, что войдем не к Сталину, а к дежурным..»[83]. Вся «Четверка» «толкалась» в помещении охраны. Почему Е. Прудникова «отсекла» Маленкова и Берию, оставив Хрущеву в качестве свидетеля Н. А. Булганина, можно только догадываться. Ю. Мухин, напротив, «отсекает» Булганина и Берию, оставляя Хрущеву в качестве свидетеля Маленкова. Здесь хотя бы косвенно понятно, Маленков, наряду с Хрущевым отвечали в Политбюро (т. е. Президиуме ЦК КПСС) за правоохранительные органы, а причем здесь Булганин?
То, что и Ю. Мухин и Е. Прудникова упорно «отсекают» от преступной «Тройки» Берию, станет ясно ниже, но зачем оставлять лишнего свидетеля преступного деяния, «затеянного» Хрущевым? Это настолько не логично, что обе версии как Ю. Мухина, так и Е. Прудниковой, просятся в одно и то же место — в урну, поскольку обе эти версии есть ни что иное, как «оса №б».
Впрочем, дадим еще раз слово Е. Прудниковой, которая пытается упорно доказать недоказуемое:
«Но кто-то из вышестоящих должен был приехать ночью на дачу, хотя бы для того, чтобы морально поддержать охрану — а то еще, того и гляди, с перепугу местную «Скорую помощь» вызовут. Но кто же мог быть этот другой? Ответ напрашивается сам собой: тот единственный человек, который мог приказать охраннику поднимать или не поднимать шум, его прямой начальник, министр госбезопасности Игнатьев, заговорщик. Его выслушал и выполнил приказ полковник Лозгачев, заговорщик. Потому что если бы он не был таковым, то не сидел бы он в 1977 году и не рассказывал Рыбину свои воспоминания, а тихо лежал бы себе на кладбище рядом с полковником Хрусталевым. Он или был заговорщиком изначально (а что тут, собственно, невозможного? Его могли запугать, подкупить, наконец, завербовать), либо стал им тогда, когда понял, во что втравил его начальник охраны и что с ним будет, если он не войдет в число заговорщиков. Игнатьев должен был приехать на дачу и еще с одной целью: согласовать все версии «очевидцев», чтобы не было разнобоя в показаниях. Был ли он один? Или же с ним приехал и тот «некто» из партийной верхушки, который стоял во главе заговора — не Игнатьев же, в самом деле, заваривал всю эту кашу. Естественно, приехал и «сам», которому тоже нужно было единство показаний, чтобы, упаси Бог, ничего не заподозрил Берия, противостоять назначению которого на пост министра внутренних дел они уже, по-видимому, не могли».
Кто же этот «сам»? — И тут Е. Прудникова приводит некое соображение:»… Если отбросить хрущевскую сказку о том, что все тряслись от страха перед грозным вождем, то удовлетворительное объяснение этому (почему «Четверка», потолкавшись в помещении охраны, не полюбопытствовала даже, как там выглядит вождь, «под которым подмочено», и преспокойно разъехалась по домам. — А.К.) может быть только одно: они уже видели Сталина в таком состоянии, поэтому им было неинтересно. Когда они могли его видеть? Для этого есть только один отрезок времени: ночь на 1 марта, и видели они его, приехав вместе с Игнатьевым по вызову охраны, а может быть, никуда с дачи не уезжая. Зачем же они приезжали в воскресенье? О, это очень просто — прозондировать обстановку и посмотреть, надо ли уже вызывать врачей или можно еще потянуть время? Потянули еще, потянули, сколько могли…». Каково?! Агата Кристи отдыхает!
— Так кто же это «ОНИ», которые могли увидеть недееспособного вождя, даже — «… никуда с дачи не уезжая?!» Так ведь это вся пресловутая «Четверка», и никак «отлучить» от нее ни Л. П. Берию, ни кого-нибудь другого не получается. В этом-то и наивность версии Е. Прудниковой: Берия как бы ничего не знал и не видел до утра 2 марта, а тут он у нее то «толкается» вместе со всеми соратниками в помещении охраны, то даже еще не уезжал после непродолжительного обеда у вождя. И рот, противореча сама себе, Е. Прудникова делает свое итоговое заключение.
«Резюмируя все эти рассуждения: как развивались события? Вероятней всего, Сталину стало плохо в ночь на 1 марта. У нас нет оснований утверждать, что ему «помогли» умереть, поэтому будем считать, что это было кровоизлияние в мозг. Охрана, как и было положено, доложила по инстанции, на дачу приехали Игнатьев, врач и либо Хрущев, либо он же с Булганиным. И тут в мозгу Хрущева родился гениальный экспромт: если время так дорого, то пусть оно работает на сталинскую смерть. Велели охране не поднимать шума, либо, обманув ее, либо открытым текстом приказав тянуть время, а может быть, обманув Хрусталева и сговорившись с Лозгачевым… Утром Хрусталева сменил Старостин — для него тоже что-нибудь придумали. (Кстати, а Лозгачев что — не сменялся?) Потом приезжали проконтролировать ситуацию, днем — Хрущев и Булганин, ночью, вероятно, Игнатьев и Хрущев — его сын вспоминает, что отец в тот день дважды уезжал из дому, один раз ближе к вечеру, а второй раз ночью и вернулся где-то под утро. И лишь утром, когда тянуть уже больше было нельзя, сообщили остальным и вызвали врачей.»[84]
В такой интерпретации версия Е. Прудниковой совершенно нежизнеспособна. В «заговоре», идея которого якобы экспромтом возникла в мозгу Хрущева, как видим, «задействован» уж очень широкий круг участников: «Четверка» в полном составе, Игнатьев, доктор Смирнов и вся охрана. Как удержать в секрете такую «взрывоопасную информацию» в течение столь длительного времени. И самое «слабое звено» заговорщиков — это охрана. Да они сразу же поделились бы этой информацией, как минимум, с Василием Сталиным, который, после общения с охранниками, тут же взвился со своими обвинениями в адрес соратников отца, назвав их убийцами. А ведь и на самом деле они с ним чем-то поделились, поскольку Василий знал всю подноготную обстоятельств, предшествующих смертельному заболеванию своего отца. Но вот какой информацией они с ним поделились и почему это не вызвало естественную реакцию по их немедленному уничтожению (ведь какое-то расследование обстоятельств смерти Сталина, наверное, все-таки проводилось)?
Это один из тех вопросов, ответ на который приблизит нас вплотную к разгадке таинственных обстоятельств, сопутствующих «загадочной» смерти Иосифа Виссарионовича Сталина. Тех обстоятельств, которые доподлинно были известны лицам охраны, но, тем не менее, позволили им «спокойно» дожить до 1977, знакового для разгадки обстоятельств «таинственной» смерти Сталина, года. Мало того, что они дожили до этого «знакового» года, они, после совещания-инструктажа, организованного А. Рыбиным, «понесли» такую откровенную чушь («легенда Лозгачева»), что вот уже более 33 лет целая армия «исследователей» никак не может связать концы с концами (то есть «свидетельства» Хрущева и «Охраны»).
Глава 8
БЕРИЯ И ХРУЩЕВ — СМЕРТЕЛЬНАЯ СХВАТКА ЗА ВЛАСТЬ
Как видим из вышеизложенного, наиболее «загадочной» личностью во всей этой истории, связанной со смертью Сталина, является Л. П. Берия. С какой страстью «берияфобы» обвиняют его в убийстве Сталина и во многих других смертных грехах, с такой же страстью, но, на наш взгляд, более последовательно и аргументировано «берияфилы» доказывают прямо противоположное: что не мог Берия участвовать в каком-либо заговоре против Сталина, поскольку он был «верным и надежным учеником вождя». Мало того, вождь бережно «выращивал» в лице Берии своего преемника. «Берияфилы» упирают более всего на то, что у Берии не было мотивов для убийства Сталина. Е. Прудникова, наиболее последовательный сторонник версии, что Берия и в мыслях не мог допустить какую-либо крамолу в отношении Сталина, пишет:
